Д'Обинье позволил своей собеседнице отстраниться, однако весьма неохотно, и это ярко отразила богатая на мимику гасконская физиономия и говорящий взгляд. Пришлось принять эту обоюдную необходимую меру. Пальцы их разомкнулись медленно, как расходится треснувший лед на реке после суровой зимы, одной из тех, какие бывали в те далекие времена, когда однажды замерз даже Босфор, гордость османцев. Руки разомкнулись, зато на губах Агриппы остался пряный вкус поцелуя, а на запястье и где-то в груди - тепло.
И еще он мог сколько угодно любоваться хлопочущей хозяйкой комнаты. Нежные скрипичные линии девичьего тела совсем не скрывал струящийся рокетти, скорее наоборот. Так что гасконец наблюдал больше не за действиями нашей барышни, а за ее движением, как смотрят на водопад.
Кувшин встал на столе солидно, как чопорный вельможа. Добротный, пузатый, гордый своим положением и своим содержимым. Конечно, проще всего отбить горлышко кинжалом. Собственно, так хорохористая молодежь обычно и поступала, если приходилось пить вино, которое возили с собой, причем пить не из фляги и не из открытого кувшина, куда оно только что попало из бочки. Вот и у Агриппы бывало. Не всякий раз, конечно, но частенько. Правда, сейчас этот эффектный и несложный способ не годился, нехорошо гробить имущество. Придется попотеть с пробкой, но это и хорошо. Тройная польза: отвлечься, оказать помощь Изабель, которая так прелестна в своей заботливости, и наконец, сделать доступным основной ингридиент будущего гипокраса.
- О, это мы сейчас сделаем, - охотно отозвался молодой человек, сердце которого радостно екнуло на такое нежное обращение.
- Значит, отец закупорил? Тогда задачка как пить дать непростая, знаю я руку наших старых воинов не понаслышке. Они все делают как следует, чтобы уж наверняка. Но если ты, Изабе, постоишь рядом и будешь вдохновлять, то вполне по плечу. Не первый раз. Во всяком случае, попробуем, - пообещал Агриппа, называя ее имя на близкий обоим гасконский манер и отплачивая ей таким же "ты". Только сейчас оно звучало вовсе не так, как во время зубоскальства.
Задачка и впрямь не самая простая, но, благо, до изобретения спасительного штопора никому в голову не приходило загнать пробку до конца, кроме разве что жертвы кораблекрушения. Часть ее все же оставляли снаружи. Иначе не вытащить, разве только внутрь затолкать, а это значит испортить благородный напиток крошками.
Агриппа встал, чтобы было сподручнее, достал кинжал и для начала срезал сургуч вокруг горлышка, а затем с верхнего торца и обнажил пробку.
- Так, вот она, милашка. Ну-ка...
Примерился, взялся свободной рукой за горлышко покрепче поверх салфетки, поставил лезвие концом в середину пробки, покачал, чтобы вошло, и пару раз хорошенько стукнул ладонью по рукояти. Подалось. Клинок был крепкий, из тех, которые спасают жизнь, а не служат украшением. Стукнул еще. Лезвие углубилось. Вот теперь можно. Доверенный Беарнца осторожно, с усердием и выражением школяра, который грызет особо твердый гранит науки, начал поворачивать кинжал, дюйм за дюймом, время от времени перемежая поворот покачиванием. Шло и правда, мягко говоря, туговато, дай Бог здоровья и многих лет почтенному господину барону. Закупорил как урну с прахом, вот силища-то! Хорошо же доставалось от него в свое время испанцам.
- Мне эта пробка напоминает благостную старуху, которой внуки пытаются рассказать, как сейчас люди живут, - со смешком поведал он, пыхтя от усилия, которое понемногу приносило плоды, - а та, бедная, противится что есть мочи, скрипит и кряхтит, что в ее время такой срамоты знать не знали.
Пробка была упряма, как сто ослов и просто так сдаваться не собиралась. Но еще никому не удавалось переупрямить гасконца, а потому она капитулировала и с характерным чпокающим звуком подалась и оказалась у него в пальцах.
- Готово! - заявил Агриппа, раскрасневшийся, с бисеринками пота на лбу, но довольный и гордый, как принесший на плечах добычу к очагу охотник.