Покои Айлы всегда были убраны со вкусом, а сейчас добавились трогательные детали: резная колыбель с синей бусиной от сглаза (чужих здесь нет, но лучше пусть будет), небольшой сундук с младенческой одеждой из мосульского муслима и египетского хлопка, которая поражала своим размером: невозможно поверить, что живой, настоящий человек бывает с куклу. Можно было выцепить взглядом в обстановке и несколько нарядных изящных вещиц, которых не было здесь раньше - подарки для молодой матери.

Новорожденная мирно бодрствовала в муслиновых пеленках у матери на руках. Ясмин коснулась пальцем середины крохотной ладони.

- Какая она милая. Похожа на ясную предрассветную звезду. Она принесла в дом свет и радость, наша звёздочка Айдилек.

Пальчики цепко обхватили её палец, и хоть племянница ещё не умела фокусировать взгляд, но сосредоточенно сморщила лоб и уставилась большими голубыми глазами перед собой, как будто знала разгадку всех секретов мира.

Девушка вздохнула.

- Что же мне делать, абла? - обратилась она к невестке, - Я в ужасе: я так надеялась, что все это протянется долго, во всяком случае, уже после битвы… Но матушка настроена серьезно, всем ясно, что это последние смотрины, отец доволен. Перечить им сейчас, высказать все, что думаю? Так сильно расстроить отца в такое время? Разгневаю родителей, они Махди откажут. Они ему откажут! А промолчать ведь нельзя, помолвку огласят. Не успею оглянуться, как меня выдадут замуж и все будет кончено. Придется сказать, что я не хочу. Не послушают родители, я поговорю даже с самим Кюршадом и в лицо ему скажу, что не буду его женой. Я не побоюсь, - она решительно свела тонкие брови и поджала губы.

Айдилек пошевелилась, одобрительно причмокнула и состроила такую уморительную гримасу, что её юная тетка рассмеялась, несмотря на то, что её лицо было затуманено волнением.

- Совет хорош. Я так и поступлю.

Запах кофе - глубокий, плотный, горьковатый, звучал гораздо приятнее бахура. Он звучал землей после дождя, жареным миндалем и молочным лесным орехом, пах мягкой шерстью, осенним листом и каштаном, разгоряченной кожей, ванилью, а напоследок чем-то сладким, вроде расплавленного сахара. Как один аромат вмещает в себе столько? Так же, как вмещает человеческое сердце. В этих нотах не было ничего от прохладного спокойствия. В них был знойный ветер, горячий шепот, смелые прикосновения. Кофе как чувства: его никак нельзя передержать на огне, а если напиток остыл, то невозможно вернуть прежний вкус.

Шуршали зерна на жаровне, шуршали слова поверяемой тайны.

Лилась в чашку тягучая темная струя. Рядом стояло молоко, никому пока не приходило в голову добавлять его в кофе, и лежали сладости на небольшом блюдце.

- Готов твой кофе, абла. Пей на здоровье. А я пока подержу девочку, освобожу твои руки. Давай ее мне.

Осторожно взяла, мурлыча под нос песню, приникла лицом к младенческой макушке.

- Наша Айдилек мёдом и молоком пахнет. Нравится тебе слушать, цветочек?

Новорожденной сегодня везло. После матери ей досталась ещё одна колыбельная, юная тетка с удовольствием качала ее на руках, мурлыча под нос.

Албанские слова текли непривычно и необычно. Старая арберешская колыбельная, которую пела дочерям Шехназ-хатун, мало походила на огузские старинные напевы.

Ни-на-на, красавица моя.
Спи-усни, мой маленький бутон.
Повзрослеешь ты - и ярко расцветешь,
Высокой и изящной станешь непременно,
Няньки тебе уж станут не нужны
И на сторону своё отдашь ты сердце.

Ни-на-на, засни, цветочек мой,
Пока ты на руках моих лежишь.
Пока моё лишь сердце
Ты маленькой рукою забрала.
В полях при матери молочный жеребенок
С губами как из бархата. Не торопись взрослеть.

Нехир-хатун, супруга чауша-баши (главного церемониймейстера дворца), носителя серебряной булавы Халиля-паши была женщиной скромной, простой и не великой любительницей собраний женского столичного света, иншалла. Во-первых, она была родом из бедной и простой семьи столичного муэдзина. Её супруг, немолодой вдовец, которому в первом браке господь детей не дал, а гарем он считал излишеством, не смотря на статусность, за пышностью не гнался -ему этой пышности и важности на службе хватало, женился на простой девушке надеясь на тишину, скромность и уют в своей семье и не прогадал.

Во-первых, Нехир-хатун сделала его многодетным отцом, выносив и родив ему семерых детей, наполнив его дом детским смехом, топотом ножек и возгласами -
Тише, дети, тише! Ваш папа устал, куда вы ему на спину лезете! Он вам не лошадка! Ай, Халиль-джаным, неужели ты все-таки лошадка? Джаным, они тебе спину переломят, что ты делаешь! Ну хоть на ковер заползай, Бурак-вихрь, что ты по полу на четвереньках!

Во-вторых, жена оказалась хорошей хозяйкой и Халиль-паша зажил той комфортной жизнью, когда муж не знает, откуда что берется и знать не хочет, доверив управление домом жене и возвращаясь с своей не легкой службы, возвращался в уют и личную свободу, подобную своим любимым удобным домашним чувякам, которые двадцать лет не менял, предпочитая отдавать сапожнику латать и подшивать.

Нехир-хатун быстро с мужем поладила, брак получился дружным и спокойным и, несмотря на разницу в возрасте, средневековая формула «Сперва брак, а потом, если повезет, любовь» вполне сработала в мирном семейном варианте. Машалла, им повезло! Побольше бы наш  любимый папочка бывал дома, и это все для полного счастья. Все остальное у нас есть.

Но, статусной женщине совсем в своей раковине не закрыться. Каждая статусная мама обязана жить в свете ради детей. Нахир-хатун нашла баланс, активно занимаясь благотворительностью: Хвала Аллаху, добрые дела и репутации способствуют, и мне по душе, и не обязывают меня все время с нашими хатун  встречаться. Не то, чтобы я их не люблю, нет, я их очень люблю. Но от разговоров устаю быстро.
И посещая то, что необходимо, ограничилась узким кругом близких подруг для удовольствия общения.

- Не так быстро, Касымпаты (хризантема)-ага, я запыхаюсь, и предстану перед хозяйкой дома растрепанной -попросила Нехир-хатун семенящего по коридорам покоев Мехмета-реиса евнуха. Нехир-хатун придерживала полу сиреневого вытканного золотыми листьями шелкового платья, обмахиваясь веером из перьев. Роды сделали её фигуру полноватой, но в общем, почти не состарили -ранние браки делали турецких мам взрослых детей достаточно молодыми. Черноглазая, черноволосая Нахир-хатур не была красавицей, но была вполне миловидным воплощением представления турецких мужчин о женской привлекательности.

Сегодня визит к Шехназ-хатун был венцом долгих дипломатических переговоров, намеков, визитов, бесед за чашкой горько-ароматного кофе. Свершилось! Обе хатун договорились о помолвке их детей: сына Кюршада и дочери Ясмин-хатун. Иншалла -эти юноша и девушка украшение Стамбула, объект восхищения, вожделения и зависти многих статусных портийских семей! Им бы таких невесток и зятьев! И вообще, статусность к статусности, Нахир -хатун при всей своей скромности детям скромной доли не желала.

Нахир-хатун окинула взглядом сына, одобрительно щелкнула пальцами (жест одобрения), подмигнула: не робей! Вперед и вступила приемную харемлика. Гостья склонила голову и присела в приветствии:

- Салам -аллейкам, дорогая Шехназ-хатун! Цветете, роза моя? -незаметно окинула взглядом: хороша! -Позвольте вам сделать скромный подарок от меня и от моего сына Кюршада-пашазаде.

Вперед шагнул сопровождающий гостей евнух: на атласной подушке лежала книга в тисненном сафьяновом переплете с золотыми пряжками и жемчужной обнизью.
- "Семь приключений Хатема", неведомый персидский автор, в турецком переводе. Роман умный и интересный, читать увлекательно, дать дочерям прочитать не стыдно. Надеюсь, вы с удовольствием проведете за чтением досуг, дорогая хозяйка! Я не большая любительница суфийской мудрости, мне чем книга занятней, тем читать приятней. Но книга, при всей занятности, умная.

Отредактировано Тень (2023-08-13 21:23:12)

Аллах разумно уподобил жизнь человека лестнице - от рождения и далее. И если человек не дервиш, то помолвка - закономерная и ожидаемая ступень. Юный сын Халиля-паши никогда не был обделен женским вниманием, никакие строгие нравы молодости не помеха. Жаркие взгляды и искренние улыбки большеглазых гречанок и албанок в мейханах, и быстрые  влажные взоры из-под чаршафа на улице, и тайные жаркие встречи... К тому же, надо сказать, Кюршад не разделял склонности отца к аскетизму. Тому, может, и удавалось поразительным образом лавировать между высочайшей должностью и желанной простотой. А вот сыну его нравились изящные кони, оружие дамасских мастеров, одежда из златотканной парчи - во всем этом отлично разбирался молодой османец. Научился не только любить жизнь, но и со вкусом прожигать ее, коль предоставится возможность.

Успел за свою двадцатилетнюю жизнь и повидать мир: как с палубы галер, что возили его на греческие острова, так и в походах, из седла. Хотя султан действительно не был таким завоевателем, как его отец Сулейман и дед - Селим Грозный (в его честь и назвали в свое время нынешнего повелителя), но юноше в этом возрасте негоже не понюхать пороху. Мужчиной не становятся на мягких перинах.

Ему открывалось хорошее будущее. А очередной ступенью к этому будущему для примерного мусульманина и верного слуги династии служил никях и союз с достойным семейством. Семья Мехмета-паши подходила как нельзя лучше.

Не слишком высокий, но хорошо сложенный, с широкими плечами, стройный, с темными бровями и высокими тюркскими скулами, молодой османец одет был сегодня в серебристую парчу, а его чалму украшало несколько небольших, но изящных страусиных перьев.

Склонив голову со спокойным достоинством прекрасно воспитанного человека, он учтиво приложил к сердцу ладонь с парочкой довольно дорогих перстней.

- Сердечно благодарю вас, Шехназ-хатун, пусть будет благословен ваш дом.

Гости опустились на мягкие подушки.

Нехир хатун с очевидным удовольствием опустилась на атласные подушки, лучше сидеть чем стоять, иншалла, супруга чауша баши села скрестив ноги, коротким касанием кистей, собранных в щепотку, чуть подтянула стянувший при посадке бедра лиловый шелк платья, оценила новый персидский настенный ковер с райскими птицами: Муж и сын корсары, красивые вещи в этом доме появляются раньше, чем в султанском дворце. Понизив голос и склонив голову к хозяйке, гостья поделилась новостью:

- Слышали новость, дорогая Шехназ-хатун? Гевхерхан-султан устаивает поэтический турнир между знаменитым Бакы, пошли ему бог здоровья, он радует наши сердца и души и каким-то никому не известным поэтом, говорят, он беглец из Испании, насильно обращенный в христианскую ересь мавр, перешедший в истинную веру. Он бежал из Альпухарры, участвовал в восстание за истинную веру, его вывез наш Улуч Али-паша. Шепчутся, что он дивно как талантлив и хорош собой.

Булем-хатун, супруга капыджылара кетхудасы, рассказывает, что поэтическое состязание будет на широкую ногу, с роскошным обедом, большим денежным призом, мы с вами и ещё несколько дам приглашены посмотреть из тайного окошка харемлика, Гевхерхан-султан женщина свободных взглядов, её ещё великий дед поругивал, за то, что она в саду открывает лицо -Нехир-хатун ещё понизила голос и прыснула – её супруг, Пияле-паша, ещё больше пожелтел, но не от кофе, а от досады. Султанша расточительна, а наш Пияле-паша скуповат.
Ах, дорогая моя хозяйка, шавваль прошел, но люди хотят забыться и отодвинуть тревоги перед битвой. Скоро заговорят барабаны, совсем скоро, а пока пусть поют лютни и кеманчи и в кофейнях поют поэты.

Нахир-хатун осеклась и замолчала: в комнату вплыла тонкая девичья фигурка, укрытая одеждами от макушки до ступней. Но разве можно скрыть девичью грацию, если девушка грациозна? Для этого её надо одеть в цилиндр, машалла!  Лёгкие струящиеся складки очерчивали изящную фигуру, подобно волнам водопада, пояс подчеркивал тонкую талию. Покрывало из легкой кисеи закрывало одной большой полосой хорошенькую головку, другой полосой лицо до глаз, затененных длинными ресницами, скромно потупленных вниз, сквозь прозрачную ткань кисеи розовел нежный рот. Тонкие руки держали нелегкий бронзовый поднос с дымящимся кофейником, чашками и блюдом с золотистыми печеньями-лодочками так непринужденно, будто это легкая корзинка с цветами.
Грациозно ступая, девушка подплыла к гостям, не поднимая взгляд.

- Храни тебя Аллах, доченька -склонила голову в приветствии супруга чауша-баши – Да какая красота! Печенье так и просится в рот -невозможно на него вот так просто смотреть. Да у тебя золотые ручки, умница!

Отредактировано Тень (2023-09-12 20:42:35)

Кюршад, как положено жениху, предоставил возможность вести беседу матушке да предполагаемой теще. Как водится, женщины хвалили друг друга и сплетничали о придворных развлечениях. А сам пашазаде не стал скромничать и отдал должное печенью, вышедшему из-под лилейных ручек его нареченной. Всё складывалось недурно - хорошенькая девушка, очень приличная семья, умение вести дом, очаровательная теща, которая знает толк в поэзии. Правда, невеста показалась ему слишком худой.

- Но она же ещё почти дитя, родит сына - округлится, - думал сын чауша-баши. В том, что Ясмин хочет произвести на него самое приятное впечатление и угодить столь видному жениху, юноша, разумеется, не сомневался. Мать девушки снова рассыпалась в похвалах ее кулинарным талантам, а он учтиво дополнил реплику будущей тещи:

- Смелость похвальна. Я разделяю ваше любопытство. Однако лично я из поэтов нашего времени предпочитаю Мухибби, - тонко усмехнулся сын Халиля-паши, - А вот печенье выше всех похвал.

Холеная рука наследника чауша-баши горделиво коснулась подбородка, украшенного изящно подстриженной по последней моде идеально ухоженной бородкой, а в глазах жениха, черных как кофе, мелькнуло некоторое самодовольство. 

Ожидая, пока девушка разливала густой огненно-горячий кофе, темный, как ущелье в горах под Измиром, Кюршад вспомнил старый обычай. Невеста своему желанному жениху подавала сладкий кофе, сладкий, как лукум. Тем самым выражала согласие и обещала полную взаимность. Он не сомневался: ради него Ясмин расстарается так, что ему придется вместо кофе хлебнуть приторно-сладкой жижи. Но напиток должен был стать знаком любви, и ради такого случая молодой человек готов был принести эту жертву.

Отредактировано Кюршад-бей (2023-09-20 21:06:03)

Кюршад понимающе кивнул и потянулся за ложкой. Старательно размешивая сахар (как он был уверен), он многозначительно улыбался. Аккуратно поднеся к губам изящную чашечку, молодой человек сделал небольшой глоток... Его глаза удивлено расширились, а губы скривились, словно пашазаде хлебнул уксуса. Чуть кашлянув, он вернул сосуд с премерзким содержимым на блюдце. Промокнул платком губы. Со сдержанным достоинством обратился к обеим дамам:

- Уважаемая Шехназ-хатун и вы матушка. Вы, кажется, недостаточно хорошо договорились. Наша невеста, похоже, совсем не хочет становится женой, во всяком случае, моей. Вот, матушка, - протянул сын чауша-баши чашку с остатками кофе своей матери, - можете сами убедиться, как нас тут потчуют. Попробуйте кофе, что сварила Ясмин-хатун: сомневаться не приходится.

Он не привык становиться посмешищем, а роль оставленного прямо на сватовстве жениха в его глазах была комична. Такого удара по самолюбию ему, пожалуй, никто еще не наносил: это было видно по чуть побледневшему лицу и поджатым губам.