Увеселения в честь прибытия посольства длились до глубокой ночи. Пока весь остров спал глубоким сном, чтобы на утро подняться ещё затемно, как принято в провинциальных местечках, в  саду особняка элами было светло. Как будто во время Рамадана; день поменялся местами с ночью, только с той разницей, что на утро не придется опять блюсти пост. Сотни свечей, десятки масляных ламп и светильников, музыка... Вино лилось рекой. Карагез басом спорил с гнусавым Хадживатом, их потасовки вызывали у гостей гомерический хохот, равно как и непристойности. В труппе нашелся ловкач, который ювелирно переводил всё с просторечного турецкого на итальянский. Танцовщицы в совершенно прозрачных шелках, ничуть не скрывавших их гибких молодых смугловатых тел, плясали на больших барабанах и отстукивали ритм маленькими округлыми ступнями. Показывали свое искусство шпагоглотатели и жонглеры. Необходимо было удивить искушённых венецианцев восточным размахом и хозяину это удалось.

Были соревнования в стрельбе из лука, были матраки. А затем борцы пехливаны, обмазанные с ног до головы оливковым маслом, под звуки зурны, цимбал и барабанов стискивали друг друга в железных объятиях, как два медведя. Зрелище столь азартное, что все, кому посчастливилось его видеть, буквально доходят до исступления, поддерживая одного из борцов.

Большинство гостей добрались до своих постелей лишь на рассвете, а уснули ещё позже. Потому теперь, когда полуденное солнце засматривало в застеклённые муранским стеклом окна особняка, оно застало сонное царство, которое намеревалось ожить не раньше, чем в ближайшие полчаса.

И если не в людской, то, пожалуй, ещё жизнь можно было застать на конюшне. Ржание и пофыркивание, стук копытом о деревянный настил, звуки скребниц и разговоры конюших, которые с удовольствием обсуждали вчерашний праздник.

Среди всех только двое благородных животных были оседланы и ждали своих седоков.

Спустя короткое время два всадника неспешно, шагом выехали в сторону пристани, а сразу же вслед за ними выдвинулся паланкин, который несли слишком уж легко, ибо внутри никого еще не было. Еще одного, третьего скакуна, судя по стати и попоне, для очень знатного седока, наш старый знакомец Мустафа вел в поводу. Казалось, кого-то собираются встречать.

И не зря казалось.

На Тенедос, под османским владычеством именуемый ныне Бозджаада, вот-вот должен был прибыть дефтердар Манисы Энвер-паша. Серьезный чиновник, но Селим ехал к тому навстречу не с официальной миссией. То была миссия родственная. Энвер был его тестем и явился не один. Он привез с собой как раз в это время гостившую у него дочь и внуков, чтобы те повидались. Молодой бей ехал встречать семью.

Небольшая процессия не успела еще дойти до моря, когда раздался гулкий пушечный выстрел. Приветствие. И еще и еще. Итого три. И трижды ему ответили корабли в порту.

- Так рано? Судно уже прибывает. Эй, поторопитесь,  - приказал Селим через плечо, - Не желаю, чтобы паша сошел на пустой причал и потому я нарочно дал нам лишних полчаса. Попутный ветер свежее, чем думалось и корабль пришел раньше. Прибавьте шагу. Брат, чуть поторопимся. Швартовка дело долгое, но нужно соблюсти приличия.

Тонконогому гнедому с красивой посадкой точеной головы хватило короткого гортанного окрика и умное животное перешло на крупную рысь.

Мехмет-реис женил сына, когда тому ещё не сравнялось и семнадцати. Карьера, которая открывалась перед Селимом, требовала, чтобы он был семейным человеком, да и соответственно традициям время уже подошло. Юноша полностью доверился вкусу матери, самой изящной и изысканной женщины из всех, что он знал до сих пор. Доверился не из равнодушия или холодности натуры, но потому что ему казались довольно занятными старые обычаи. Они придавали обязательному и неизбежному событию привкус тайны, будто отсутствие выбора, напротив, дает свободу. Лишь одно он оговорил. Девушка должна быть умна, ему нужна спутница. Спустя пару месяцев он знал, что нареченную, с которой его сговорили, зовут Айла, что она младше на год с небольшим и что она дочь превосходных родителей. Это был выгодный и достойный союз, тщательно продуманный, однако семейная жизнь оказалась вовсе не лишена приятности. Традиционный свадебный убор османки таков, что рассмотреть под ним ничего невозможно, пожалуй, помимо роста. К тому же девушка была из очень хорошей семьи, так что количество ее покровов, расшитых и сверкающих, не поддавалось подсчёту. Зато потом, откинув красное как огонь покрывало, Селим увидел самое миловидное юное лицо с нежным овалом и большими черными глазами, в которых оказалось не меньше любопытства, чем в его собственных. Шехназ-хатун, мать новобрачного, не просчиталась. Молодые остались довольны друг другом.

То была громкая, красивая и веселая свадьба, которую долго помнил Стамбул. Родители с обеих сторон не поскупились и убили таким образом сразу двух зайцев: показали себя городу и польстили собственным детям.

Спустя год Шехназ-хатун уже держала на руках внука с волосами отца и глазами матери. Первенца назвали Баязидом.

Чета виделась нечасто, пашазаде постоянно пропадал в Европе, однако супруги обменивались письмами и время от времени молодой бей все же находил возможность посетить Стамбул, иногда задерживаясь там даже на месяц-другой.

Айла-хатун, как оказалось, обладала живым и острым умом. Ум этот оценил не только ее муж, но и султанша Нурбану. Та приблизила к себе молодую супругу дипломата и меньше года назад даже лично дала имя новорожденной дочери - Айдилек, которую он видел лишь вскоре после рождения, когда нарочно прервал миссию, чтобы оказаться в столице по случаю события.

Вся небольшая семья сейчас была на борту и на берегу их уже ожидали.

Судно причаливало под зычные крики, треск канатов, скрежет якорных цепей и острый запах корабельной смолы смешивался с запахом водорослей и морской соли.

Две жизни. Одна – в которой родился, другая – которую обрел. Однако ростки противоречий не раздирали душу второго сына Мехмета-паши. Напротив, одна дополняла другую, как разнообразие вкусов создает приятное блюдо. Селим свободно сочетал сладкое с соленым. Однообразие утомляло молодого бея, было его личным кафесом. 

Воплощенный в семье, для него сейчас по трапу спускался Стамбул, такой, в каком он родился и с которым испустит последний вздох. С оглушительным шумом Атмейдана, кахвехане или таверны в Галате или, напротив, благостной тишиной сада с фонтаном, великолепием дворцов и причудливой мозаикой неприглядных домов в простых кварталах. Стамбул с почти невыносимой смесью запахов в огромном порту, от которой можно спастись лишь пучком мяты, и с нежными запахами весеннего цветения, которые приносит ветер из многочисленных садов. Стамбул, с Босфором и фасадами особняков над заливом.

За высокой фигурой тестя пашазаде выхватил взглядом летящее женское покрывало, которое, если бы не было так надежно закреплено, играючи сорвал бы морской ветер.

- Паша. Добро пожаловать, вы скоро добрались, мы ожидали вас чуть позже.

Как зять, в знак сыновьего почтения, пашазаде поцеловал протянутую ему руку.

- Здравствуй, бей. Всё дочь, ты же знаешь ее нетерпеливый характер, - усмехнулся Энвер, - уговорила выйти в море чуть раньше. И я подумал, что если она терпеливо ждет, пока ты трудишься на благо Порты, а я могу дать ей эти лишние полчаса и как османский паша и её отец вернуть ей этот маленький долг, то почему бы и нет?

- Добро пожаловать. 

Юный наследник рода, соскучившийся по отцу, с явным нетерпением переминался с ноги на ногу, блестя глазенками, но не вырывал маленькую руку у паши. Знал, что самому кидаться вперед нельзя. Селим подхватил сына на руки. Прижал к себе. Не спуская, отстранил, чтобы посмотреть. 

- Баязид, сынок. Иншалла, ты за эти несколько месяцев так вырос, что я решил, будто рядом с твоим дедом шагает какой-то взрослый воин. 
 
Традиции не ведают жалости, приветствия тоже должны были идти своим чередом. Зато можно было обменяться долгими взглядами через отцовское плечо.
 
Расцеловал в тугие детские щеки. Спустил с рук, чуть подтолкнул в спину:

- Твой дядюшка Орхан тоже по тебе скучал, ступай, видишь, он ждёт.

Молодой бей шагнул вперед, Энвер тактично отошел с дороги.

Традиции строги. Супружеский поцелуй на людях невозможен. Зато можно взять на руки дочь…

- Айдилек! Растешь красавицей. Вылитая мать.

…И одновременно шепнуть пришедшие на ум строки для ее матери, пахнущей тонкой розовой сладостью. Склониться к маленькому уху, украшенному серьгой:

- Ты – Константинополь, семь холмов, хранимый город*,
Эйюб и Галата, Ускюдар и Золотой Рог,
Виноградники и сады, Европа и Азия,
Дарданеллы и Понт Эвксинский, 
Сладость мёда и острота специй,
Журчание фонтанов и источников,
Пение птиц на ветвях
И благословенная тишина. 

Пока принимал на руки теплое младенческое тельце, накрыл ладонью женскую ладонь. Удержал в своей. Долгий взгляд глаза в глаза.

- Здравствуй, джаным. Я рад видеть тебя.

Отредактировано Селим-бей (2023-04-07 22:18:17)