Словно родосские колонны тут и там высились финиковые пальмы. Осенью их плоды щедро усыпят дорожки и будут хрустко лопаться под ногами. Аркады, колонны, изгороди и беседки были увиты пышной зеленью с южными яркими цветами. Предвечерний свет заливал дорожки из розоватого родосского мрамора (Хасан не поскупился, ступать по таким приятно).

Реиса, признаться, трагическая  история тронула не слишком.

- Жестокую шутку сыграл Зевс с беднягой Тифоном, - повел плечом сын Мехмета-паши без малейшего сочувствия к герою мифа, - только человек сам создает себе бессмертие, если сможет снискать славу. А вечная молодость... Что за смерть для воина в теплой постели? Разве достойно? Мужчине подобает сложить голову на поле битвы. Вот и выходит, что вечная молодость тоже обеспечена. А рай, который обещает наша вера, не похож на христианский и обещает не только общение с Аллахом. Боюсь, что Эос проиграла бы гуриям, - Орхан рассмеялся, - Чего ж ещё?

Ровно так представлял свое будущее сын Мехмета. Только все это скрыто за завесой грядущего, а сейчас Орхан был здесь, на земле, живой, по жилам его текла горячая кровь, а рядом с ним - истинное совершенство в женском обличии.

О чём ещё мечтать? Он и не мечтал. Наполнял легкие соленым ветром, что смешивался со сладким запахом цветов. Такое чувствуешь только на острове, что продувается насквозь. Побережье это не то, когда не окружено морем со всех сторон. Орхан дышал полной грудью и наслаждался. Наслаждался обществом своей спутницы и золотым предзакатным часом.

Досаждал только евнух, который неотвязно следовал по пятам.

- Фонтан в той части парка, - махнул реис куда-то в сторону рукой, одинаково привычной держать корабельный штурвал, поводья, ятаган или ласкать кудри женщины.

Но тут Альдина открыла лицо. До того Орхан ее не видел настолько близко, чтобы рассмотреть каждую ресницу и ему показалось, что из-за облака раньше времени вышла луна. Нежная кожа напоминала жемчуг южных морей своим цветом, а глаза - спелые плоды каштана. Но быстро взяв себя в руки, молодой османец снова принял прежний тон. 

- Давайте сбежим от этой обезьяны, что таскается за нами, как хвост за собакой? - шепотом предложил он Альдине, - что за удовольствие гулять, когда спину взглядом буравят и чуть ли не пыхтят над ухом? Без него этот сад куда живописнее.

Куда было тюфяку угнаться за двумя парами молодых и резвых ног. Пухлое, изнеженное бездельем и мягкими подушками тело не приспособлено для бега. Реиса на секунду обеспокоила мысль, не помешают ли юбки его спутнице, однако нет. Та оказалась резвой, как горная серна, так что теперь обоих и след простыл, пусть поищут.

Орхан прислушался. Развел руками ветви кустарника, который надежно укрывал их своей сенью. Листья с тихим шуршанием разошлись, будто он поднимал бархатный занавес. Нет, никого. Расстояния хватит, чтобы никто не побеспокоил.

- Иншалла, ваша дуэнья расторопна как скороход и вынослива как пехотинец. Иначе ей за вами не угнаться, госпожа Камилла, - усмехнулся реис, довольный, что спутница так охотно поддержала небольшую авантюру.

- Бьюсь об заклад, в детстве вы наверняка предпочитали разного рода шалости вышиванию и куклам. Я угадал? - адмирал посмотрел в золотисто-карие глаза Альдины.

Венецианки не носят яшмак, однако даже с открытым лицом ещё пару минут назад перед ним была все та же светская дама. Предлагая этот небольшой побег, он ожидал кокетства, жеманного отказа, но никак не того, что она поведет себя подобно озорной девчонке.

Лукавит. Пашазаде Альдине не поверил.

Не могла тихоня участвовать в  венецианском посольстве, быть хозяйкой салона и участвовать в издательском деле в мужском мире. А ведь христианский мир был мужским ничуть не меньше, чем столь привычный османцу восток. Не могла насмешничать наедине с мужчиной, да ещё и так ловко сбегать от соглядатаев. Однако не стоит спорить с женщиной, если намерен ее добиться, так что старший пашазаде лишь лукаво опустил рыжеватые ресницы, подыгрывая собеседнице:

- Тогда вы противоречивы и двойственны как сама Судьба.

Долгим взглядом смотрел, не отрываясь, как она прихорашивается на фоне цветущего олеандра. Нежная, изящная, как дриада, сестра паши все больше и больше будоражила воображение моряка. И Аллах смилостивился над грешником - с руки Альдины соскочил изящный браслет тонкого золотого плетения. Женщина тут же наклонилась за упавшим украшением, явив взору  реиса тонкую белую шею с темными завитками шелковистых волос. Орхан зоркими глазами моряка заметил блеснувшее в траве украшение и быстро нагнувшись, подхватил браслет. Головы молодых людей сблизились и поддавшись какому-то безумному импульсу, османец потянулся к губам Альдины, крепко зажав браслет в кулаке правой руки. Левая успела коснуться талии венецианки.

Новость о том, что что кошка Нурбану-султан породнилась с котом семьи адмирала Мехмета-паши была встречена дружным хохотом, однако, информацию о близости женской составляющей адмиральской семьи с султаншей заинтересованные лица намотали на усы. Среди прямо заинтересованных лиц был и Хасан-Венициано-паша. Его связь с родиной не прекращалась, венецианская власть была вынуждена с ним очень считаться, а посему хозяин вечера решил окружить вниманием молодого посла, сына адмирала.

Отдав должное сытному и изысканному ужину, при чем от вина не отказались и многие из мусульман, гости вышли в сад. Горящие факелы и светильники разгоняли ночной мрак, на низки столиках, установленных на коврах, были в стеклянной венецианской посуде размещены фрукты и десерты: греческая баклава, алжирская халва, лукум и марципаны, слуги обносили гостей вином и щербетом. Однако, многие из гостей после сытного ужина предпочли прогулки по гравиевым дорожкам среди розовых кустов, вдыхая сладкий и нежный аромат ночных фиалок.
Бейлербей Тенедоса взял под руку младшего сына Мехмета-реиса, направился с ним по садовой дорожке, ведущей к фонтану и рассыпался мелким бесом:

- Ах, дорогой мой гость, уважаемый Селим-эфенди, смиренно прошу вас быть посредником между вашим скромным собеседником и …скажем так, представителями семьи нашего великого султана, да продлит Аллах их дни. Вы знаете, дорогой мой Селим-эфенди, что я имею некоторое влияние в Венеции и в частности, у меня хорошие отношения с байло Кипра, а через него и с Большим советом. Ведь человек никогда не заглушит в себе голос крови и ваш кроткий проситель, посредник и ходатай за моих пленных соотечественников, я ведь и сам хлебнул галерного рабства.

Смиренный посредник и ходатай дипломатично умолчал, что сам со своим флотом, притаившись в бухтах греческих островов, как коршун цыплят похищал своих соотечественников, нападая на торговые корабли Венецианской республики, а затем нагло выкатывал байло помимо выкупа ещё и список желаемого: стеклянную посуду, драгоценности, меха, резную мебель, жемчуг, шелка и бархат, безналоговую пекарню сестре, должность зятю, освобождение из тюрьмы друга детства, посаженного за хулиганство и т.д. Байло и сенаторы крякали, крыли хапугу-ренегата изысканным итальянским матом, но платили, предоставляли пекарню, освобождали из под стражи бузотера и т.д.

- А пока, мой дорогой гость, примите это в залог нашей договоренности – хозяин Тенедоса снял с руки и надел на палец гостя перстень с рубином в россыпи бриллиантов –Это наспех и скромно, но да что под рукой. Клянусь вам, что моя благодарность будет соразмерна услуге. Нет-нет, отказа я не приму. Да и вам человек вхожий в Совет не лишний.
Разговор прервал женский возглас.

- Что это? Сестра? Мустафа! Мустафаа! Ах ты ж, задница ходячая, ты почему, бурдюк с вином, за госпожой не смотришь?

И бейлербей поспешил на крик сквозь кусты роз и травяные газоны, ломая ветки и топча цветы.
- Джами, что случилось? С тобой все хорошо? Орхан-бей, что вы тут делаете?

Отредактировано Хасан Венециано (2022-11-29 17:04:12)

- За птичками она бегает, кошка. А если бы оступилась и подвернула ногу? Что бы мне высказал твой муж? Отправил жену в гости к брату, а она вернулась битая, я Феба знаю. Счастье, что в зупуне так не навернешься, как в этом вашем чертовом дамском колоколе. Ты в порядке? – экс-Антонию осторожно охлопал плечи, талию и голени сестры –вроде все на месте, не обманываешь –и обернулся к спутникам:
- Это несносный ребенок, сколько я за ней в детстве бегал как гончая за зайцем. На первое причастие все родня рассредоточилась по церкви как загонщики. Ребенок бегает по всей церкви, а мы её ловим и возвращаем к алтарю, она вырывается и снова убегает, мы снова ловим. После причастия священника кагором отпаивали, а мы отдышаться не могли.

-Мустафа! Тут твоей вины нет, завтра мой казначей отсчитает тебе сто акче за верную службу. Пойдемте господа! А ты, Джами, впредь больше по темноте не бегай и птиц не пугай. Их, бедных и так музыка и свет пугает. Улетит птичка в море и пропадет. Так что ты осторожней шали, чтобы к мужу вернуться без переломов и синяков.

Вдали раздавались звуки греческой бузуки и лютни.

- Слышали? Это наши островные греки танцуют хасапико (танец античных мясников, дошедший до нас в упрощенном варианте сиртаки). Эгой! Эвое! Без меня не начинать! Кто со мной, господа?

Кольцо, нагретое чужой кожей и теперь обретшее нового хозяина, обхватило палец теплым ободом. Селим повел кистью. Прищурился. Отсветы от факелов, которые уже успели зажечь, отразились в ледяной бриллиантовой россыпи, нырнули в глубокую кровянистость рубина, проникли внутрь, оживили, заставили мерцать ещё насыщеннее. Хорош вкус у бывшего венецианца.

Красивая вещь, может пробудить в любой человеческой натуре алчность, но не способна повлиять на решение мехметова баловня-сына. Мать позволяла тому копаться в своей шкатулке, больше похожей на сундук, выкладывать ради забавы камни (чаще всего отцовскую добычу) по цвету, как игрушки, и тем самым изрядно закалила его взгляд. Перстень, однако, и правда очень хорош, достоин даже шехзаде.

Селим оторвал взгляд от кольца и перевел на лицо Хасана. 

Сладкие, скромные речи ничуть не ввели молодого дипломата в заблуждение. Только новорожденный младенец или слабоумный мог предположить ангела в обладателе этих хищных скул, глубоко посаженных глаз с острым как бритва взглядом, высокого, явно умного лба и дерзкого, нагловатого излома губ. При этом, чтобы понимать этого человека лучше, нужно было знать то, что знал Селим о прошлом бывшего Антонио от лучших мужей Венеции. Знал его второе я, его языковые труды и вклад в словесность.

- Дражайший паша, - медовым тоном ответил османец, - однако, у вас скромно, наспех и под рукой совершенно султанские драгоценности. Я вас прекрасно понял - и то, что вы озвучили, и то, что ещё, возможно, озвучить не успели. Уж поверьте. Нет, я отказываться не стану, вы сами знаете, что в нашей культуре не принято. Да и к чему? Мне всегда импонировал ваш вкус. Я могу набивать цену, юлить, но почему не сказать откровенно? Мы и впрямь можем быть друг другу полезны, и кроме нашей личной выгоды выиграет в результате Порта. Я в Венеции достаточно давно и, как вы догадываетесь, далек от бездействия.  Довольно много успел. Но уже протянутых нитей всегда не хватает. Думаю, мы найдем общий язык.

Спешить за пашой на женский крик он не стал, с какой бы стати? Однако молодость не любит ничего упускать, даже когда рискуешь ввязаться не в свое дело, так что наш османец неторопливо пошел в ту же сторону. Что уж такого могло приключиться с сестрой Венециано? 

Иншалла, там не скорпион и не змея, иначе испорченного вечера и миловидной женщины будет жаль. Однако то, что он увидел, заставило его закусить нижнюю губу. Хорошенькую гяурку сопровождал не кто иной, как его старший братец. 

- Брат, и ты здесь! - пропел он, направляясь прямиком к явно разочарованному адмиралу и беря его под руку, пока паша увлекал его недавнюю спутницу из укромного уединения обратно к обществу, - Какая приятная неожиданность. Неспешно прогуливаться и беседовать о высоком это хорошо, но пора и поразмяться. Идём, поучаствуем. Поглядим, как пляшут греки и сегодня, пожалуй, одолею тебя на матраках. Посмотрим, кто кого.

Метнул взгляд в спину паши, тот был целиком погружен в разговор с сестрой и никого больше не видел и не слышал.

- Глупец! - тихо прошипел Селим сквозь зубы брату, исподтишка награждая того довольно болезненным щипком за бок, - ты чего добиваешься? Хочешь пустить коту под хвост свою карьеру из-за юбки, а заодно задеть и мою? Черт бы с тем, что она замужем, здесь ханжей нет, но я же тебе уже ясно сказал: для Хасана ее семья - Кааба, понимаешь ты это или нет? Мало смазливых женщин вокруг? Развлекайся с кем угодно. Сдалась тебе именно она.

Отредактировано Селим-бей (2022-12-14 13:50:23)

К капудану-дерья, сидевшему на почетном месте под балдахином, подошел загорелый красивый бербер Махди-аль-Джафар, его врач и порученец, безгранично преданный алжирскому бейлербею и пользующийся таким же безграничным доверием Али-паши.  Почтительно склонившись, аль-Джафар что-то шепнул на ухо капудану и тот поднялся:
- Пойдем, Махди-ага, прогуляемся по саду после ужина, составь мне компанию. Прошу прощения, господа собеседники.

Дойдя до центральной клумбы с аккуратным фонтанчиком, рассыпающим прозрачные струи из бронзовых чаш, Али-паша и его комиссар свернули с центральной аллеи на боковую тропинку, углубились в тенистую часть сада, на перекрестке паша кивком отпустил своего порученца, свернул с тропинки к стене каменной кладки, разделяющей внутренние дворы и обнял шагнувшую к нему стройную юношескую фигуру:
- Бертранетто, мальчик мой, я волновался. Что тебе сказал Хасан Венециано? Он что-то знает? Он нас видел?

Берат-бей закинул руки на плечи паши, прильнул к нему, подобно гибкому плющу, обвившему могучий дуб, и замер, запрокинув голову, глядя в антрацитовое-черные глаза с неожиданно ласково-удивленным выражением. Они оба были невысокие (достоинство для моряков гребного флота), почти вровень друг другу, но годы флотской службы и галерного рабства развернули могучие плечи, сделали тяжеловато-крепкой фигуру старого адмирала, а Берат был ещё по-юношески гибок и тонок. Его дымчато-серые глаза, имевшие свойство хамелеонов, менять цвет в зависимости от настроения, сейчас были прозрачно-зелеными, с мерцающими отраженными искрами настенных факелов, неожиданно искренние и печальные.

- Знает ли что-то Ванециано-паша? Будь спокоен, мой капудан, не знает. А и знал бы, я бы не выдал тебя и под пытками, ты заешь это, калабрийский капудан? Я за тебя убью, украду, солгу и умру, мой паша. Я тебя люблю. Ты моя жизнь, ты мое сердце. А ты…ты позволяешь себя любить, Али. Ну, да ладно. Хотя бы позволяешь. Хасан Венециано не знает, но догадывается. Ревность заставляет его быть наблюдательным.
- Не усложняй, мой мальчик. - Улуч Али ласково обвел пальцем овал юношеского лица - Посмотри, какая прекрасная ночь и у нас с тобой на этом острове греческих легенд будет она не одна. И не один рассвет. Знаешь, там, на моей родине, моя деревушка у кромки океана остаток древнего греческого города Кротоне и во мне течет эта горячая и густая кровь греческих морских разбойников укрывшихся от суда Ареопага в колонии Кротоне. Мы словно греческие полубоги, опустившиеся сложив крылья на античный остров.

Так что, наслаждайся и не усложняй, мой юный эфеб. Тут дивное вино, туманные рассветы и твой рот прекрасен, как вишневый лук Амура, твоя кожа пахнет мускусом и миндалем. Что ещё желать от жизни, если уже хватает мудрости не желать невозможного?
Я снял домик возле крепости, справа от склада есть тайная калитка, у тебя будут от неё ключи, пройди от неё по тропинке и стукни три раза бронзовым кольцом в ворота под ветвями цветущих вишен. Я буду тебя ждать там через два дня на третий на рассвете, в доме бейлербея Бозджаады встречаться опасно.
Просто наслаждайся, пока Венециано-паша не задвинул меня в Стамбул, поближе к медузам и водорослям на берегу Черного моря.

Отредактировано Улуч Али (2023-03-20 19:48:23)

Тем временем в другой части сада сумеречной полумглы беззвучно вынырнула гибкая фигура. Прижавшись к стволу дерева, через ткань чувствуя лопатками шершавую кору, серб терпеливо дождался, пока его бей поравняется с ним. Тихо, по-кошачьи ступая по траве, скрадывавшей его легкие шаги, мягко коснулся плеча, чтобы привлечь внимание, а затем сделал пашазаде знак  пропустить вперед остальных, в том числе и старшего брата, и чуть задержаться.

- Мой господин, - выдохнул Стефан, - у меня есть для вас крайне важные сведения.

Судя по голосу, лихорадочно блестящим голубым глазам и горящим щекам чухадар был порядком взволнован.

Серб осторожно огляделся, нервно смахнул невидимую пылинку со своего шитого золотом рукава. Они были одни. Все, что он нашепчет в уши своего пашазаде, останется между ними.

- Это касается Хасана-паши… и не только.

Мы же на бывшем греческом острове, так? Греки бы сказали, что я сочетал роль виночерпия Ганимеда с ролью Фемы, богини слухов.

И горячим шепотом он продолжил:

- Бей, сперва я увидел, как наш драгоценный хозяин объяснялся с Бератом-реисом. Мне показалось подозрительным, как эти двое вместе вышли из залы, я счел за благо за ними проследить, так, на всякий случай, и не зря. Я застал сцену ревности. Паша одержим настоящей страстью, а Берат лишь позволяет себя любить. Хасан безумно ревновал к какому-то неведомому сопернику и подозревал, что Берат был у него сегодня. Это все было бы чепухой и не стоило вашего внимания… А только я сразу понял, что такому человеку как Хасан не изменяют с жалким, безродным янычаром. Стало быть, третья фигура здесь совсем не пешка. К тому же подобная страсть делает человека уязвимым и прямо влияет на его поступки.

Я поспешил вам обо всем рассказать. И вот тут судьба мне улыбнулась.

Мой господин, я теперь точно знаю третьего, потому что сам видел его. Вы не поверите, но это сам Килыч Али-паша.

Берат продувная бестия и знает себе цену, он и впрямь успешно собирает плоды со всех груш в саду.

Но и это неважно.

Бей, главное то, что у адмирала на руках компрометирующие сведения о Венециано. И такие, что тот может лишиться головы. Он добыл их для Али-паши да ещё и упрекал того, что тот его использует и не отвечает ему таким же горячим чувством. Господин мой, теперь, когда вы все знаете, позвольте мне довести дело до конца.

Позвольте проследить дальше за всеми тремя любовниками и узнать в чем заключается тот компромат. Улуч с реисом встречаются здесь, на острове, но, разумеется, не во дворце. Это было бы опасно.

Али-паша снял домик и оставляет открытой калитку для милого дружка.

А я буду незаметнее, чем тень, клянусь.

Стефан замер, ожидая решения. Он честно пытался скрыть, как его самого жжет любопытство. Всё на благо бея, да-да. Но как скроешь, когда оно брызжет искрами во все стороны, светится в изгибе стана, во взгляде, в жесте, в том, как он нетерпеливо сглотнул. А в конце концов, что плохого, когда сочетаешь приятное с полезным?

Отредактировано Стефан (2023-03-21 23:04:29)