Vive la France: летопись Ренессанса

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » 1570-1578 » L'est » Муж и жена. Тенедос, май 1572 года


Муж и жена. Тенедос, май 1572 года

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

Действующие лица: Селим-бей, Айла-хатун

0

2

В медных напольных подсвечниках горели свечи. Курильницы давно перестали источать ароматный дым: пашазаде не любил, когда чадно и слишком тяжело дышится, тем более в весенние месяцы. Его слуги хорошо это знали и давно привыкли соблюдать меру в ежевечерних приготовлениях ко сну.

Стефан промокнул влажные, слегка потемневшие после хаммама волосы своего господина, снял с его плеч халат. Младший сын Мехмета-паши поднял руки и с помощью ловкого серба вниз по обнаженному телу скользнула тонкая хлопковая гёмлек, рубаха с искусной вышивкой на вырезе, сработаной руками дочери Энвера. Знак уважения.

Двое евнухов беззвучно скользили по устилавшим полы коврам, проверяя масло в масляных светильниках, дабы те не погасли раньше, чем того пожелают.

Верный Мустафа принес серебряный кувшин с салепом, тягучим молочным напитком.

- Я рассчитываю увидеть тебя утром, Мустафа. Если и не появится ещё никаких новостей по нашему делу, мне в любом случае нужно будет с тобой поговорить.

На подносе, укрытые сверху чистым полотенцем, лежали сладости и фрукты.

Небольшая комната, отражаясь в большом венецианском зеркале (свидетельство происхождения хозяина дома), будто удваивалась. Однако свет, спокойный, чуть колеблющийся, будто отделял ту, несуществующую комнату полупрозрачным занавесом, как если бы то был иной мир.

Селим, бросив взгляд на себя в зеркале, поправил на плечах накидку без рукавов из бурсийского полушелка. Чистый шелк дозволен в исламе только женщине и считается неподобающим сынам пророка.

- Скажи госпоже, что я ожидаю ее, - негромко обратился он к одной из скользящих будто тени фигур и отпустил кивком всех остальных.

+2

3

- Нет-нет, Мехтаб, мне самой хочется уложить волосы как мне нравится.

Супруга турецкого посла в ожидании приглашения на хальвет прихорашивалась в отведенных ей покоях алжирского элами.
Белоснежная рубашка из тончайшего полотна мягко скользнула по нежно-смуглому, чуть полноватому, но пропорциональному и упругому телу с плавными скрипичными изгибами, вполне соответствующими представлениям османов о прекрасном.

В фаянсовую ванну – предпочтения хозяина венецианца, было добавлено лишь пару капель розового масла - Селим-бей не жаловал сильное увлечение благовониями и Айла усвоила, что женщина хорошо пахнет, когда ничем не пахнет кроме чистоты. По этой причине волосы были вымыты чистой водой без традиционных отваров. Большие карие глаза, с подведенными сурьмой веками в вечернем свечном освещении казавшиеся антрацитово – черными.

Хатун накинула шелковый халат  с вытканными по синему полю атласными алыми маками, скрепила серебряной пряжкой пояс, ножки в шелковых шароварах нырнули в мягкие домашние туфли с блестками и хатун была готова. Осталось лишь уложить волосы: нет-нет, Мехтаб, я сама.

В общем, портийские женские прически, поддерживаемые диадемами и обручами при всей их тщательности и красоте были просты, куда проще вычурных взбитых и переплетных множеством лент причесок христианок - диадемы и обручи все упрощали.

Движения черепахового гребня по смоляным блестящим прядям будто ласкали и успокаивали. Нет сомнения, что муж после долгой разлуки призовет на ложе, они молоды, давно не виделись и скучали чувственно и телесно, но кто знает? Пока муж не призовет, жена не будет спокойна в ожидании.

Айла уложила густые волосы в узел на затылке, укрепила прическу золотым эгильетом (заколка-брошка) бабочкой с кроваво-красным рубином, увенчала прическу диадемой с синими сапфирами и приготовилась ждать приглашения на супружеское ложе. На пороге маленьких покоев, называемых мозаичными из-за инкрустированных венецианской мозаикой стен, возникла невысокая полная фигура.

- Господин ждет вас, хатун, - сказал, кланяясь вошедший, приложив руку к груди.

- Иду, Нергиз-ага, - откликнулась хатун, накидывая на голову покрывало из красной кисеи.

Проследовав за евнухом по коридорам с стенами и арками из шлифованного известняка, освещенными пристанными факелами, Айла вошла в комнату с мерцающими светильниками, шагнула в круг света, встретилась с ласково-удивленным, как в свадебную ночь взглядом серых глаз и склонила голову в поклоне-приветствии:

Ас-саляму алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракятух, Селим-джан (Мир тебе, милость Аллаха и Его благословение). Салам, мой родной.

Отредактировано Айла-хатун (2023-05-04 18:22:26)

+2

4

Где-то в ночном мраке сада или даже за его пределами, тишину разодрал пронзительный и скрипучий кошачий вопль. Коты делили территорию, а может бились за самку. Пашазаде, который стоял у полуоткрытого окна, скрестив на груди руки, почувствовал, что этот ничего не значащий и такой естественный звук вызвал в теле легкую дрожь. Трудно представить момент более неподходящий, но память именно теперь услужливо подбросила голоса из прошлого, совсем недавнего, прошло лишь несколько месяцев, но вместе с тем невероятно далекого.

-  Что за шрам на лодыжке? Почти не видно, но если вот так, то можно почувствовать.

- Это? Играла с кошкой, от нее памятка.

И серебристый смех, будто рассыпались и зазвенели мелкие монеты.

Мы бы сказали сейчас, что Селим резко отвернулся от окна, однако он был обут сейчас в мягкие бабуши, стопы тонули в мягком ворсе ковра, и весь разворот пришелся на голову и плечи.

Будь второй сын Мехмета юнцом, не умеющим управлять собой, ему понадобилось бы время, чтобы вынырнуть из неуместного впечатления и оттолкнуть ненужный подарок памяти. Однако он уже несколько лет как перешагнул ту грань, за которой ты берёшь поводья в свои руки и если чувству, как дикой кобылице, приходит в голову взбелениться, ты либо натягиваешь эти поводья до предела, либо используешь каблуки и хлыст. Любым способом подчиняешь себе. Тому же учит и османское воспитание с самых нежных лет. Нет ничего важнее выдержки.

В ответ на стук в дверь снаружи его голос прозвучал даже спокойнее обычного.

- Да. Войдите.

Несколько лет назад, сидя на низкой тахте напротив матери за беседой о его будущем, Селим высказал ей в ответ на вопросы лишь одно желание: подле него должна быть не родовитая одалиска, а спутница и соратница. Он будет ценить ум больше внешности. Однако Шехназ-хатун не стала переоценивать юношескую мудрость и зоркость. Знала: кто бы что ни говорил, а мужчина видит глазами.

И сейчас её сын, действительно, надолго задержал на вошедшей взгляд.

Айла не была уже хрупким, газелеподобным созданием, какое он увидел когда-то при первой встрече. Она и тогда была хороша собой, а спустя время эта яркая, броская красота оказалась красотой махрового цветка.

Истинная османка, эта женщина понимала, что находясь за пределами страны, её муж действует на благо султаната. И лишь когда по возвращении они встречались лицом к лицу, в карих глазах под темными стрелами ресниц можно было прочесть всё и даже больше.

- О моем ожидании можно сложить поэму. Бекленти-наме*, - говорил антрацитовый взгляд, - Но пусть эта поэма не рифмует между собой горькие упреки. Пусть она будет исполнена светом встречи.

- Добро пожаловать, - ответил пашазаде, - проходи, хатун.

Шагнул навстречу, коснулся губами высокого женского лба, потянул за скрывавшее волосы покрывало, чтобы видеть шелковистое богатство цвета воронова крыла. Мягко взял двумя пальцами за округлый нежный подбородок.

- Тебе приходится ждать порой месяцами. И ни единой жалобы в письмах. Когда читаю от тебя весть, я вижу между строк только достоинство и глубокое чувство. Я восхищаюсь силой твоего духа, Айла.

Скрытый текст

*Бекленти - ожидание, наме - поэма (тур.)

Отредактировано Селим-бей (2023-05-07 15:16:39)

+1

5

Айла приникла к мужу всем истосковавшимся роскошным телом, с ног до груди и замерла, закрыв глаза и запрокинув голову. Розовый рот её был полуоткрыт, поблескивала чистая и ровная полоска зубов.
«Все так, мой супруг, все так. Мне надо быть мудрой и сильной, как Шехназ -хатун, чьи серые глаза так похожи на твои. А мудрость — это умение терпеть и принимать ситуацию. Но знаешь, что, мой милый?  Эти рабыни-джерийе, эти маленькие черкешенки, сербки и болгарки, с черными и русыми волосами, карими и серыми подведенными глазами, юные, с только оформленными твёрдыми яблочками округлых грудей, мягкими щенячьими животиками и звонкими голосами -эти птички заваривающие кофе и застилающие постель льном и шелками -эти маленькие пестрые птички делят эту постель с тобой по одному жесту твоей руки или призыву евнуха, так? Это в их прелестные черные гривы ныряет как в омут твоя ладонь, властно запрокидывая их головки и затем прижимая их личики к твоему нагому животу.  О, ты был деликатен, ни одна из них не прислуживала сегодня, но ведь они не далеко, так?

Но ещё опасней эти женщины Европы, продающие в гаремах драгоценности и косметику, караимские и венецианские еврейки-киры в многослойных шелках и расшитых золотом и бисером шапочках: ученые, уверенные, свободные, острые на язычок, не опускающие глаз перед мужчинами. Там, где ты, много таких женщин, да,  Селим? А моя задача ждать, терпеть и быть мудрой. Только знаешь, Селим? Мудрость уменьшает жалобы, но не страдания».

Где-то за окном дышал океан, в саду томно и страстно орали коты.
- О, Селим-джан, самое важное, чтобы корабль возвращался в свою гавань после всех странствий, а для этого надо, чтобы в гавани всегда горел фонарь на маяке. Твой маяк всегда горит, дорогой супруг.
Она обвилась руками вокруг его шеи и прижалась горячим влажным ртом к его губам.

Отредактировано Айла-хатун (2023-05-08 22:29:09)

+2

6

Если где-то и возможен союз огня и воды, то этот союз поименован женщиной. Она - пламень душевный и телесный, но и утоление, ибо как глубокая река забвения, бесследно погружает в свои воды всё.

Искра порождает искру, а губы дочери Энвера были на вкус как миндаль. Вежливый поцелуй сменился требовательными и неподдельно жаркими.

- Бисмилля, пусть Аллах пошлет нам ещё одного сына.

Слетели на ковер разноцветные шелка, как оперение птицы-Симурга. Круглились и смугло розовели женские плечи над соскользнувшей с них белой тканью сорочки.

Если сон подобен маленькой смерти, то разлука подобна живой воде, если сразу не убивает. Тогда она действует животворно и воскрешает то, что за годы может погубить привычка. Так устроена человеческая природа и это ещё одно проявление мудрости Всевышнего.

Изведанный и законный плод расстояние делает новым и сладким, природные желания - жгучими и глубокими. То, чем ты владел, становится твоим вновь, будто после завоевания. И это новое завоевание заставляет кровь закипать, а сердце звучать громче. Да и кого не тронула бы эта искренность, этот влажный зовущий взгляд, эта жаркое кольцо обвившихся рук, эта дрожь гибкого юного тела, эта тончайшая шелковистая кожа, пылающая от ответных прикосновений, эта нежная грудь, что открывалась в низком расшитом вырезе сорочки томительно и безо всякого стыда, ибо не может быть стыда между супругами наедине - полная и высокая грудь женщины в самом первом расцвете своей молодости, но уже познавшей материнство.

Селим не успел даже разрушить плетение волос: потянулся было жадной ладонью, ибо это право мужчины, но невольно остановил руку, чтобы ещё несколько мгновений видеть мерцание украшений в мускусно-темных кудрях, как ночью смотрят на звезды.

Не успел, ибо здесь порыв захлестнул обоих и спустя миг он уже уронил ту, чью гордо посаженную голову украшало это убранство, в мягкие подушки на широком ложе.

Расстояния и месяцы исчезли, как следы в пустыне сдувает знойный ветер и засыпает новыми волнами песка.

+2

7

-Бисмилляхи-рахмани-рахим.  Во имя Аллаха. О Аллах! Защити нас от шайтана и защити от шайтана то, что ты даруешь нам.

Она прижалась к его щеке нежным пылающим лицом, влажными от счастливых слез ресницами. Черноволосая голова, в блеске синих сапфиров тиары и жемчужных нитей, перевивших густые косы упала в подушки. Она не сняла украшения и не распустила волосы. Это было капризом Селима: оставлять на жене при свиданиях драгоценности: золотые и жемчужные ожерелья, браслеты, покачивающиеся сережки с рубинами и брильянтовой россыпью, мерцавших и блиставших на смугло-розовой коже, подобно уборам порфирородных византийских цариц.

Глаза её потемнели, рот был полуоткрыт, она дышала глубоко и часто.
- Ах, Селим – мягкий женский смех – Ой, Селим-джан. Осторожней, грудь, Селим…Я ещё кормлю Айдилек…Грудь нагрубает… осторожней, моя душа, больно…А впрочем нет, не будь осторожен, иди ко мне. Не бойся сделать мне больно- мне сладко, Селим
И она прижалась к нему всем телом, обвила руками, ощущая прикосновение его гладко выбритой щеки, вдыхая аромат его чистой кожи и густых русых волос. Она так долго его ждала! Она так истосковалась по его ласкам и его телу!

Весь мир с звуками, красками, запахами расплылся, стал нечетким, неясным и неосязаемым, Айла ничего не чувствовала кроме биения его сердца у своей груди, его дыхания на своем лице и томительно сладостной тяжести его тела.

Женщина отстранилась, повернулась лицом вниз, привстала опираясь на локти и колени.
- Да будет все, что, будет между нами сегодня, угодно Аллаху. И пусть между нами будет так, как угодно мне, и пусть все, что угодно мне, будет  угодно господу, я так по тебе соскучилась, мой любимый муж! Иди ко мне, я тебя доставлю как конь Бурак пророка на седьмое небо, мой дорогой.
За окном шумно и задумчиво дышал океан, заливалась в саду хрустальной трелью ночная птица и серый туман заволакивал остров Бозджаада.

Отредактировано Айла-хатун (2023-05-13 02:49:41)

+2

8

Для мужского самолюбия нет ничего слаще двух вещей. Первая это приветственный гул толпы по возвращении с поля брани с победой. Вторая - срывающийся с женских губ вздох на ложе, когда тебе известно, что эта женщина по своей воле преодолела путь по суше и морю, чтобы оказаться рядом и не пожалела ни своего нежного тела в тяжкой дороге, ни даже плоть от плоти, детей.

Воистину, верность подруг подобна витражному стеклу в церквях кафиров: свет преломляется и превращает для них земное в райский сад. И разве ты не видишь обратного превращения в сердце своем, когда жаркий шёпот, льющийся в твои уши, пока женское тело плавится на простынях под твоими руками, спустя ничтожно краткое время расходится с делом? И никто не язвит самолюбия сильнее, чем та, что по своей воле покидает тебя, когда ты просишь остаться.

Айла, взлелеянная в семье как любимое дитя, обладала нравом гордым и никогда не была бессловесной покорной супругой. Однако дерзнув вот так явиться, она в очередной раз доказала свою верность, в которой, впрочем, никогда не было сомнений. А такая верность умягчает душу, подобно воску и вряд ли что сравнится с этим даром. Пашазаде умел ценить дары по достоинству.

Летняя безветренная полночь, темный плотный бархат, лесной мёд, оттенком близкий к меди, выдержанное вино, такое густое, крепкое и терпкое, что когда откупорил бутыль, запах винограда через несколько минут заполняет комнату целиком, один выпитый бокал развязывает язык, второй заставляет огнем пылать щеки, а третий делает нетвердой походку. Таковы были объятия дочери манисского дефтердара.

Один искал забытье, другая изливала томительных полгода ожидания. Религия пророка не приветствует излишний пыл, но теперь оба, будто двое молодых животных, совершенно забывшись, дарили друг другу утоление, в котором давно нуждались.

Сплетались и размыкались пальцы, метались по жемчужно-серой глади простыней, беззастенчиво сминая их, шелковистые женские бедра, жадно подаваясь навстречу особенно смелой ласке. Алчно скользила мужская ладонь по каждому изгибу, будто вбирая в себя и запоминая на случай нового расставания. Мягкая постель покорно поглощала, принимала то широкую спину, то изящную и узкую, женскую.

Оба знали, что у них впереди вся ночь, но молодость с ее бурлящей в жилах кровью не умеет утолять самый первый голод размеренно.

Палило солнце и таяли снега, обрушивались с гор камнепады, срывались с небес отжившие звёзды, гладь океана шла волнами и превращалась в гладкое зеркало. Разлетались, взметались искры и меркли.

Голова молодого османца лежала на влажном женском плече, веки чуть подрагивали, прикрывая чуть затуманенные глаза унаследованными от матери ресницами, а палец наощупь неспешно, ласкающе очерчивал путь по нежной щеке хатун.

- У меня много подарков для тебя из Европы. И кое-что я даже привез сюда. Думал передать через отца, но доволен, что смогу сделать это сам. Я выбирал их так, чтобы они были достойны тебя.

На покрытом ковром сундуке рядом с постелью и впрямь стоял подготовленный ларец. Ждал той минуты, когда пройдет совершенно непреодолимая приятная истома и до него можно будет дотянуться.

+2

9

Его сердце стучало у сердца Айлы в унисон раз-два-три-четыре -стучало сердце, а за окном вдали вздыхал океан -раз, два, три…Раз -он начинал дышать ровнее, поцелуи становились уверенней, два – Айла больше не слышала плеска моря, в ушах отдавались только быстрые непрерывные толчки её собственной крови, три -два тела впивались друг в друга как в поцелуе в вечном ритме, сотрясающем мир.
Айла не была смиренной и покорной, вознаграждая себя за долгие месяцы ожидания и терпения, она сама направляла ласкающие её мужские руки, то вставая на колени и изгибая спину подобно кошке, то падая ниц, она наслаждалась страстью как хотела она, побуждая мужа следовать за ней, вместо того, чтобы покорно следовать за ним, как подобает хорошей жене.  Обычно мудро-сдержанная супруга бея, на сей раз непокорная и горячая, в блеске сапфиров диадемы, кровавых огоньках рубинов в раскачивающихся как маятники серьгах, с блестящими карими глазами она была подобна византийской аристократке-стратигиссе, во всем её багряном блеске жены начальника-стратега.

Она упала, обессиленная в бисеринках пота, осыпавших смугло-розовое тело, лицом в шелковые подушки.

Притихшая, замерла в благодарных объятиях супруга, насыщенная утоленной страстью, как сухой песок водой. Действительность медленно возвращалась к ней, комната с ореховыми балками и настенными орнаментом обретала четкие очертания. Мысли возвращались как голуби в голубятню. «Надо, чтобы Селим не расставался со мной. Детям нужен отец, а мне нужен муж. Нет, не так. Мне нужен мой возлюбленный рядом со мной, тогда у детей будет отец. Чтобы я протянула руку во сне, а он рядом. Вот так. Но это он должен сам захотеть». Айла протянула руку, погладила густые влажные волосы мужа.

- Спасибо, родной. Я тоже тебе привезла подарок, джаным. Вернее, много подарков. Серебряные украшения из Стамбула, целебный бальзам из Манисы, кое-какие книги. Тебе будет интересно, я через маму обеспокоила супругу нишанджи -паши (секретаря султана), он обеспокоил послов, да и сам он любитель коллекционировать книги. Кое-что по математике, отец оценил,  персидские стихи и, ты будешь смеяться: «Жизнеописание Сайфа, сына царя Зу Язана" (арабский эротически -авантюрный роман 14-го века), все в тисненых сафьяновых и бархатных переплетах, золотое тиснение, иллюстрации дивные. Папа смеялся: ну ты уже замужем, тебе такое читать полезно, Айдилек ещё маленькая. Главное, прячьте от неё подальше, когда она вырастет и читать научится. А то, ты когда добралась ребенком до моей библиотеки, такого начиталась…

Айла поцеловала мужа в ямку над ключицей и поднялась с ложа.
--Комната для омовения там?

Отредактировано Айла-хатун (2023-05-22 01:13:17)

+1

10

- Книги это особенно кстати: чтение отвлекает, когда после десятка писем голова как медный котёл. Тогда приятно будет взять в руки твой подарок и полистать. Ты знаешь мои вкусы, спасибо.

Пашазаде смотрел, как его собеседница, подобрав под себя маленькие босые ступни, рассматривала безделушки с присущим всем женщинам любопытством. Мужчины в свою очередь охотно наблюдают со стороны за тем миром, который скрыт от них, как лицо берберки. Лишь изредка создаёт иллюзию, что в него можно проникнуть.

Венецианское зеркало, изящные гребни, которыми удобно чесать густые тяжелые волосы, кружевные платки, низка из дорогого муранского стекла, перемеженного полыми ажурными бусинами искусной работы. Будто колдунья прикосновением превратила в серебро лесные цветы и травы, а затем узкими ладонями с длинными пальцами скатала из них маленькие звонкие шары. Хочешь носи на шее, хочешь на руке или укрась щиколотку. Набор склянок с какой-то косметикой, что совершенно неизвестна дочерям Востока. Султанша Нурбану - по рождению венецианка, но добрые мусульмане и без того считают её ведьмой. Потому дабы угодить своему повелителю и показать, что полностью приняла традиции своей новой родины, она, как говорят, использует только хну и кайал. Селим видел только глаза султанши, густо подведенные так, чтобы казались миндалевидными.

Потом, после омовения, он сам разлил салеп по бокалам, снял покрывало с подноса со сладостями. От молочного напитка чуть тянуло корицей. Очень кстати: несмотря на сладковатый вкус, он хорошо утоляет жажду и не приторный, как большинство шербетов.

- Ещё не успел остыть, - прежде чем пригубить самому, Селим протянул жене.

- Расскажи, как вы жили. Письма не заменят живую речь. Да и всегда есть то, о чем не напишешь, верно? Мне интересно знать всё. Дочь так выросла… Я помню её совсем беспомощной, а сейчас она уже начинает ходить. Айдилек очень красивая, растёт похожей на свою мать, - пашазаде провел пальцем по бархатистой женской щеке, - И жизнь складывается так, что я не видел её первый шаг, - с горечью заметил он, - И многого ещё не увижу. Это плата за то, чем я занимаюсь, мы оба знали, что так будет. А Баязид меня поразил. Ты сама с ним выбирала то, что он будет декламировать? Как чисто и правильно он звучит по-арабски и латыни, я так горжусь им!

Как родители, как остальные домашние? Прошла ли рука у Ясмин? Не осталось на коже шрама? Бедняжка, это был сильный ожог.

Двое старших сыновей уже давным-давно вышли из-под родительской опеки, однако у Мехмет-паши и Шехназ-хатун еще оставался младший. Фариду уже исполнилось пятнадцать. Спокойный, рассудительный и глубоко чувствующий юноша, по складу характера больше Ферхад, чем дели, но при том вполне выносливый. Высокий, хорошо сложенный, после нескольких дней охоты он всегда возвращался в приподнятом настроении, довольный, пропахший лесом и с горящими глазами. И разумеется, как всякий в его годы, он во всех смыслах рвался за непокоряемые горизонты.

Нармин и Ясмин, две певчих птички этого дома, гордость и постоянная забота матери и сокровища отца и братьев, довольно скоро уже должны были из гнезда выпорхнуть, а потому пользовались (и наслаждались) общим вниманием, как пользуются два солнечных луча. Они будто дополняли друг друга: одна хрупкая, пшеничноволосая, будто вся из алебастра, с большими голубыми глазами, похожая на рисовый стебель, вторая - бойкая, ниже сестры ростом, с лисьим чуть раскосым взглядом, кожей цвета молока и россыпью крапин на носу по весне.

+1

11

Айла, усевшись на круглые розовые пятки, перебирала подарки мужа:
- Ты тоже знаешь мои вкусы -кивнула хатун, пересыпая из ладони в ладонь сверкающее искрами разноцветье стеклянных бусин -сколько я сделаю из них сеток для волос, себе и девочкам, вышью пояса тебе и моим двум аби, разошью платьица Айдилек и вообще…и ожерелье, и браслет — вот сюда, на щиколотку, сплету с атласными лентами. Ой, спасибо тебе, прелесть какая!
Айла взяла из рук мужа прозрачный с ажурными рисунком армуд, отпила глоток пряного молочно-сладковатого напитка:
- Мммм, вкусно. Мой любимый напиток. Джаным, да ты бери-бери мамино варенье! Вот то, золотистое с лимоном и апельсином. Оно с кислинкой, самое то к салепу! Зря что ли, мама варила, а папа от Манисы до моря тащил! Сейчас не сезон фруктов, но кто же остановит Эсме-хатун, если она что задумала. Обычно его с имбирем варят, но мама не жалует в цитрусовые имбирь, говорит, не зачем фруктовый аромат имбирем перебивать.
На счёт того, что я сыну выбирала тексты, ты мне льстишь. Мое дело его книгами обеспечивать, а учили они с лала, Ибрагимом-челеби. Ты же знаешь, читаю я много, но все больше арабские и персидские романы про героев и любовь. Но вот записки Цезаря мы с сыном вместе на латыни читали, это да.

Что касается близких… -Айла сделала глоток салепа – что касается близких… Фарида я видела три месяца назад, перед отъездом в Манису, он жив-здрав и у него свои интересы, в таком возрасте парни больше с друзьями близки, чем с домашними. Но так…все хорошо. Учится, родителей, невестку и племянников любит.

Так…отец в море, а вот Шехназ -хатун приехала вместе с Ясмин и Нармин в Манису, они сопровождали султаншу, нанесшую визит сыну. Ты же понимаешь, Селим, что у Нурбану-султан были поручения для венецианских послов переданные моему отцу и кое-какие поручения мне. Все живы -здравы и прелестны, цветут и благоухают – и султанша, и Шехназ-хатун, она похорошела и занята новым вакфом -строит больницу и хочет затмить всех благотворительниц прошлого. Нармин… -неопределенный жест рукой…- Ну Нармин резвая и прелестная как белочка, шалит, поет, целует всех, кого любит, а любит она всю родню…Она ещё ребенок. Ясмин. О, Ясмин! Она задумчива, о чем-то грустит, замирает мечтательно за вышивкой…Она взрослеет. Возраст у неё такой. Рука -да, все в порядке с рукой. Маленький белесый шрам, но Махди ибн-Джабир говорит, что все пройдет и следа не будет- и спохватившись, что ляпнула лишнего, исправилась -я имею в виду, что Махди-челеби сказал это в Стамбуле, когда лечил руку Ясмин.

Совсем пока никому не надо знать об обмене письмами между адъютантом и доверенным лицом капудана-дерья и юной дочерью адмирала Мехмета. С надежным поверенным,  курьером дипломатической почты, вместе с письмами капудана Али-паши в Стамбул, Мехмету-реису с приложением объемной пачки писем от алжирских родственников и друзей стамбульским. В те времена письма шли с оказией и их адресовали через статусных лиц: больших чиновников, герцогов, принцев, пашей. А эти знатные господа вежливо и добросовестно распределяли письма по городу с своими курьерами.  Письма от Махди вполне невинные, но и этого достаточно чтоб головы не сносить всем участникам.
Махди ибн-Джабир, тридцатилетний синеглазый загорелый бербер, корабельный врач, корсар и адъютант Улуча Али-паши, герой Лепанто, командир артиллерии командного флагмана Аль-Бахт. Если бог сотворил людей из глины, то Махди ибн-Джабира господь отлил из золотисто-смуглой бронзы в часы особенного творческого вдохновения. Высокий, прекрасно сложенный, с чувственно- полным красиво очерченным ртом и ярко-синими глазами, правильными чертами овального лица с твердой линией подбородка, прекрасный бербер полностью подтверждал теорию, что если средиземноморец красив, то он очень красив. Немало женских сердец было разбито от взгляда синих глаз, но Махди оставался сдержанным, предпочитая море и в часы досуга уединение с книгой веселым пирам. До тех пор, пока…

Пока сопровождая Али-пашу, он не посетил в Стамбуле дом Мехмета-реиса и там не встретился с его юной дочерью Ясмин, которая в садовой беседке в обществе невестки и сестры изобретала духи, экспериментируя с комбинациями ароматических масел, полученных путем перегонки на аламбике, и нечаянно плеснула горячее масло на запястье. На крик поспешили все, кто был в саду и Махди не раздумывая выплеснув, из графина щербет, приложил к пылающему ожогу лед, сорвал с головы чалму и, встав на колени, забинтовал девичью кисть, поднял взгляд, встретился взором с заплаканными синими глазами со слипшимися от слез ресницами и…Сами берберы о себе говорят: Мы из того народа, который умирает от любви…С тех пор Махди умирал от любви и тоски по синим глазам. И где-то в Стамбуле юная сестра Селима тосковала по синим глазам.
Но, мои терпеливые слушатели, и так сказано много, поэтому Айла прекращает дозволенные ей речи и передает нить повествования своему супругу.

Отредактировано Айла-хатун (2023-05-28 12:11:10)

+1

12

Османец отставил свой бокал в сторону.

-  Махди сказал в Стамбуле?

Сопоставить в уме оказалось несложно.

Пашазаде хорошо помнил, как несколько месяцев назад приезжал в Стамбул посмотреть на новорожденную дочь и отпраздновать с семьей это событие.

Помнил шорох листьев под ногами и пронзительный крик сестры из другой части сада.

Хотя слуги ежедневно проверяли кусты с палками в руках, все перепугались, что мог объявиться какой-либо ядовитый гад и ужалить. Разумеется, бросились на голос в отгороженную для женщин часть сада. О приличиях в такие моменты не вспоминают.

Помнил перепуганные лица Нармин и жены, инстинктивно прикрытые краем платка при появлении мужчин. Их сбивчивые объяснения. Помнил заплаканные глаза Ясмин и ее дрожащие от боли и внезапной обиды губы.

Подумал тогда: как кстати, что здесь оказался именно Махди и что руки бербера могут лечить так же умело, как и держать оружие. Все закончилось благополучно. Однако закончилось ли? Видимо, нет.

Случайная оговорка Айлы, ее чуть отведенный в сторону взгляд. Странные перемены в адъютанте капудана, который уже какое-то время словно закрылся, подобно створкам раковины.

Привычка уже позволяла молодому дипломату видеть в людях нечто, не всегда заметное постороннему глазу. Разговаривая с бербером, сын Мехмета-паши уловил что-то в его взгляде, интонациях, смягчении или, напротив, ужесточении черт лица. Что-то недосказанное и явно глубоко задевшее, хотя он умело это скрывал. Но они не были так близки, чтобы нарушать деликатность и переходить границы.

Селим мягко взял жену за округлый подбородок. Поднял её лицо так, чтобы заглянуть в её глаза.

Внезапная догадка вспыхнула в мозгу, как искра.

- В Стамбуле ли? Что там происходит? Рассказывай, Айла. С Махди мы приятельствуем, ты знаешь. И я чувствую в нем странные перемены. Они с Ясмин в переписке? - предположение почти невероятное по своей дерзости, но...

- Это моя сестра. Я как брат должен знать. И поверь, из всех домашних лучше знать именно мне. Если ты пообещала молчать, я как муж, разрешаю тебя от клятвы. Говори.

Отредактировано Селим-бей (2023-07-23 22:02:02)

+2

13

Маленькие ушки Айлы вспыхнули ярче рубинов на серьгах-подвесках. Ай! Она попалась! Шайтан наколи иголками её глупый болтливый язык! Женщина, ты попалась. Попалась как бабочка в сачок. А, впрочем, хатун за годы супружества узнала своего мужа. Именно его личные качества определили его жизненный путь дипломата: уметь читать чужие мысли по взглядам, мимике, знать обо всех всех, не дав возможности знать о себе ничего.  Айла отвела взгляд.

А ещё её муж умеет быть внимательным и сочувствующим -без этого никак. Если ты не будешь сочувствовать и слушать, с тобой не будут откровенны. Ну что же, вздохнула хатун. Лучше признаться. В лучшем случае, такой союзник могучая поддержка, в худшем, он как минимум, не погубит жену и сестер. Надо быть откровенной. Но не до конца. Промолчать -не солгать, не так ли, Селим-джан?

Молодая женщина собралась с духом и взглянула на мужа снизу вверх. Взгляд больших черных как маслины глаз был щенячье -нежным и молящим.

- Ой, джаным, Махди-челеби не то чтобы писал...Он не писал...вернее да, писал. Ибрагиму-лала, воспитателю Баязида. Они дружат и переписываются. Он интересовался, как заживает ожог Ясмин и давал врачебные рекомендации и это все! -горячо заверила Айла - Ясмин тоже поблагодарила через Искандера-челеби Махди (Айла опять проговорилась, не добавив титулования и имени отца, упомянув адмиральского адъютанта) И один раз после Лепанто он написал Ясмин сам, что жив. Но в письме не было ничего такого -джаныыым, не сердись -Айла молитвенно сложила руки -Ну, джаным, у них да, есть чувства, я тебе правду говорю. Но Махди (снова ляп) и Ясмин ничего такого не сделали, что подлежит осуждению. Ты подумай, джаным. Махди ибн-Джабир не самый последний из людей. Он приемный, но единственный сын почтенного кадия, не беден, он сам всего добился и наш Али-паша любит его и поддерживает.

Ну, джаным, ты вспомни кем был Али-паша и чьей дочерью была его Селиме-хатун. И он всего добился сам. Махди ещё молод и он станет реисом и бейлербеем, и уже скоро! Килыч-паша ему это обещал! Реисом он станет, а бейлербейство завоюет. Ну, джаным, ну пожалуйста, не сердись и не рассказывай это родителям! -Айла сомкнула сложенные ладони в замок и склонила голову.

Отредактировано Айла-хатун (2023-05-30 11:01:28)

+2

14

История умалчивает о том, что было бы, признайся Айла в любое другое время. Но сейчас, размягченный, обнаженный, наедине с женщиной, которой доверял, хрупкой и рассчитывающей на снисхождение, молодой османец оказался застигнут врасплох. Ошеломленный новостью, он убрал руку от лица жены, сдвинул брови, задумчиво запустил пальцы в светлые волосы, затем провел ладонью по лбу.

- После Лепанто? - переспросил пашазаде, - прошло уже столько времени... Так этим отношениям уже много месяцев! - он вновь посмотрел в глаза дочери манисского дефтедара и продолжил негромко и веско, так чтобы каждое его слово попало в цель, - Хатун, ты ведь мои глаза и уши дома, пока меня нет. Я рассчитывал и рассчитываю на тебя. Как ты могла что-то от меня скрывать так долго? Айла! Ты и теперь молчала бы, не проговорись ненароком? Аллах милосердный!

Он тряхнул головой.

- Сестра еще юна, она ребенок совсем. Как можно доверять чувствам неопытного ребенка и подыгрывать ей? Не сделали ничего предосудительного. Да с чего ты взяла, что Ясмин с тобой полностью откровенна и ты знаешь все об их планах? Ответь мне только: если бы ты смолчала, и Ясмин однажды вдруг исчезла из дому, как ты смотрела бы мне в глаза? - он положил ладонь на округлое женское плечо.

- А Махди! Что, хватило смелости лишь писать за спиной у семьи? Прошел Лепанто и при этом не нашел в себе мужества быть прямым и сказать в лицо? Ты мне тут в красках расписала его авансы и надежды на будущее. Думается, если он молчит, так сам, в отличие от тебя, считает, что положение его ещё слишком зыбко, чтобы получить мою сестру и покамест он ей не партия. Верно считает, - гордо и спокойно заключил он, хмурясь, - или у него и вовсе нет честных целей и он лишь тешит самолюбие, вызывая ответные чувства? О, если так и если я в нем ошибался! - прошипел он сквозь зубы и взгляд его потемнел.

Какой старший брат не считает, что лишь калиф багдадский и шах персидский достойны его сестры? Впрочем, нет, шах - шиит, хотя мог бы ради такого случая и отказаться от ереси. Какой старший брат не подозрителен к любому мужчине мира, как сторожевой пёс, лежащий на пороге?

Отредактировано Селим-бей (2023-05-31 00:37:14)

+2

15

Айла опустила взгляд и вздохнула. Ну да, ну да, Махди считает, что покаместь неровня семье реиса. Ну да, на две ступеньки где-то он ниже. Или на одну. Почтенный глава кадията, Юсуф -эфенди, приемный отец ровно одним чином ниже реиса и бейлербея. Он богат, мудр и уважаем, но ровно одним чином ниже. Так что сватовство Махди семью не оскорбит, но и согласия родители не дадут. У Мехмета-паши и Шехназ-хатун честолюбивые планы и амбиции. Молодая женщина собралась с духом и взглянула умоляюще в глаза мужа.

- Селим, я могу не быть правой, но о намерениях просить руки Ясмин Махди -челеби писал после Лепанто. У него была возможность сватать её лично? Нет.  Так что сомнений в честности его намерений мало. Но сейчас -ну чуть-чуть подожди, Селим. Уже готов приказ Али-паши назначить Махди реисом и беем Самоса. Ты сам проверь, джаным, и сам узнаешь. Ну Селим, дорогой, ну не сердись! -проскулила Айла и уткнулась пылающим лицом в обнаженное плечо мужа -ну прости нас, Махди ибн-Джабир не худший из людей, он на пути вверх и вполне достоин нашей семьи. Ах, ну прости меня и Ясмин!  Мы лишь хотели счастья Ясмин, у неё и Махди искренние чувства, сейчас любой другой брак разобьет ей сердце – и Айла тихонько заплакала, поскуливая и всхлипывая.

Отредактировано Айла-хатун (2023-06-01 13:42:16)

+1

16

- Ну хватит лить слезы, довольно.

Молодой человек провёл ладонью по спине жены, по чуть вздрагивающим узким лопаткам под почти неощутимой тканью.

Вспышка гнева уже прошла, но ни в коем разе нельзя было позволить Айле подумать, что и в будущем можно недосказывать. Женщина порой бывает похожа на ребенка: она прощупывает границы и если их не очертить… И здесь нельзя позволить себе слабость.

- Послушай меня. Никогда. Ты слышишь? Никогда больше не смей ничего от меня скрывать, - шепнул Селим в её ухо, отведя темную прядь волос, - Ничего и никогда, если хочешь, чтобы я по-прежнему тебе доверял.

- А с Искандером у меня будет отдельный разговор, сперва в письме, затем лично, когда я окажусь дома. Он лала моего сына, ближайший к нему человек кроме матери. Для меня нет никого, чья служба важнее. Челеби должен быть мне безоговорочно предан. Мне, никому другому. Посуди сама: сегодня он умалчивает о таких важных вещах, потому что связан с Махди дружбой и блюдет его интересы. И он считает себя вправе скрыть от меня, что происходит в моем доме. Кто он такой? А завтра, через каких-то коротких семь лет, когда Баязид станет юношей, когда опека начнет его стеснять, а так и будет, его лала по его просьбе скроет что-то от меня, решив, что так лучше. И слава Аллаху, если это будет мелочь без последствий. Я прощаю его только потому что до сих пор он был безупречен, хорошо исполнял свои обязанности и сын слишком привязан к нему. Но это первый и единственный раз и я как следует дам ему это понять. На второй раз он выйдет из дверей дома и больше не войдет в них. Мне жаль, но безопасность и благополучие сына в разы важнее. Скажу больше, я должен бы сделать это уже сейчас, мне лишь жаль Баязида. Он не так давно отошёл от нянек и перешел под мужскую руку. Для него это будет очень тяжко, а этого я тоже допустить не хочу. Я слишком люблю нашего сына.

Второй сын Мехмет-паши коснулся губами темноволосого виска в знак примирения. Приподнял лицо, все еще уткнувшееся в его плечо. Мягко отер пальцем слезы с заплаканных глаз.

- Не плачь. Я поговорю с Махди. Разберусь во всем, что происходит, я никогда не рублю с плеча. Аллах управит. Да, кстати, что там наша драгоценная султанша? Обычно ее из Константинополя не выманить даже сладким медом, ни на шаг не отходит от повелителя, не уехала с сыном в санджак, как принято, чтобы не потерять влияние. А тут прикатила в Манису. Так соскучилась по первенцу? - с лёгкой иронией спросил османец. Прекрасно знал - Нурбану ничего не делает бесцельно и наверняка откровенничала со своей молодой любимицей.

Потянувшись, взял кусок лукума и стряхнул с него лишнюю пудру.

- Будешь?

Отредактировано Селим-бей (2023-06-02 20:01:43)

+2

17

Айла, всхлипывая, затихала и успокаивалась. Муж поглаживал её по округлому смугло-розовому плечу и его голос становился все тише и ласковей.
- Лукум? Ах, да, конечно – как попугайчик, склевывающий угощенье из рук, молодая женщина захватила розовым ртом прозрачно-белый ромбик в изморози сахарной пудры -ммм, вкусно.

Само-собой вкусно, но в общем хотелось больше маминого варенья, золотисто-прозрачного, с крепким цитрусовым ароматом и кислинкой, лимонно-апельсинового, волнение вызвало жажду. А сладость лукума усиливает жажду. Айла взяла прозрачный стакан-армуд с лимонно-медовым щербетом. Надо теперь быть послушной девочкой, тихой и покладистой. Лукум так лукум.

Мысли под округлым лбом бились пойманными бабочками. «Так, Селим не зол. Вернее, зол, но не чрезвычайно. Счастье, что Махди, во всяком случае, человек достойный и его сватовство не оскорбительно. Надо защитить Искандера-челеби. Так, отцу я его всячески расхвалю, отблагодарю, за мной дело не станет. И надо предупредить Махди, вот прям завтра найти возможность, и предупредить. Пусть он поторопит Али-пашу с назначением. И сразу же сватает. Пусть Юсуф-эфенди пошлет в Стамбуле свата, достойного человека. Кого-нибудь из уважаемых кадиев. И тогда мы опередим Селима. Ну хоть кое-в чем мы его опередим и родительский гнев и гнев Селима будет погашен. Айла, завтра же найди возможность предупредить Махди. Надо чтобы никто не пострадал: ни Ясмин, ни Махди, ни Искандер-лала. И чтобы Махди и Ясмин были счастливы».

Айла вздохнула, успокоившись, после того как выработала стратегию, поправила волосы, выбившиеся из прически. Но тут вопрос мужа, заданный самым спокойным тоном, заставил её вздрогнуть.
Нурбану- султан…В зазеркальном мире, за гладью венецианского стекла, в отраженном блеске мерцающих светильников возник образ прекрасной женщины, осыпанный блестящими плетеными золотыми украшениями и искрами драгоценных камней, черноволосой, с властным взглядом сильно подведенных карих глаз, с кожей нежно-белой как паросский мрамор острова её родины -владычицы мира Нурбану-султан, поскольку это она управляла мужем, управляющим миром и власти у неё было больше, чем у её предшественницы рыжей Хюррем-султан. Той приходилось лукавить с великим человеком и никогда она не подчинила его себе полностью. У Нурбану муж был полностью под её сафьяновой туфелькой по слабости и лености натуры. Подруга Шехназ-хатун и покровительница молодой жены посла Селим-бея, венецианка по отцу, арберешка как и Шехназ -хатун по матери, потомок двух великих родов венецианского и албанского, правнучка легендарного Баффо, адъютанта Скандерберга и двоюродная сестра венецианского дожа. И, поговаривают, ведьма. Поскольку все наложницы султана никогда не беременели, а Нурбану была единственной матерью султанских детей.
- Айла, красавица моя, Али-паша должен договорится с венецианцами по Кипру. А если он не уступит Венеции Кипр, то, ход будет за тобой, дитя мое -зазвучал в памяти мягкий женский голос.
-Нурбану-султан… - Айла протянула руку к прическе -Джаным, Нурбану-султан желает уступки Али-паши Килыча по Кипру. Она действует в интересах своего двоюродного брата, венецианского дожа Барбариго, у них давно своя игра, кузен благодарен и щедр. Она поручила мне – маленькая кисть извлекла из черных локонов заколку в виде ажурной золотой бабочки с большим рубином -каплей -султанша поручила мне, а от поручений Нурбану не отказываются… бабочка подрагивала крыльями на розовой ладони – Нурбану-султан поручила мне отравить Килыча Али-пашу, если он не будет уступчив по Кипру в переговорах до конца.

-

Скандербег, или Георгий Кастриоти (алб. Gjergj Kastrioti Skënderbeu; 6 мая 1405 — 17 января 1468) — правитель княжества Кастриоти (1443—1468), вождь антиосманского албанского восстания, национальный герой Албании, воспеваемый в народных песнях.

+1

18

Пашазаде будто неожиданно прикоснулся рукой к горячим углям.

- Дьявольское отродье! - шепнул он, содрогнувшись от негодования и отвращения. Если бы слова имели силу, где-то там, в Манисе, от одной венецианской ведьмы осталась бы лишь горстка пепла.

- Иншалла, наша султанша истинная патриотка, - губы молодого османца искривились в презрительной улыбке.

Повелитель пригрел на груди змею. Пока калабриец по рождению добывает потом и кровью победы для Порты, венецианка всаживает нож в спину империи в такое время. Сдать Кипр… Теперь, после Лепанто! В интересах кузена, да и славная месть за давние унижения, пока она была рабыней. А что за участь её ждала бы на её драгоценной родине? Незаконная дочь, а европейские нравы совсем не похожи на наши: дети от законных жен и дети вне брака не равны в правах. А в Порте она султанша. Она могла бы, однако, задуматься, что выгодно ей самой сейчас. Ей и империи, которая достанется её сыну, - сын Мехмета пригубил щербет, ибо во рту будто раскинулась пустыня.

Прикоснулся к своим губам тыльной стороной ладони, помолчал несколько секунд и отрицательно качнул головой.

- Но нет, Нурбану не видит дальше своего носа и всячески пытается замарать в крови руки своего окружения. Причем выбирает неискушенные души, будто хочет повязать с собой одной нитью.

Темные тяжелые локоны рассыпались по женским плечам. Селим протянул руку.

- Дай мне шпильку.

Взяв бабочку из руки жены, он чуть пошевелил ладонью. Украшение застенчиво заискрилось. Выглядит так трогательно и невинно… Кто подумает, что внутри таится смерть? Точно как сама султанша, которая снабдила Айлу этой смертоносной безделицей.

- Как тебе только удалось добиться от султанши такого доверия, чтобы она поручила тебе подобное дело?! Всевышний, какая удача. Ты умница, Айла. Однако стоит ей каким-то образом узнать, она воспылает желанием растереть тебя в порошок. Скажи, отец знает?

Ещё не хватало, чтобы в дело оказался втянут Энвер-паша. Их интересы и так порядочно расходились.

Журчал в нише небольшой фонтан, который не останавливал и ночью свою прозрачную струю, убаюкивая тех, кому отводились покои. К тому же супруги говорили тихо, оба привычные к тому, что у стен есть уши. Особенно когда речь о вещах столь важных.

Отредактировано Селим-бей (2023-06-14 01:03:37)

+2

19

Айла задумчиво наматывала темную прядь волос из рассыпавшейся прически. Перспективы султанши вне плена и после плена её беспокоили мало. В конце-концов все зависит от того, каков будет муж. Да и не до султанши ей было.
- Каким образом Нурбану узнает, если ты ей не скажешь, Селим? Или нас слышит кто-то третий? - рассеянно заметила Айла.

Всю сложившуюся ситуацию она уже сто раз взвешивала и обдумывала по пути из Манисы.
-Вот что я думаю, Селим-джан - хатун села скрестив ноги, коротким касанием кистей, собранных в щепотку чуть подтянула стягивающую бедра простынь, окутывающую её фигуру - Вот что я думаю, и полагаю, ты со мной согласен. Нельзя убивать кирве. Любое убийство, если не в бою и не в защите жизни -это грех. А Али-паша кирве Баязида -это тройной грех.

Как можем мы, родители, запятнать руки и души смертью второго отца нашего сына? И за что? За то, что он душой за Порту? За то, что он спас флот при Лепанто и сохранил честь нашего флота? За то, что не уступает кафирам Кипр? Иншалла, он больший мусульманин и осман, чем иные рожденные в исламе, продающие кафирам наши острова за венецианские стеклянные тарелки и стеклянные бусы! 

Это столичные болтуны и их жены болтушки его не ценят. Но мы, мы семья прославленного реиса и отлично отделяем  ценное от дряни. Мы-то можем оценить, что он значит для Порты. Нет-нет, десятки раз шайтаны покушались на его жизнь, но Аллах хранит его ради нашей родины.
Айла покачала головой и поцокала языком.

- Султанша пыталась склонить к переговорам отца, но тот отделался шуткой, что он математик, а не политик, его дело считать, а не юлить. Энвер-паша не интриган и не предатель. Ему переданы кое-какие письма для Хасана-паши от султанши, думаю, тебе надо утром встретиться с тестем. Пораньше. Он вчера не общался ни с кем из послов - ждет тебя, чтобы ты прежде узнал, что пишет султанша Хасану Венециано.

Что касается заколки и Али-паши - Айла сложила молитвенно руки - что касается заколки... Давай подумаем вместе, джаным. У нас на кону карьера Орхана, султанша к нему и к нам благосклонна, поскольку её дочь любит его. Нам нельзя подставлять аби. Брак ему сулит блестящие перспективы и всем нам. Так что давай подумаем, как нам спасти кирве и не подставить под гнев Орхана и обе наших семьи.
Айла понизила голос.
- В гаремах Стамбула жены чиновников и придворных болтают, что посол Генуи очень зол. Понимаешь, Селим? Играя на руку Венеции, мы теряем союзника -Геную, врага Венеции. Так нам нельзя терять кирве. Никак нельзя. Ни нам, ни Порте. Я слышала что у Генуи самый могучий флот после нас. Так что надо выкрутится. Помнишь Сциллу и Харибду из греческих легенд? Тебе придется, джаным, провести нашу тартану Мираж между Сциллой- султан и Харибдой-Венецией -и Айла сделала зигзагообразное движение кистью,  сложенной лодочкой, изображая движение парусника по волнам.

Отредактировано Айла-хатун (2023-06-09 13:28:00)

+1

20

Пашазаде чуть улыбнулся на рассуждения о том, почему именно исполнять преступный приказ никак нельзя.

- Не ценят? Ошибаешься. Не ценить может лишь настоящий глупец, заслуги паши слишком очевидны, их можно пересчитать и нанести на карту. И ей-Богу, перед Аллахом куда лучше быть дураком, чем мелочным ничтожеством. Зависть, - спокойно пояснил Селим, - зависть, хатун. Паше очень многие завидуют. Его имя прогремело и ещё прогремит и многие видят себя на его месте, но не имеют ни таланта, ни внутренней силы. А поскольку он ещё и несговорчив, то недоброжелателей у него всегда будут сотни, а помимо них - десятки настоящих врагов не только среди неверных, но и в одном с нами стане. Однако по счастью у таких людей всегда много близких сторонников. Паша - истинный воин и не так прост. Такие люди могут пасть лишь в результате предательства. И наша цель - помочь Всевышнему. Воплотить собой Его руку и не допустить этого, если мы хотим блага государству.

Но даже не будь этот человек так важен для государства - восприемник моего сына это часть моей семьи. Ты совершенно права. А тот, кто смеет поднять руку на мою семью... - в глазах Селима сверкнул опасный огонь.

- Скорпионы закончат свои дни в масле с собственным ядом, они в конце концов отравят сами себя. Так и будет. И это будет заслуженно. Я могу понять генуэзцев. Ещё бы они не были злы.

- А брак моего брата… - пашазаде усмехнулся, - ну не каприз ли судьбы? Впрочем, Фатьма-султан чиста и ни в чем неповинна. Как и наши с тобой будущие племянники не отвечают за свою бабку. И тут ты тоже права, мы не допустим, чтобы будущему Орхана навредили планы его тещи. И вместе с тем Нурбану должна свято поверить: ты сделала всё, чтобы исполнить приказ. Султанша не привыкла видеть живыми тех, кого она вычеркивает из списка. Она будет сильно разочарована. Уже одно то, что паша не в могиле, вызовет у нее подозрения. Словом, нам нужны обстоятельства, которые тебе помешают. Непреодолимые... - он взял серебряную ложку, зачерпнул прозрачное, как слюда и ароматное варенье и поднес ложку к розовым губам молодой женщины, а затем с удовольствием зачерпнул ещё раз и попробовал кисло-сладкое лакомство сам, - и обязательно при свидетелях, чтобы не было никаких сомнений.

- Восхитительно, - он прищёлкнул языком, - у Эсме-хатун золотые руки.

Отредактировано Селим-бей (2023-06-14 12:39:54)

+2

21

Молодая женщина, вынимая шпильки из волос, кивнула.
- И зависть само-собой тоже - Айла сняла диадему и волна черных локонов антрацитовой лавиной упала по гладкой спине до поясницы - Джаным, оставшийся хальвет будет без украшений, хотя ты это не предпочитаешь. Все время носить диадему и тяжелые серьги и ожерелья утомительно, а я с дороги. Можно? А впрочем, я заменю их на твои подарки -бисер не в пример легче.

Хатун взяла из шкатулки с подарками резную перламутровую расческу и атласные пряди волос заструились между её зубьями.

- Вообще, кирве раздражает многих. Ты заметил, как он упирает: я не турок, я итальянец? Или так: Я не турок, я калабриец -Айла изобразила хрипловатый бас капудана-дерья -Кирве не прогибается под Порту, он Порту прогибает под себя. Ты заметил, джаным, как он якобы не знает турецкого языка и как он якобы неуч?
Женщина взяла из шкатулки бисерные нити и стала вплетать их в косу.

- Оставь в покое Нурбану, мой дорогой. Она покровительствует нашему дому и хочет брака своей дочери с Орханом, она подруга близкая твоей матери. Забудь, нельзя  ругать маминых подруг. Она же так и будет султаншей и будет в почете и власти. Всегда. Нам с султанской семьей ссорится не с руки, не дай бог ты где-то как-то себя выдашь. Мы же в Иран бежать не собираемся?  Кирве мы в обиду не дадим, остальное не наше дело. Семья султана - наши будущие сваты, так что, будем уважительны.

Айла скрепила косу узлом на затылке, сняла тяжелые серьги и браслеты, украсила себя бисерным ожерельем, взглянула в зеркало:

- Ну как, джаным? Все как ты любишь и удобно - бисер такой легкий, его и не чувствуешь. Я думала предупредить кирве и чтобы он изобразил отравление. Но теперь понимаю, нельзя его сейчас расстраивать -у него переговоры. Да и Нурбану-султан поймет, что мы сговорились - молодая женщина слизнула с ложки янтарное варенье, облизнула полные розовые губы -Мммм, дааа, мама если что-то делает, так уж делает. Так джаным, что ты придумал? Я по глазам вижу -придумал. Скажи -что?

Отредактировано Айла-хатун (2023-06-11 10:58:06)

+1

22

- Не забывайся и не поучай меня, Айла, я не Баязид, - коротко ответил на последнее рассуждение супруги молодой османец и добавил к этому короткому внушению острый взгляд.

Лучший и давно известный всем мужчинам способ пресечь  излишнее многословие - поцелуй. Так он и поступил. К тому же то был ответ молодой женщине на то, хороша ли она в новых украшениях.

Оторвавшись от весьма сладких, хотя слишком говорливых губ, он склонился к уху Айлы. На всякий случай, ибо хоть и журчал в комнате фонтан, но никогда не следует пренебрегать осторожностью.

- Надумал, ты не ошиблась. Слушай. Я полагаю, что следует поступить так…

Ночь, хоть и майская, была достаточно длинной. Она вместила и долгие разговоры обо всем, и жаркие объятия.

Уже начинал загораться восток, когда утомленная красавица уснула, а её муж бесшумно вышел из покоев и спустя минуту был уже в соседней комнатушке, где безмятежно посапывал временно сосланный Стефан. Тому все равно пора уже было вставать. Тронул за плечо.

- Просыпайся, засоня. У меня есть для тебя поручение.

У серба имелось большое достоинство : он умел быстро ориентироваться и приходить в себя. Вот и теперь через несколько мгновений он уже способен был соображать.

В двух словах он объяснил верному юноше суть происходящего.

- Присматривай за госпожой буквально с того момента, как проснется и выйдет отсюда. Она способна на безрассудство. Но аккуратно, она не должна понять. Предупредишь меня, если вдруг что.

Эпизод завершён

+1


Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » 1570-1578 » L'est » Муж и жена. Тенедос, май 1572 года