Наблюдательность вообще была Анрио свойственна, такой уж характер. Другое дело, что он отлично умел не замечать то, чего замечать не хотел. А попробуй пожить так, как он существовал последний год, так обострятся ещё и не те инстинкты. Сказать по правде, ему казалось, что даже когда он спит, его мозг не пребывает в расслабленном состоянии.

В общем, все явные и неявные признаки ожидания в этом уютном гнёздышке он выхватил из окружающей действительности сразу. Да и что греха таить, даже невооружённому глазу трудно было бы их не заметить. Как, впрочем, и явные нотки досады в сладчайшем голосе Шарлотты. Хрупкая фигурка в большом кресле выглядела так одиноко и трогательно, что дрогнет даже каменное сердце. Честное слово, молодой монарх почувствовал довольно острые уколы совести, столько немого укора было в поднятых на него больших влажных глазах, которые он так любил целовать. Бедная малютка! С другой стороны, сокрушение вещь коварная и разрушительная, пользы от него никакой, а вреда хоть отбавляй. Так что двадцатилетний государь всея Наварры решительной рукой вымел из все зачатки раскаяния из сердца и дал себе твердое слово компенсировать это ожидание, только и всего.

Он, конечно, закусил губу и даже почти вздохнул, но только про себя, мысленно. На деле же его живое, подвижное лицо продолжило сиять той же вдохновенной улыбкой, с какой он всегда входил сюда.

- Душенька моя, ну что за блаженство видеть, как вы меня ждали! Вы даже не представляете себе! - совершенно искренне, и Шарлотта это прекрасно знает.

- Я вам сей же час поведаю всё.

На сем моменте на кушетку должна была виртуозно и эффективно спланировать шляпа, только вот ее при короле не было, да и не надевал он шляпу уже часа этак полтора, судя по его взъерошенным, но сухим темно-русым волосам.

- И даже в подробностях, - роль шляпы успешно исполнила поясная перевязь с кинжалом, который Анрио, разумеется постоянно носил при себе, а расстёгивать лёгкий колет даже не пришлось, он и так был просто запахнут: весьма небрежно для августейшей особы, но весьма удобно для августовского теплого вечера.

- Исповедуюсь вдоль и поперек, и пошли Бог всякому подобного духовника.

- Но только сперва дайте же мне ваши хорошенькие губки, я уже столько часов не ощущал их вкус, что просто умираю. Это жестоко, черт возьми, просто бесчеловечно.

Одним прыжком оказавшись возле пресловутого кресла, он воспользовался его солидными размерами. Уселся рядом, ловким, совсем несложным маневром передислоцировал своего очаровательного обвинителя к себе на колени и сделал то, что пообещал только что: приник к губам Шарлотты долгим поцелуем.

- Ну так вот, я и впрямь был занят, причем очень важным делом. Я спасал нас. Да-да, не больше не меньше. Видите ли, Маргарита... она женщина мудрая, грех жаловаться, согласитесь, но с характером, вы же знаете. Так вот, моя женушка все же возмутилась нынче днём тем, что я... как бы это сказать, перебарщиваю, испытывая ее терпение. А именно - необходимо соблюдать приличия и хотя бы раз в неделю всем показать, что король и королева Наваррские ужинают вместе. И эту показательную историю она запланировала именно на сегодня, только вот досадная мелочь: забыла мне об этом сказать. Я справедливо заявил, что раз уж она позабыла, то и я свои планы менять не намерен, в результате пришлось проводить настоящие переговоры. Я был храбр, как Гектор, дипломатичен, как Демосфен и непреклонен как Одиссей, залепивший воском уши. Ах, да, это команде он уши залепил, а себя велел привязать... но не важно. Главное, пакт был заключён и по результатам этого пакта я спас наш вечер, от которого категорически не собирался отказываться. Правда, взамен меня обязали провести в обществе супруги какое-то время, обязательно так, чтобы все видели. Вот, к примеру, пришлось битый час играть с ней и ее свитой в жмурки. Но как только мне удалось вырваться, я тут же полетел к вам, моя драгоценная Шарлотта.