По лицу молодой женщины мелькнула тень, нижняя губка разочарованно выпятилась вперед в свойственной лишь ей одной гримаске. Она тряхнула головой и темные, чуть припудренные локоны, выпущенные спереди, последовали за поворотом ее головы. Мягко взлетели и тут же опять опустились на плечи.
- Я вам было поверила, а вы шутите, Генрих, - с упреком протянула внучка Франциска, - Да и шутка, признаться, сегодня не слишком удачная, так и знайте. С кем-нибудь другим я бы охотно посмеялась, но вы-то умеете пошутить куда лучше и мне это давно известно, потому от вас не смешно, право слово.
Хотя мне нравится ваш настрой. Хватает сил острить, значит, хватит и на то, чтобы продолжать бороться.
Маргарита снова поднесла к лицу шиповник, вдохнула его тонкий запах.
- Так вот: если в следующий раз вы скажете чистую правду, а я не приму ее всерьез, пеняйте на себя.
А что еще она могла ответить? Представьте себе, дражайший читатель, что вы оказались в Древнем Риме и вам вдруг доносят свежую новость: Катон Старший, тот самый, который просыпаясь и засыпая, принимаясь за завтрак, обед и ужин упорно твердил "Карфаген должен быть разрушен", вдруг воспылал чувством к сестрице молодого Ганнибала Барки (думается, именно в его честь был назван несчастный Коконасс, чье грозное и героическое имя безутешная Анриетта считала столь подходящим,) и готов взять ее в жены.
Представьте, что в цветущей Флоренции в разгар гражданской войны кто-то из ярых гвельфов сватает девушку из гибеллинов.
Представьте, что царевич Ахилл, который со своими мирмидонянами, как мы хорошо помним, стоял за ахейское союзническое войско, увидел спутницу жизни в сестрице своего врага, троянского царевича Гектора, например, Лаодике или Поликсене, в общем, какой-нибудь из дочерей Приама.
Слишком сильное сравнение для простого дворянина, конечно, много чести. Однако примерно с той же долей вероятности Маргарита могла оценивать то, что заявил ей муж.
Вы скажете, что брак между католичкой и гугенотом совсем другое дело и такие союзы, несмотря ни на что, встречались весьма часто*. И будете правы, но только стоит учесть нрав означенного счастливца. Молодой Обинье вовсе не относился к лояльным кальвинистам, он не давал себе труда скрывать свое отношение к мессе.
Кивнула на большую шкатулку с резной крышкой, где изображены были сцены из Одиссеи:
- Я начала собираться в дорогу. Не хотела брать много, только самое необходимое, но матушка сживет нас с вами со свету, если сочтет, что мы недостаточно счастливы возвращению моего драгоценного брата.
Правда, знай Маргарита в тот момент, что лодка с ее людьми и багажом окажется на дне Роны, унеся с собой два десятка жизней, она отказалась бы ехать вовсе. А покамест чувствами королевы руководил только неприятный червячок опасения. Да, приходилось признать: она боялась встречи с братом. Знала, что Генрих злопамятен, при этом ни в чем не считает себя виновным. Ему, конечно, уже давно доложили о роли, которую его сестра сыграла в интригах, причем далеко не на его стороне. Оставалось только ждать, насколько его гнев будет смягчен лаврами победителя и исполнением его амбициозных желаний. Молодая королева знала переменчивый нрав Анжу и очень даже допускала, что одно ничуть не помешает другому. Его наверняка смягчили бы объятия возлюбленной, с которой он так давно не виделся и которую, как Маргарите прекрасно было известно, забрасывал из Польши пылкими письмами. Она даже видела эти письма лично. И всё бы ничего, но и здесь краковского беглеца поджидали два щекотливых обстоятельства. Во-первых, Конде, муж Марии, бежал в Германию. Конечно, тем самым он избавил от своего присутствия, что приятно. Но только вот если у брата имелись намерения освободить мадам Конде, чтобы сделать своей супругой, то без согласия мужа и в его отсутствие придется вывернуться наизнанку, чтобы раздобыть папскую буллу для признания недействительным католического венчания, потому что пара венчалась дважды, по протестантскому, а затем, чуть позже, по католическому обряду. Их обоих тоже заставили сменить веру. Второе обстоятельство было еще неприятнее. Мария носила под сердцем дитя. Ребенка от законного супруга, зачатого ровно в то время, пока Анжу изнывал в своей почетной ссылке в обществе бородатых поляков. А для влюбленного мужчины, да еще такого собственника и ревнивца, принять это довольно нелегко и сей досадный раздражающий факт мог привести новоиспеченного короля в настоящую ярость. Вкупе со всеми трудностями, которые ожидали его здесь, для Маргариты это серьезно увеличивало шанс попасть под горячую руку. И хотя она собиралась стойко перенести бурю, но на встречу новому королю не спешила.
Скрытый текст
*Это действительно так. Супруги договаривались между собой: бывало, что жена принимала веру мужа, бывало, оставалась при своей, но все потомство крестили в вере супруга. Иногда детей делили пополам - сыновей воспитывали в вере отца, дочерей - в вере матери. Или же муж от щедрот отдавал на откуп младшего сына и удовлетворялся тем, что старший, наследник, будет исповедовать одну с ним веру. Чего только ни бывало. Вспомним хотя бы рассказ славного Мушкетона из романа мэтра Дюма. Слуга Портоса исчерпывающе поведал, как отец вырастил их с братом в разной вере и что из этого вышло.
- Подпись автора
Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.