Vive la France: летопись Ренессанса |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » Рукописи не горят » Шафрановый вечер и рука Фатимы. Венеция, февраль 1572 года
И женщина остановилась возле москательщика и взяла у него воду десяти сортов: розовую воду, померанцевую, сок кувшинок и ивовый сок, и ещё взяла две головы сахару и обрызгиватель с розовой водой с мускусом, и крупинки ладана, и алоэ, и амбру, и мускус, и александрийских свечей, и все это она положила в корзину.
Сказки 1001 ночи
Отредактировано Селим-бей (2019-03-16 08:22:15)
Омфала, царица Лидии, полуодетая в прозрачный хитон, молодая, белокожая и русоволосая, забавляясь набросила на плечи шкуру немейского льва. Рядом с ней покорно мучился постигая премудрости прядения шерсти её возлюбленный Геракл. Лучи заходящего солнца отзеркалив от водной поверхности венецианского канала бросали пляшущие золотые блики на потолочную в античном стиле роспись палаццо. Полная сливочно-розовая ножка царицы лежавшая на коленях её возлюбленного контрастировала с оливковой смуглостью его могучего тела и на лице Геракла в солнечных бликах явственно была видна ироничная покорность женской взбалмошности.
Временная хозяйка палаццо графиня Сильвия де Виллар коротала вечер в одиночестве, пытаясь сосредоточится на чтении сонетов "Прекрасной канатчицы" Луизы Лабе, о женском страстном призыве:
Целуй меня, целуй опять и снова!
Мне поцелуй сладчайший подари
И поцелуй крепчайший повтори.
Но мысли французской гостьи подобно вспугнутым голубям вспархивали взволнованные признаниями красавицы лионки и кружили беспокойно трепеща эфемерными крыльями над одним и тем же образом. Графиня Сильвия де Виллар вдова сенешаля Оверни и придворная дама королевы Екатерины Медичи гостила в Венеции у их общих с королевой родственников супружеской четы графов Грасси. Привыкшая у себя в Клермон-Ферране к жизни светской, но все же размеренно-провинциальной, молодая вдова после года траура прибывшая ко двору сначала была ошеломлена французским высшим светом которому королева-флорентийка придала рубиново-золотой блеск, но даже великолепие французского двора меркло перед свободой, оживленностью, лазурно-белым сиянием беспечной Венеции с её легкомыслием и свободой нравов.
Сильвия была в первые дни растеряна, удивлена и наконец, захваченная этим легким чувством возбуждения и опьянения, впервые после нескольких лет тоски и потерь окунулась с головой в омут светской жизни лазурно-бело-стеклянного города, больше похожего на сон, чем на реальность.
Все это продолжалось ровно две недели, затем событие, вполне незначительное изменило настроение и чувства молодой женщины. Парусная регата...Вполне обычное развлечение для портового города, привлекавшее все слои общества, от дожа до последнего рыбака. Парусная регата на кону которой был огромный денежный приз единственному победителю, регата в которой принимал участие парусник-шебека "Буревестник" графа Грасси, мужа кузины.
Сильвия с кузиной и её супругом находилась на подмостках среди зрителей, на почетном месте, огражденном парчовым пологом от публики. Среди парусников регаты привлекал внимание и бешеные ставки один, по имени "Белый мираж", тартана молодого турецкого аристократа. В ореоле белых парусов, стремительный и воздушный, он действительно был больше похож на эфемерное виденье чем на парусник. Родственно-рыжеволосая и белокожая, с кораллово-красным капризным ртом графиня Грасси шепнула на ухо своей гостье:
- Капитан и хозяин "Миража" Селим-бей. Хорош, как и его парусник. Наши дамы по нем с ума сходят. Муж сговорился с другими капитанами, и они хотят взять его в "коробку" с четырех сторон и закрыть его парусам ветер. Но я ставлю свой мизинец против святости Папы Римского, что этот босфорский альбатрос отставит их с носом. Я бы в него влюбилась, не будь мое сердце занято. Мы, итальянки, всегда верны своей неверности.
Как и предрекала графиня Грасси, четыре парусника заблокировали с четырех сторон "Мираж", это публика видела в подзорные трубы. Парусник замер, паруса упали крыльями подбитой птицы. Но затем штурман поймал легкий верхний бриз, тартана встрепенулась расправила белые крылья парусов, и легким маневром "Мираж" вышел из западни и стремительно понесся по волнам.
В подзорную трубу Сильвия увидела молодого мужчину за штурвалом, так четко и близко, словно он был совсем рядом. Широкоплечий и горделивый, он держал штурвал уверенно как поводья горячего арабского скакуна, удерживая в парусах ветер и направляя тартану по соленым волнам. Сильвия ясно видела его четко очерченный профиль, щурясь от ветра бьющего в лицо и отбрасывающего со лба темно-русые густые волосы, он внимательно вглядывался в синюю морскую даль, в вырезе распахнувшейся трепещущей шелковой рубахи был виден красивый резкий контур мужской шеи и ключицы. Казалось протяни руку и можно до него дотронуться и откинуть густые темно-русые пряди со лба.
Штурман чуть переложил штурвал, борт слегка наклонился и грот мачта "Миража " презрительно задела грот-мачту "Буревестника", словно гордец уходя плечом толкнул прохиндея. "Мираж" ушел в море, равнодушно презрев регатный приз. Граф Грасси негодовал, в гневе швырнул на землю шитый золотом берет :
- Ты посмотри на эту райскую птицу! Ты посмотри на этого обрезанного! Ушел в море, бровью не повел! Фу-ты, ну-ты, плевал я на всех, на приз, и на вас Грасси в частности! Ах ты ж турок.
Графиня Грасси зло и весело хохотала изогнув кораллово-красный лук капризного рта, блестя полоской белых зубов и не сочувствовала мужу, а Сильвия...Сильвия потеряла покой, и это было пугающе- обворожительно, ужасно и томительно-сладко, такие непривычные, никогда не испытанные чувства, уравновешенные мыслью: Я никогда его не встречу, он меня не знает, это просто одиночество, болезнь и смерть мужа. Это просто женское одиночество и женские фантазии, Сильви, дорогая моя. Это пройдет.
Но это не проходило, пьянящие, нескромные и волнующие мысли, мечты и полусонные грезы возвращались, завораживая и пугая молодую женщину.
Луиза Лабе "Прекрасная канатчица" французская поэтесса Ренессанса.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-03-14 16:14:42)
Февральская Венеция - туманная Венеция. Город будто окутан молочной кисеей, а лёгкие с трудом вдыхают сырой, плотный воздух. Погода переменчива, как коварная и жестокая пери. Снег сменяется дождём, однако если обрывистые, бородатые тучи с моря пропускают тёплые лучи, то скорое приближение весны обрушивается ликующей неизбежностью. Сын Мехмета-реиса мог бы давно уехать отсюда и любоваться минаретами солнечного Каира или цветением миндаля в Алайе. Однако что-то удерживало молодого турка здесь. Какое-то мистическое, странное влечение, заставляло снова и снова исследовать вдоль и поперек запутанный лабиринт, где сплетались calli и rii, переулки и каналы. Эта плотная дымка вместе с моросью и постоянными ветрами с залива порождали особую сладкую тоску, тянущую и смутную, особенно вечерами и по утрам, то что позднее назовут коротким и емким словом "сплин". И каким-то очень странным образом эти ощущения уживались с лихорадкой, что постепенно начинала охватывать город в преддверии большого карнавала.
Его бесило местное наречие, специфичное и совсем не похожее на привычный тосканский язык. Он не любил попадать впросак, и все же то и дело приходилось с усилием выцарапывать из памяти особое словцо, дабы понять, о чем идет речь. При этом он готов был бесконечно слушать протяжные, заунывные песни гондольеров, которые будоражили душу не меньше тумана.
Мать причитала, что вовсе не видит его, отец ворчал, что не понимает пристрастия именно к этому городу, и все же Селим вновь сюда возвращался, к колодцам и каменным мостикам в виде ослиной спины, сюда, где по утрам по всей округе Риальто невыносимо несёт рыбой.
Не обошёл он вниманием и многочисленные маленькие острова. В подходящее время года он периодически брал лодку и отправлялся куда-нибудь в безлюдное место в сопровождении пары человек, причем сам садился на весла, дабы поразмять руки. Не доходя приличное расстояние до земли, он бросался нагишом прямо с лодки в теплую лазурную воду, доплывал до далёкого берега и ложился на теплый песок, растянувшись во всю длину гибкого, сильного, молодого тела.
Но сейчас была зима и даже шлюхи на улицах угрюмо кутались в шерстяные плащи, время от времени стряхивая мелкие дождевые капли с выжженых ослиной мочой белесых кудрей, накрученых на коровий рог или простоволосых. Угольные ресницы и свекольные щеки стекали с их лиц, а сидеть сиднем под крышей, видно, не дозволялось, дабы не потерять клиентов.
Молодой бей уже несколько часов бродил по городу с самым ничтожным сопровождением, даже не чувствуя, что порядком озяб. Вдохновленный, с мечтательным огнём в глазах и горящим на скулах лёгким румянцем, причиной которому служила больше душевная лихорадка, чем пронзительные порывы Борея, он шёл по одной из центральных улиц, погруженный в свои мысли. Если бы кто-то сейчас задел его плечом, он вопреки обыкновению спустил бы такую наглость, настолько был увлечен.
Он почти забыл, где он и даже не удивился, почувствовав запах кальяна, таким естественным показался сыну Востока этот терпкий аромат, который можно услышать на каждом углу любой Медины. Это и впрямь был островок Востока посреди иного мира. Лавка. Селим часто посылал сюда то за одной, то за другой вещью, экзотичной для местных и самой привычной для него. Заходил и сам, приобрести подарок или оказать честь и поговорить с хозяином за маленькой чашкой обжигающего горького кофе. Странные опаленные зерна не пользовались ни малейшим спросом и их завозили сюда лишь по инерции, в расчёте на самых смелых гурманов.
Из-за приоткрытой двери тянуло не только кальяном, розовым маслом и шафраном, но и теплом. Селим только сейчас почувствовал, что кончики его пальцев онемели в тонких кожаных перчатках и вспомнил, что именно здесь приказал дожидаться его крытой гондоле. Домой он намерен был возвращаться по воде. Лодка чуть покачивалась, пришвартованная у ближайшего маленького пирса и посверкивала черными лакированными боками. В задней ее части красовался шатер, не превышающий, разумеется, ее ширины, но достаточно вместительный, чтобы быть комфортным укрытием для человека или даже двух.
Отредактировано Селим-бей (2019-03-18 13:15:26)
Книга в переплете из темно-синего бархата с золотым тиснением на корешке легла на резную ореховую прикроватную тумбочку рядом с прозрачным венецианским бокалом в котором мерцало розовым топазом наполовину отпитое болонское вино ламбруско.
- О боже мой, что это такое! Мир сговорился против меня? Что за испытания для молодой вдовы! - шутя всреьез воскликнула читательница сонетов.
И маленькое блюдце из разноцветного стекла с орехами и сушеными абрикосами досадливо стукнув переместилось с кровати на инкрустированную нефритом тумбочку, рядом с небольшими овальными эмалевыми портретами мужа и сына. Художнику удалось поймать ласково-удивленное, любимое матерью выражение глаз ребенка, будто его поцеловали и он не понял, понравилось это ему или нет. Такое же выражение ласкового удивления было на портрете супруга.
- Глаза у него мои, а мордашка матушкина, что и к лучшему, красавица моя.
Сильвия была честна с собой, честна подобно шотландской королеве Марии Стюарт, возразвишей на предложение канцлера остаться вдовствующей королевой:
- Женское одиночество не для меня.
Графине де Виллар, овдовевшей в двадцать два года и потерявшей и мужа, и сына в голову не приходило унести свою скорбь в монастырь подобно многим другим вдовам и посвятить свою жизнь духовным и интеллектуальным интересам, как бы не кровоточило сердце по дорогим утратам. Для первого она была слишком земной, для второго слишком прагматичной. Короткое счастливое супружество и ещё более короткое материнство было слишком счастливыми чтобы молодая женщина представляла себе другую модель счастья. "Правда, такого как Шарль я не встречу, такого больше на свете нет. Но...монастырь это не для меня".
Но ничего не значащая встреча, да собственно не встреча, а образ темно-русого широкоплечего и горделивого мужчины за штурвалом тартана по имени "Мираж", такого же далекого и недосягаемого как имя его стремительного парусника, этот образ в ореоле морского ветра и соленых брызг не уходил и тревожил покой молодой женщины, вытесняя из памяти милые образы. Четко очерченный спокойный профиль, резкая линия крепкой мужской шеи и ключиц в вырезе распахнутой рубахи вставали перед мысленным взором с пугающей настойчивостью и от дерзких, волнующих и томных мыслей сердце замирало в радостном ужасе, как при стремительном скольжении на санках с зимней горки.
- Да Сильви, милая! Соберись, встряхнись и отвлекись! Тебе не быть восточной султаншей, это все пустые женские мечтания. Ты видела этого турецкого красавца в нескольких лье от себя, чудеса оптики приблизили его образ. Он недосягаем как его "Мираж". Это мираж, Сильви, милая. Ну ты же всегда была разумна. А впрочем...впрочем ровно до пепельной среды, до первого дня Великого Поста грешить в мыслях и не такой уж грех. Беда будет с твоей душой Сильви, если ты в пост будешь думать об этом молодом морском полубоге, возникшем из волн морских и исчезнувшем за горизонтом. Интересно, у него глаза серые или голубые? В трубу не рассмотреть. Вроде голубые. Эх, надо же было этому противному Луиджи Грасси выхватить у меня подзорную трубу как раз когда прекрасный штурман "Миража" повернулся ко мне на три четверти! И сколько ему лет? Двадцать три? Четыре? Я буду от него постарше. А впрочем кого это останавливало? Хоть на десять лет старше! Заешь в чем проблема, моя дорогая Сильви? Он не мираж, вот в чем дело. Он живой, у него теплая кожа и русые волосы. Он не мираж, но для тебя он так же недоступен как если бы был миражом. Ой, все! Надо отвлечься, а то я бог знает до чего домечтаюсь.
Молодая женщина решительно поднялась с атласного вышитого райскими птицами покрывала, застилавшего величественную кровать из резного ореха и бронзы, задрапированную белым полупрозрачным китайским шелком. Спальня снятого палаццо ( Нет-нет, граф и графиня Грасси, нет дорогие Франческа и Луижди, я поселюсь отдельно. Годы болезни мужа и траура сделали меня дикаркой, я только начиню привыкать к светскому обществу), спальня палаццо являла собой комнату с высокими расписными потолками и мраморными пилястрами, мозаичный пол был застлан персидскими коврами, фаянсовые и стеклянные безделушки расставленные на каминной полке придавали комнате уют и индивидуальность. Бронзовые курильницы на высоких витых ножках источали сладковатый цитрусовый аромат, турецкие светильники (результат посещения восточных лавок) просвечивающие эллипсы из цветной прозрачной слюды бросали синие, золотые и рубиновые блики на стены.
Венеция готовилась к карнавалу прихорашиваясь словно красавица собирающаяся на бал, февральский вечер нес солено-йодный запах водорослей, зимнее солнце в разрывах серых облаков окрашивало вечерний туман розовыми бликами. Вся прислуга кроме верного мажордома раньше служившего отцу Сильвии отправились веселой стайкой в дом супругов графов Грасси на помолвку дочери повара и приготовление карнавальных костюмов, дом был тих и пуст.
Через час из палаццо вышла дама, укутанная в темно- зеленый бархат плаща подбитого норкой, отделанного полосками золотой парчи, ровно на три тона темней шелковой юбки полынного цвета с такой же парчовой отделкой, на уложенные в высокий узел золотисто-каштановые волосы была наброшена прозрачная гипюровая накидка скрепленная высоким гребнем на испанский манер (чтобы долго не возится с прической), лицо дамы скрывала черная бархатная полумаска, но по тонкой персиково-нежной коже очаровательно круглившегося овала лица, по мягкому изгибу кораллово-розового рта было видно что она молода и вероятно хороша собой. Придерживая маленькой кистью в белой замшевой перчатке трепетавшую от ветра юбку дама села в гондолу дежурившую в ожидании клиентов у пристани и крикнула в окна палаццо:
- Я за покупками в восточную лавку, дорогой метр Буше! Не волнуйтесь это близко! Прогуляюсь перед сном и куплю вашей внучке засахаренных орехов, халву и шелковые ленты! Протопите камин и ложитесь спать. Дверь рядом, я сама открою. Да господи, что со мной может случиться? Не беспокойтесь и на всякий случай спокойной ночи! Да-да, я буду благоразумна, клянусь!
Через десять минут Сильвия толкнула расписную дверь лавки, турецкие ветряные колокольчики мелодично и протяжно звякнули и тут же теплый мерцающий свет и завораживающий аромат из пряностей, цитрусов, цветов и чего-то неизвестного, но теплого, нежного и волнующего окутал молодую женщину.
- Добрый вечер - обратилась Сильвия к степенному и величественному купцу в белом тюрбане и черном халате - Я собираюсь сделать покупки: специи, сладости и ароматические масла. Начнем пожалуй со специй, и флаконы с маслами пусть ваши приказчики переместят ко мне поближе, прошу вас.
И молодая вдова углубилась в изучение содержимого бронзовых, майоликовых и стеклянных маленьких ларчиков со специями.
Дверные колокольчики мелодично звякнули впустив нового посетителя. Сильвия отвлеклась и подняла взгляд на вошедшего.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-03-20 07:04:58)
- Прекрасная госпожа! - хозяин приветствовал посетительницу с сильным турецким акцентом и склонился так низко, как только позволяло внушительное чрево. На эту округлость, которая средь купеческой братии явно служит признаком хорошего вкуса, падала такая же внушительная борода. Растительность была обильно умащена приятно пахнущими маслами и сдобрена приличным количеством хны. Каждый пухлый палец украшало кольцо. Купец был довольно коротконог, но недостаточность длины компенсировалась обхватом. Обхват подчеркивал шелковый кушак, ярко выделявшийся на черном плотном халате. Бахромчатые концы пояса спускались так низко, что мели пол, когда хозяин кланялся с особым усердием. В общем, если прибавить к такой респектабельной внешности чалму поувесистей, клиенты должны сразу понимать: перед ними человек самый уважаемый и солидный, достойный доверия. По крайней мере, на любом базаре от Багдада до Тегерана так точно. Круглые, добрые щеки-яблоки улыбались, как и полный, яркий, веселый рот.
- Вам я покажу не только то, что у нас выложено на общее обозрение, но и то, что берег и лелеял, как для самого себя.
Купец Онур, который крайне редко видел посетительниц без масок, не обращал ни малейшего внимания на скрытое лицо покупательницы. Взгляд - взгляд истинного дельца - отмечал, как всегда в таких случаях, отделку на рукавах и перчатках, а также серьги в ушах. Не пытался определить большее. Таких выводов достаточно для дальнейшей работы. Заметим, сие ничуть не мешало ему обожать свое дело и не лишало гостя внимания, если результат беглого осмотра был неутешительный. Напротив, он счел бы себя оскорблённым, если бы хоть раз подсунул гостю товар, совсем ему не подходящий и не нужный, лишь бы сбыть. Не говоря уже о дурном товаре. Ни за что. Кто тогда вернётся? Аллах любит тех, кто относится к людям хорошо. Таким и посылает хорошую прибыль. Мало денег? Подыщем что-нибудь попроще, но не ерунду, а всё-таки вещь. Онур вам не какой-то корыстный барыга. Таким образом, секрет его преуспевания заключался в сердечном отношении. И точно так же не волновало его, сколько лун уже видела дама. На Востоке женщина украшает себя до самой смерти.
- Перец, тмин, мускатный орех, имбирь, корица и... шафран. Смотрите, госпожа моя. Что за цвет. А запах!
Для специй и сладостей в лавке был отведён отдельный угол. Многоцветные благоуханные горки аккуратно возвышались, будто рельеф райских земель. С особым благоговением купец показал на шафран. Переплетение ярких нитей, столь ценное, что дожам запрещалось принимать его в дар, а в Германии преступника, который решился на подделку, сжигали или закапывали живьем.
При всей учтивости к госпоже, звук колокольцев заставил его отвлечься, ибо как хороший хозяин, он никогда не пропускал нового посетителя.
- Ааааа, эфенди! - Онур отвесил еще более глубокий поклон и вдобавок приложил ладонь к груди по восточному обычаю, - ас-саламу алейкум. Счастлив видеть вас, целую неделю не оказывали честь проведать меня.
Отредактировано Тень (2019-03-19 10:27:36)
Тот, кто только что переступил порог, кивнул купцу.
- Ва алейкум ас-салам, почтенный Онур.
Если бы не это приветствие, которое всё-таки для большинства людей связано с исламом, хотя его используют и арабские христиане, вряд ли можно было с первого взгляда угадать в вошедшем единоверца Ибн-Сины и Аль-Хайсама. Не удивительно. Османская империя ставила женскую красоту лишь немногим ниже Бога, а когда вокруг тебя сплошь мускусные косы и газельи очи, то светлый жемчуг влечёт, будь он лилейного или нежно-персикового цвета. И особенно, если могущество империи позволяет честным завоеванием собирать самые красивые жемчужины всюду, где только пожелают, то бишь куда дотягивается длинная и привердливая османская рука. Через поколения итог такого множественного смешения кровей оказался закономерен.
Светлые глаза сына реиса меняли оттенок соответственно освещению и расположению духа своего обладателя. То они казались близки к голубым, то темнели и принимали цвет полыньи во льду зимней реки. Русые волосы, прямые и довольно мягкие, лишь немного шли волной, если он не стриг их чуть дольше обычного, а крутой, высокий лоб был не смуглее, чем у фламандца. Абрис губ, греческая линия носа и форма подбородка задержали бы на себе взгляд живописца дольше, чем черты юношей европейской знати. Они давно испортили свою породу множественными близкородственными союзами, выгодными с финансовой стороны, но часто дававшими слабое и уродливое потомство, тогда как правоверным именно по этой причине хадис настоятельно советовал брать себе чужих женщин.
Одет он был, как молодой итальянец из знати: подбитый дорогим мехом плащ модного покроя, высокие сапоги, кожаные расшитые перчатки. Высокая бархатная шапочка, также отделанная мехом, покрывала его русоволосую голову. Одна лишь деталь выдавала внимательному зрителю этой сцены его происхождение. Застежкой упомянутому плащу служил небольшой тюльпан, плод исключительного мастерства, явно стоивший ювелиру долгой, усердной и кропотливейшей работы. Судя по всему, молодой бей хоть и получал удовольствие от своих разъездов, но всё-таки желал иметь при себе частицу своей родины.
Селим сразу заметил, что хозяин в лавке не один, а с посетительницей. Она стояла полубоком подле ларей со специями. В отличие от купца, наш герой привык оценивать не оболочку, а то, что под ней прячется и в этом давно приобрёл сноровку. Фигура незнакомки была скрыта под просторным длинным плащом, а лицо под маской. Однако по повороту головы, быстрому, как у лесной птицы, по смутным очертаниям, по яркой пряди волос, что виднелась из-под покрывала и блеснувшим в прорезях маски глазам было очевидно: она молода. В лавке горели свечи и масляные светильники: купцу было выгоднее потратиться на освещение, чтобы недостаток солнца не мешал покупателям разглядеть товар.
Селим удобно облокотился спиной на наличник и скрестил руки на груди, наблюдая.
- Шафран? Осторожнее, мона. От сильного аромата может закружиться голова. А если хоть одна нить случайно попадёт на ваши белые перчатки, они окажутся безнадежно испорчены.
Ветряные колокольчики - комбинация фаянсовых, бамбуковых и бронзовых пластин перливчато и медленно пропели от движения входной двери, Сильвия обернулась и затем без малейшего предупреждения изумление коротким разрядом веселой покалывающей молнией пробежало по нервам. В разноцветных бликах стеклянных светильников и мерцающем свете восковых свечей источающих аромат роз, прислонившись плечом к оконному наличнику и скрестив на груди руки на неё внимательно и дружелюбно-насмешливо смотрел штурман парусника "Мираж".
Он был одет по другому и стал похож на молодого веницианского вельможу, его волнистые русые волосы не отбрасывал со лба морской ветер, но это был он, Сильвия узнала его в то же мгновенье. Его густые волосы и высокие скулы, его твердый рот, чувственный изгиб которого в те времена поэты называли "вишневый лук Амура", его четко очерченный подбородок.
"Серо-голубые, у тебя серо-голубые глаза, я так и знала" - завороженно подумала Сильвия в забытье роняя из раскрытой кисти обтянутой тонкой белой замшей сладостно-терпкие пурпурные нити в бронзовую шкатулку.
Спасительный ажурный гипюр расшитый золотыми нитями скрыл радостно-удивленные глаза, да будет благословенна Испания с её высокими черепаховыми гребнями и мантильями которые можно набросить на лицо, ибо бархатная полумаска не скрыла бы ни блеска глаз, ни дрогнувших губ.
Сердце восторженно замерло на мгновенье и часто забилось о ребра в веселом, блаженном и пугающем волнении. Графиню де Виллар спасло хорошее воспитание и навыки первой дамы провинции и хозяйки лучших в Оверни изысканно-светских приемов. Несколько глубоких вдохов, несколько мгновений и молодая вдова смогла взять себя в руки.
- Ах, в самом деле! Благодарю вас, сеньор. Как чужестранка я мало что смыслю в этих изысканных товарах. Чужестранка вдвойне: и в Венеции, и в этой чудесной лавке волшебных вещей - тонкая замша туго охватывающая руки скользнула, открывая узкие кисти с тонкими пальцами, широкие рукава взметнули пеной кружев и переливом парчовой отделки обнажая женские руки до локтей, качнулась подвеска на золотом браслете-обруче надетом высоко, почти возле локтевого сгиба - перчатки порхнули на ручку плетеной корзины висевшей на локте - Тем более перчатки не понадобятся, ароматические масла надо испытывать нанося на запятье, ароматы по разному раскрываются именно на коже.
Корзинка с плетеным орнаментом из окрашенной липы и тесьмы осторожно переместилась на прилавок.
Молодая женщина подошла к новому посетителю, откинула с лица воздушный как морозная изморось гипюр и бесстрашно всматриваясь в серо-голубые аквамариновые глаза продолжила:
- Сеньор, вы мне известны. Вы турецкий дворянин Селим-бей, победитель парусной регаты. Я была среди зрителей и позвольте выразить вам свой восторг, вы не дали заговорщикам отнять у вас победу и пренебрегли призом - голос на мгновенье дрогнул, но Сильвия справилась с волненьем - Сеньор, не будет большой дерзостью с моей стороны обратиться к вам за помощью? Я собираюсь сделать покупки: специи, сладости и ароматические масла. Что мне выбрать из этих товаров? Право, я небольшой знаток в этих тонкостях. При французском дворе среди духов в этот сезон моден розмарин, корица и ваниль, в Венеции я познакомилась с ароматом бергамота, но это кондитерские запахи, будто вдыхаешь карамель или ешь за завтраком булочку с корицей, это ничто по сравнению с тем что я вдыхаю в этой лавке, это волшебство какое-то. Прошу вас помочь мне советом.
Сильвия вопросительно-ласково посмотрела в глаза своего визави которые в свечных бликах казались темно-синими и нежно улыбнулась.
"Сильви, милая. Ну просто он тебе нравится и ты ищешь предлог чтобы он с тобой заговорил. Просто он тебе очень-очень нравится. Ничего страшного. Он может ограничиться перечислив что из товаров мне подойдет, может адресовать меня к хозяину лавки, может заговорить со мной, в конце-концов выбор за ним".
Тут запах вдыхаемых пряностей защекотал ноздри и молодая женщина коротко и забавно чихнула, как чихает ежик с легким фырканьем.
- А-ааа-пчхи! - и она выхватила из рукава спасительный носовой платок - Ну вот видите! Я же вам говорила, я не разбираюсь в специях, я от них чихаю! Я знаю только пряные горные травы моей родины и в моем доме подают дивную говядину тушеную с овощами и пряной приправой, это крестьянское блюдо моя фамильная гордость и слава, но что касается восточных специй, то я от них только чихаю на забаву моих родных и моего повара! Апчхи! Ну вот! Опять! Я же предупреждала! - и Сильвия смеясь уткнулась в душистый платок из тончайшего кружевного батиста.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-03-22 08:20:49)
Селим пристально всмотрелся в лицо незнакомки и несколько десятков секунд длилась эта игра взглядов. Он привык к долгой, упорной, крайне опасной охоте на трепетных ланей, которая будоражит охотничий азарт и заставляет кровь кипеть, а воображение - рисовать пленительные картины. Привык к спрятанным лицам и полностью покрытым волосам, к кончику розового овального ногтя из-под закрывающего кисти широкого рукава как к величайшему сокровищу, к голосу из-под покрывала. Здесь женщины другие и, помнится, его в свое время поразили улицы, белые от открытой женской кожи, как от тополиного пуха.
И все же сын Мехмета-паши предполагал услышать лёгкий вскрик неожиданности, увидеть смущение от того, что к ней обратились, ожидал робкого ответного приветствия, но никак не ждал, что дама сама подойдёт и уж тем более не рассчитывал на откинутую вуаль. Впрочем, даже та не слишком помешала бы ему, он умел выхватить очертания и уловить влажный блеск быстрого взгляда даже через плотную чадру, что уж говорить о полумаске. Кусок черного бархата скрывал лишь нежную кожу вокруг глаз, форму бровей и часть алебастрового лба.
Селим приложил ладонь к своему сердцу и непринужденным, но почтительным жестом склонил гордую голову.
- Моне известно мое имя? Вот как. Неожиданно. В таком случае, восхищение за восхищение: у вас превосходная память, сеньора. Регата была несколько месяцев назад, с тех пор утекло много воды и я сам уже позабыл об этом давнем, но забавном пустяковом эпизоде. Однако я рад, что вид самой регаты и ее финала доставил вам удовольствие.
Он небрежно повел плечом, но по легкой полуулыбке на его губах и приподнятому подбородку было несложно догадаться, что он ничуть не забывчивее незнакомки и ему отнюдь не неприятно припомнить урок, который он преподнес горе-участникам. Мужчина хорошо знает, что такое мужское самолюбие и как болезненно хлестнуть по этому самолюбию. Лучшее, что можно сделать в подобных случаях, когда забывают о чести.
- Дерзостью? Ну, что вы. Женщины моей родины больше напоминают трепещущую утреннюю звезду, это верно. Такова наша традиция. Однако кому в голову придет упрекнуть природу солнечного луча, который светит открыто и не прячется в дымке?
Реакция дамы на густые восточные ароматы, которыми был насыщен воздух лавки, заставила молодого бея рассмеяться.
- К специям нужно привыкнуть, мадонна. Какое чувствительное у вас обоняние. И здесь отнюдь не сильный запах. Предполагаю, что окажись мы на базаре Стамбула или Исфахана, мне пришлось бы вас подхватить, прежде чем у вас подогнутся колени, - его рука округлилась, будто обвивая гибкий стан, но при этом не касаясь собеседницы.
- Представьте что-то вроде вашего квартала, - спокойно пояснил он, - только сплошь занятого мускусом, амброй, розовым маслом, духами, всеми видами перца и разнообразными курениями. Там специй горы, почтенный Онур представляет в своей лавке лишь крупицы того изобилия. Воздух там густой и тугой, как морская волна, так что пьянеет даже знаток, а ведь вдоль одного ряда можно идти около четверти часа и всё еще не увидеть его конца.
- Итак, вы просите совета? Охотно. Я рад, что здесь я могу оказать вам эту скромную услугу. Прошу.
Он сделал шаг вперед, заложил одну руку за спину, а второй любезно указал на прилавок со специями.
Отредактировано Селим-бей (2019-03-22 17:39:48)
Онур, стоя на заднем плане, в глубине лавки, с чисто купеческой любознательностью наблюдал. Хороший хозяин всегда в курсе настроений своих клиентов, и потом, надо признаться, сложно было не засмотреться. Картина радовала взор, как османская миниатюра. Мы имеем ввиду те самые творения талантливых рисовальщиков, которые, вопреки запрету Священной Книги, всё-таки изображали не только неодушевленную природу, но и животных и людей. У Онура имелись в наличии великолепные рисунки. Во имя Аллаха, ну, просто Хосров и Ширин.
Благо, он вовремя спохватился и одернул себя. Дама просит показать ей, в том числе, и сладости, а Селим-эфенди будет очень недоволен, если ничего не будет готово. Сын знатного бея привык к самому лучшему обращению. Хотя, учитывая, как эти двое друг на друга смотрят... Можно и не торопиться. Купец усмехнулся в длинную бороду. Стараясь не шуметь, но с прытью, удивительной для тучного человека, он подкатился к прилавку. Пока Хосров и Ширин разговаривали, он небольшим ножом успел щедро отрезать на пробу самые лучшие кусочки из своего многочисленного сладкого товара, каждого вида, не упуская ничего. Щипчиками он бережно уложил куски на небольшой серебряный поднос, свою гордость, ибо любил пофорсить, особенно перед важными клиентами.
- Эти сладости не впитывали в себя дорожную пыль, эфенди и прекрасная госпожа, - важно прогудел он, когда Селим и дама, наконец, подошли.
- Они не тряслись в тюках, не ломались, не слипались друг с другом и не сохли, таким образом не меняли свой вкус. Всё, что вы видите, собственноручно готовила моя жена Фидан тут, у нас в доме. Посмотрите, мед не успел засахариться.
Он указал на янтарные капли, что сочились между слоями прозрачного, хрустящего теста. Из самой сердцевины таких кусочков застенчиво выглядывал цельный миндальный орех.
Рядом стояла чаша, чтобы ополоснуть пальцы перед пробой. Для пущего пафоса купец капнул в воду немножко розового масла. Отрез чистой ткани у Онура на локте должен был послужить обоим господам полотенцем. Круглая физиономия буквально светилась. Не можем сказать, от возможности услужить или от предвкушения хорошего торгового вечера.
Поднос от разноцветных сладостей переливался, как хвост павлина и блестел, как россыпь драгоценностей. Посередине подноса стоял кувшин с лимонным напитком и два армуда, небольших восточных стакана, ибо после сладкого всегда хочется пить. Неведомо, когда он успел это всё приготовить. Вероятно, ему помогал маленький личный джинн. Или двое мальчишек, которых он, шикнув, теперь выгнал прочь из торгового помещения.
Отредактировано Тень (2019-03-23 13:39:14)
Сильвия не отвечая и не отводя взгляд смотрела в серо-голубые как осенний вечер глаза, слышала мягкой и одновременно обжигающий подобно медовому льду баритон, не понимая смысла обращенных к ней слов, тонкие унизнанные кольцами руки перебирали, скручивали и сминали жемчужную обнизь широкого подобного шарфу шелкового пояса, личная причуда госпожи сенешальши. Женщина стремящаяся выглядеть как светская дама и не являющаяся ею строго следует моде. Светская дама всегда чуть-чуть её нарушает небольшим отступлением от правил, маленьким капризом или взбалмошной причудой.
Вся лавка похожая на волшебную сказку с её византийскими низкими арками и колоннами, со стенами в яркой росписи золота, пурпура и лазури абстрактных восточных орнаментов и бликах стеклянных светильников, вся лавка с её причудливо-византийско-исламской обстановкой сейчас расплылась, приобрела смутные очертания разноцветного тумана на фоне которого четко было видно лицо молодого мужчины с правильными чертами красивого лица и ласковой улыбкой чуть полноватых губ и блеском ровных зубов под полоской русых усов.
- Что? Ах, простите, простите, эти благоухания и ароматические курильницы так опьяняют что я чуть не впала в забытье. Вы правы, сеньор Селим, вы правы. Если я в лавке вдыхая пряности и душистые эфиры чуть не упала, потеряв равновесие, то что бы было со мной на восточном базаре! Мне следовало бы туда приходить под густым покрывалом и привыкать постепенно!
Тут между собеседниками словно по волшебству возник серебряный поднос с невиданными до этого Сильвией причудливыми восточными сладостями.
- Ах, какая прелесть, какое чудо! - молодая женщина сложила ладони в восхищенном жесте. Перед ней аккуратными горками высились разноцветные ромбики, конусы, рулетики, шарики, припорошенные словно инеем сахарной пудрой и ореховой крошкой источая аромат карамели, кориандра и ванили. Отдельно были причудливо сложены косо и прямоугольно нарезанные неведомые лакомства с запахом орехов: белые, бежевые, розовые, кремовые с вкраплениями зеленоватых фисташек, мака, розовых лепестков, изюма, кураги и бог знает чего ещё.
Рядом аккуратно возлежали ромбами печенья в глянцевой медовой глазури украшенные миндалем.
-Так - тонкий пальчик с овальным розовым ноготком блеснув кровавой каплей рубина указал на разноцветную роскошь - это по видимому что-то вроде наших марципанов. По виду похоже. Это - и пальчик указал на разнообразие халвы - это я понятия не имею что, но выглядит прелестно. И так же аппетитно пахнет. А вот это - пальчик переместился в сторону пахлавы - о, это я догадалась что! Это пирожное! В моем доме помимо блюда из мяса с овощами подают невероятные пирожные "фрейлина" песочные корзиночки с творогом, миндалем и изюмом. По секрету скажу, я превзошла своего повара в изготовлении "фрейлин" и это моя слава хозяйки дома. Поэтому если у меня есть право выбора, я начну с пирожного и проверим, победит ли меня сеньора Фидан, или я сохраню за собой славу хозяйки лучших приемов в...у себя на родине.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-03-24 18:25:13)
- Если закружится голова, то есть лишь два выхода. Или сбежать или же поддаться головокружению и идти дальше, - мягко возразил пашазаде, не отрывая глаз от лица незнакомки и скользя взглядом от небольшого медного завитка на лбу до маленькой родинки на округлом подбородке, - так ли плохо забытьё? И повторяю: окажись мы там вместе, я бы не позволил вам упасть.
На откровения о пирожных молодой турок рассмеялся.
- Вы перевернули мое мировоззрение, прелестная мона. Разве пери... так мы называем фей... разве пери может стоять у печи, не боясь обсыпать мукой крылья?
Селим медленно снял перчатки и заткнул их за пояс. Очень тщательно сполоснул пальцы в розовой воде, так же тщательно отер руки чистой тканью, которую с низким поклоном протянул ему Онур. Как известно, благодаря требованиям религии у правоверных строгое соблюдение чистоты с рождения входит в привычку.
- Отчасти вы правы, сеньора. Но только отчасти. А теперь я расскажу вам, что есть что на самом деле.
Молодой турок указал на сладость из хрустящих тестяных нитей, похожую на пригорок из тончайшей итальянской пасты или маленький сноп золотистой соломы, на котором играют солнечные лучи. Сверху поблескивали раскрошенные фисташки.
- Кадаиф. Точнее, тель кадаиф. У нас его еще называют "волосы ангела". И, как видите, не лгут: переливается, как ваши пряди, мона, не так ли? - усмехнулся гость с востока.
- Локма, - пашазаде кивнул на небольшие шарики, действительно весьма похожие на марципан, но только внешне, - это что-то вроде здешних кастаньоли, однако нежнее. Кроме того, их посыпают корицей. А то, что вам приглянулось, называется баклава. Ее впервые приготовили для султана Мехмеда Фатиха, Завоевателя. Для нас Фатих значит не меньше, чем основатель династии Осман. И как видите, этот великий правитель любил делать подарки. Он подарил не только новую судьбу Константинополю, но и новую сладость миру.
Углы губ восточного гостя дрогнули в тонкой полуулыбке. В серых глазах отразился отблеск внутреннего горделивого огня. Этот огонь разгорается в сердце каждого представителя империи османидов при упоминании бывшей византийской столицы, когда перед его внутренним взором встает во всем своём великолепии Айя-София и ее минареты.
- Воспользуемся любезностью хозяина и попробуем, как нынче удалась Фидан-хатун баклава. Вернее, убедимся, ибо лично у меня нет никаких сомнений. Именно поэтому я без сомнений предлагаю вам. Попробуйте.
Селим привычным движением взял с подноса маленький аккуратный кусок, похожий на золотой слиток, явно зная, как подступиться, чтобы не помять и не раскрошить его. Медленно протянул незнакомке, ожидая протянутой в ответ ее тонкой руки.
Он не знал, что чувствует в этот момент незнакомка, кроме того, что мог прочитать на ее лице. Однако его самого осознание свободы, с которой он может говорить, смотреть, прикасаться к руке, восхищало. Это было прекрасно, как лицезрение творения христианских скульпторов. Однако статуи только кажутся живыми благодаря искусству мастера. Они холодны. А через мрамор этих полупрозрачных нежных женских щек светилась живая кровь, окрашивая их в цвет утренних заревых лучей.
Отредактировано Селим-бей (2019-03-27 15:50:46)
- Предпочитаю поддаться головокружению и двигаться дальше - не отводя взгляда блестящих зелено-серых полынных глаз от лица собеседника завороженно ответила госпожа сенешальша "Сильви, что ты делаешь? Где твое хорошее воспитание, Сильви? А впрочем, уже поздно", и графиня де Виллар рассмеялась весело и негромко, будто просыпала мелкий жемчуг на фаянсовое блюдо - Осыпают ли мукой крылья наши пери? О, да.
Сеньор Селим, наши дамы хозяйки дома, а раз у дома одна хозяйка, то и обязанностей у неё много. Дама ведет дом, контролирует прислугу, все ключи от кладовых и ларей, от погребов у неё на поясе, иначе прислуга растащит потихоньку все запасы. И самая знатная хозяйка дома встает рано и утро у неё начинается с отпуска продуктов повару на весь день, на семью и прислугу, да-да.
А контролируя кухню нельзя не знать кухню. До чего снисходят наши дамы-пери, самые знатные, это изготовление легких десертов и легких десертных напитков. По части варки самых изысканных варений где каждая ягода вымочена в вине должного сорта и начинена миндалем и корочками апельсина, равно как и по изготовлению самых деликатных компотов и прочих приятных напитков ...Рискну предположить что наши графини и маркизы составят достойную конкуренцию сеньоре Фидан и прочим пери блистательной Порты.
Так что да, перед вами пери осыпающая свои крылышки мукой. Видите ли, сеньор Селим, у меня была семья, я вдова. И пирожные "фрейлина" любимые пирожные моего ...моего маленького ангела, оставившего мир в два с половиной года. Он их называл сладкие корзиночки и в день поминовения усопших и на его годовщину я посылаю в три женских монастыря по три корзины испеченных собственноручно "фрейлин". Я сутки провожу на кухне с раннего утра и могла бы там ещё три недели стоять у печи зная что мой Юани там, на небесах получил свои любимые лакомства.
Нет-нет, все хорошо. И я большая мастерица в этом вопросе. Так, я вся внимание - продолжила Сильвия встряхивая рукой белевшей сквозь кружева и поправляя рукав. Пальчик с полированным овальным ноготком последовал за Вергилием ведущим в сладкую страну волшебных лакомств - Кадаиф. Действительно похож на локоны блондинки. Переливаются как мои пряди? О, как мило! Как вы любезны! Сеньор Селим, вы вгоняете в краску бедную пери - пальчик последовал дальше, рубин перстня рассыпался темно-красными искрами - Локма. Похоже на марципан. И наконец избранная ба-кла-ва. Так? Баклава? Ну что же, пробуем.
И дама окунула кончики тонких пальчиков в чашу с розовой водой, взяла золотистый глазированный медом ромбик из рук своего Вергилия, на мгновенье соприкоснувшись пальцами и почувствовав волнение, поднесла лакомство к коралловому рту с чуть полноватой нижней губой, откусила крошечный кусочек и блаженно закрыла глаза.
Пока небо и язык распробовали тающую рассыпчатую нежно-медово-ореховую сладость Сильвия могла только восторженно ахать не размыкая губ.
- Ммм, это очень...очень...это невероятно - наконец произнесла она. И хвала пахлаве, она помогла скрыть волнение и смущение - Мэтр, купите вашей супруге два браслета, два золотых браслета на её золотые руки. Вы счастливейший из мужей, мэтр хозяин. Сеньора Фидан заслуживает чтобы её руки были увенчаны золотом. Передайте мои восторги и знайте, я их донесу до французского двора упомянув имя вашей супруги.
Сеньор Селим, это блюдо королей и я побеждена супругой метра. Не будет с моей стороны неучтивостью попросит подать стакан с этим таким чудесным на вид напитком? Сладость вызывает жажду, а ароматы сердцебиение.
"Правильно, сошлись на баклаву и ароматы, Сильви".
Сборник кулинарных рецептов Нострадамуса с персональными благодарностями и указанием авторесс рецептов, снабженные их комментариями свидетельствуют: варка изысканных варений, изготовление мало и безалкогольных десертных напитков, фруктовые салаты, кремы, муссы, конфеты и прочие легкие десерты вместе с изготовлением косметических масок были занятием знатных и статусных дам, просто респектабельных дам и верхушке городского социума.
Метр это хозяин чего-то, некой недвижимости приносящей доход. Или профессии приносящей доход. При чем если это адвокат или доктор, преподаватель университета, то это метр фамилия. Доктор метр Паре.
А хозяин трактира, лавки, мельницы, пивоварни и пр. метр имя. Метр Пьер, метр Онур.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-03-30 02:06:51)
Онур старался дать больше работы ушам и глазам и не мешать идиллии, хотя язык у общительного купца чесался. Но раз уж к нему обратились, то он охотно воспользовался шансом и рассмеялся в благообразную широкую бороду, чуть крашеную хной.
- Вот уж о чем не беспокойтесь, прекрасная госпожа. Я свою супругу ценю по достоинству. Она и впрямь истинное золото, хоть и с характером. Что бы я без неё делал? Сами видите, она немало вкладывается в благополучие лавки. И если бы моя Фидан надела все свои браслеты, ее руки оказались бы полностью закованы в золото. Иншалла, - он поднял руки к небу, - наше семейство не бедствует, а мы любим украшать своих женщин. У нас принято постоянно делать женам подарки: ткани на платье, шелковые платки, украшения. Не по праздникам, а в знак уважения. Им приятно, они меньше ворчат. А нам, возвратившись домой, приятно смотреть на женщину, когда она красиво прибрана.
Он горделиво приосанился, с удовольствием расписывая собственную щедрость. В восточных странах не принято такое скрывать, напротив. И это вполне справедливо: Фидан-хатун была женщина красивая: крупная, статная, с формами, как полагается. Ткани на ее платья уходило предостаточно. Только давай отрез за отрезом. Свободный крой, длинные рукава. А ведь хороший шелк стоит баснословных денег. Поди принаряди.
- Тем более, что мне это не составляет труда, - признался купец, - у меня всего одна жена. Мне не нужно задумываться, не забыл ли я по оплошности подарить другой столько же. При моей суетной жизни очень удобно. Никаких разбирательств. А ведь наша Священная Книга четко велит соблюдать справедливость. Я передам жене, как прекрасной синьоре понравилась ее баклава. Хатун будет приятно.
Он, может, даже кликнул бы жену, чтобы мона лично выразила свои восторги. Только купец успел подметить огонек в глазах Селима-эфенди и то, как тот задержал свою руку, угощая иностранку баклавой. Этого вполне хватит человеку неглупому, чтобы быстро сориентироваться. Еще хатун тут не хватало. Так что ничего, он уж Фидан распишет.
- И пробуйте, пробуйте еще!
"Может, округлишься хоть немного, вон, пальцы на руках будто сахарные тонкие леденцы, вот-вот переломятся," - вздохнул он про себя, ибо почитал фигуры большинства европейских женщин излишне худоватыми и подлежащими откорму для приобретения надлежащей дородности.
Отредактировано Тень (2019-03-30 19:10:15)
- Сладости удались, но мне больше нравится, как вы произносите их названия. У вас прекрасно выходит.
Когда звучит тростниковая флейта, лира или скрипка, никто не пытается разобрать ноты. Достаточно звука, который проникает вглубь души. Селиму было не так важно, о чем именно щебечет это удивительное создание - говорит ли о пирожных или перечисляет всю родословную пророка Исы, с которой начинается христианское писание и которая в целях доказательства происхождения от царя Дауда приводится целиком. Пожалуй, последнее предпочтительней, просто потому что список древних праведников, начиная с Ибрахима, который родил Исхака, длится почти бесконечно. Из этих уст сын реиса выслушал бы охотно даже Писание целиком. Лишь бы незнакомка говорила долго и можно было наблюдать, как ее губы, открываясь, будто посылают воздушные поцелуи. Вот уже несколько дюжин поцелуев. А теперь больше полусотни...
Селим особенно выделил из серебристого журчания женского голоса только одно слово: вдова. Ему едва удалось вовремя отвернуться. Пашазаде нужно было скрыть, как его лицо осветила мгновенная зарница. По земле не ходит ни один мужчина, который имел бы права на это удивительное создание. Извиним эту эгоистичную мысль, посетившую его сейчас вместо сочувствия. Когда видишь симурга*, трудно представить его в клетке. Впрочем, нет. Он услышал еще одно: французский двор. Значит, дама француженка.
В тот момент, когда она попросила пить, в руке у молодого турка уже был один из грушевидных** маленьких стаканов. Предугадать вовсе не трудно, ему ли не знать, что за приятный вкус восточных сладостей приходится расплачиваться жаждой.
- Я сам налью, - одним движением брови пашазаде пресек попытки купца услужить. Тот сразу понял намек и убрал уже протянутые к кувшину руки, предоставив действовать самому.
- Тебе только дай волю, почтенный, и ты выложишь в один присест всё, начиная со своего рождения и заканчивая нынешним днем, и приправишь сверху полным сводом наших традиций. Знаю я тебя, любитель поболтать. Если хочешь быть гостеприимным до конца, то покамест приготовь нам лучшие образцы масел и благовоний, - рассмеялся Селим, ничуть не смущенный такой "двойной моралью"... И тут же забыл о хозяине, стоило только перевести взгляд с его круглой, лоснящейся, улыбчивой физиономии на прикрытое бархатной полумаской личико незнакомки. Пашазаде показалось, что Онур укрыл в густых усах понимающую ухмылку.
- Это лимонный щербет, он не сладкий и хорошо утолит вашу жажду, мона. Что-то вроде лимонада или аранчаты***, но туда добавляются еще и специи.
Он протянул армуду своей собеседнице и вновь коснулся своими пальцами ее шелковистой тёплой руки, только на сей раз не смог оторваться чуть дольше. На подносе оставалось еще довольно разных угощений, несправедливо обойденных вниманием.
- Пишмание, - сладость казалась пушистой, как хлопок или моток пряжи, - по-турецки это означает "сожаление". У нас любят красивые легенды, а слагают их чаще всего о любви. Это блюдо не исключение. И, конечно, халва. Эта - ореховая, а это пекмез, из мёда и сиропа.
*Чудесная, фантастическая птица из восточных сказаний.
**Армудуу - груша (тур.)
***Апельсиновый напиток
Отредактировано Селим-бей (2019-04-01 12:12:17)
Слова срывались с розовых губ, эфемерные, легкие и сияющие радугой, срывались и лопались как мыльные пузыри, легкомысленные, лишенные какого-то значимого содержания. Сильвия щебетала первое что придет в голову, лишь бы удержать внимание собеседника.
"Ах, ну посмотрите на меня. Посмотрите, капитана "Миража". Вы мне очень нравитесь. Очень. Позвольте вам это сказать. Такое со мной впервые. Нет, не совсем впервые. Один раз я даже чуть было не влюбилась. Он был капитан. Капитан жандармского полка. Он был ранен, потерял руку вот так, до локтя и уже не мог воевать. А впрочем, кому сейчас нужны жандармы? Их теснит артиллерия. Мы даже поцеловались там, в библиотеке. Поцеловались читая Данте, как раз то место о Паоло и Франческе. Очень поэтично получилось. А потом муж увел отряд на юг провинции и был там ранен и мне стало стыдно, и я все вычеркнула из памяти. Простите что я вам это думаю.
Так вот, так как с вами, с ним не было. И прости меня бог, так не было и с мужем. Так вообще никогда не было. Я потеряла здравомыслие. Я без ума от вас. Вот я смотрю на вас, вижу ваши глаза и вот тут, ямка на правой щеке когда вы улыбаетесь. И я готова говорить-говорить любую чушь, лишь бы вы слушали. Можно я вас полюблю? Не все же мне быть легкомысленной и упрямой молодой рыжей вдовой. Ах, наша женская жизнь с этими хлопотами, перематываньем шерсти, сплетнями соседушек о нас и переругивания с управляющим. Это все так, не настоящее. Так как насчет полюбить вас? Можно? Я даже буду верной, хотя вам это наверняка не нужно".
- Ах, благодарю вас - тонкие прозрачно-розовые на кончиках пальцы накрыли мужскую кисть с протянутым прозрачным стаканом - Это то что мне сейчас нужно. Вам нравится как я произношу название сладостей? О, я могу перейти на перечесление десертов моей родины! Или цитировать на память стихи. Луиза Лабе, я её сегодня читала, у меня память почти абсолютная. Прочитала и помню. Она прекрасная поэтесса и была красивой женщиной, у неё дивные стихи - унизанная пестнями рука не спешила взять прохладный стакан, пальцы осторожно погладили мужскую кисть, рубин рассыпал искры - Я читая поняла, что тот кого она любила и зашифровала в стихах таки стал её любовником. Женщины это понимают. Она любила, но её выдали замуж за другого. Такой скучный добропорядочный муж. Но все же её возлюбленный встречался с ней тайно, я это поняла - Сильвия взяла стакан и поднесла к губам - Простите что много болтаю, и болтаю чушь. Просто мне очень приятно ваше общество и я ищу тему поддержать разговор. Как к вам обращаться: сеньор Селим? И откуда вы и чем занимаетесь? Меня зовите...зовите...мона Мария. Да, пусть будет так.
Сильвия сделала глоток цитрусово-свежего напитка:
- Ах, какая прелесть. Ещё кусочек халвы, вот этой, ореховой. Я её покупала в прошлый раз и без ума от неё и все, иначе я готова смести все эти шедевры сеньоры Фидан с подноса. Так откуда вы родом, сеньор Селим и чем заняты в Венеции?
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-04-02 11:27:53)
- Я редко признаю свои ошибки, но сейчас готов сказать, что ошибся. Больше, чем названия сладостей, мне нравится, как звучит из ваших уст мое имя, - шепнул пашазаде, пока Онур звенел склянками, выставляя свои лучшие масла и ароматические составы.
- Однако "сеньор" здесь лишнее, - по губам молодого турка скользнула улыбка, - Оно так официально, это обращение. Оно будто выставляет дистанцию. Оно всё портит и отвлекает от приятных ощущений, когда вы ко мне обращаетесь. Пусть остаётся для молитвы. Ведь так вы обращаетесь к Богу, не так ли, сударыня?* - последний вопрос прозвучал на родном языке незнакомки, который тут же вновь сменился итальянским, из чувства такта, - для меня одного имени будет достаточно. Уверяю.
Прикосновение женской ладони, эта легкая ласка показалась ему похожей одновременно на прохладную морскую волну и касание тысячи мелких углей. Он изменил положение собственных пальцев так, чтобы удержать пальцы незнакомки на несколько мгновений дольше, чего с успехом и добился.
- Чем занят? По-моему, это очевидно. Всё время, что нахожусь здесь, я занимался тем, что грезил о встрече с вами, сам того не осознавая.
Долгий взгляд глаза в глаза подтвердил, что это не пустая болтовня.
- Ну, и слегка совмещал эти грезы с исполнением своих обязанностей от посольства Порты, - глубокая проникновенность тона уступила место легкой шутливости. Так обычно говорят о серьезных вещах, которые в данный момент не имеют ровно никакого значения.
- Вы спросили, откуда я. Пока у нас есть немного времени, охотно отвечу. Я родился и провёл юность в Стамбуле. Этот город течёт по моим венам. Он - часть меня. И уверяю, если бы вы его увидели, вы тоже полюбили бы его. Им можно любоваться бесконечно. Чистым, прозрачным утром, когда первые солнечные лучи золотят его крыши. Когда муэдзин протягивает тонкую, звенящую нить своего голоса, призывая народ на утреннюю молитву. В дневные часы, когда утреннюю тишину и прохладу сменяет бурлящая суета. Если хочется затеряться, нигде это не получится быстрее, чем в его узких улочках. Он так же хорош в сумерках, когда на всех площадях загораются костры, будто огненный пояс. Когда на улицах слышатся звуки бубна и дутара, мелодичный звон верблюжьих бубенцов, песни влюблённых, которые жалуются на жестокость своих красавиц, а танцовщицы с золотистой кожей пляшут на огромных барабанах, отбивая маленькими ступнями ритм и изгибая стройное тело. А как прекрасен город с воды, когда из голубой дымки выплывают тонкие шпили его минаретов... Я помню день, когда отец впервые взял меня на корабль. Поскольку ростом я едва доходил ему до бедра, он поднял меня и велел запоминать, что я увижу. С тех пор этот вид у меня всегда перед глазами. Венеция очень отдаленно напоминает его: запахом моря, криками чаек, закатом и многолюдностью. Возможно, потому она мне по душе. Мне здесь определенно приятно находиться. А вам нравится Венеция? - погрузив собеседницу в атмосферу восточного города, насколько это возможно было сделать словами, он внезапно прервал свой небольшой рассказ.
- Ах, секунду. У вас мёд на руке. Попала капля со сладостей. Позвольте.
Молодой турок достал шелковый платок, против которого европейский батист мог показаться дерюгой. Как мастерицам удалось вышить на нем традиционные узоры, остаётся загадкой, ибо, кажется, с тем же успехом можно протянуть нить сквозь облако. Взяв в свою руку ладонь незнакомки, он отер эту прозрачную, тягучую каплю, которая блестела на белой коже, как раз на том нежном и чувствительном месте, что располагается между большим и указательным пальцем.
*Нашему "Бог" и "Господь" по-французски соответствуют "Dieu" и "Seigneur". Произносится, естественно, точно так же как "сеньор" - господин.
Сильвия слушала распахнув удивленные глаза, завороженная картиной попранного Константинополя, выступающего на смуглом золоте заката черными контурами минаретов, опрокинувших свое отражение в голубой шелк волн Босфора.
- О как поэтично вы рассказываете о своей родине! Совсем, совсем другой мир! - воскликнула молодая женщина и звонко рассмеявшись на вопрос о Венеции поставила прозрачный стакан на серебряный поднос - Нравится ли мне Венеция? О, нет. Совсем, совсем не нравится. Видите ли...Селим! Вам как уроженцу морского побережья Венеция возможно чем-то близка. А мне, уроженке гор и изумрудных холмов поросших чабрецом и тимьяном, это все, ну вот это... - неопределенный жест кистью - все это мне не близко. Мне из себя не убрать провинциалку. Или провинциалке не уйти из меня. И надо ли? Эдельвейс растет на горных склонах и больше нигде не растет.
Тут слишком тесно, тут слишком шумно, тут слишком суетно, дома сжаты стенами и каналами, и наши горы в древних меловых разломах и поросшие вереском холмы это оказывается такая роскошь! Там столько простора и там легко дышится! А как там поется! Какие у наших уроженцев чудесные голоса! Как они поют! В наших песнях бежит горячая как вино галльская кровь. Но и кельтская задумчивость наложила на них свой отпечаток.
Мы, наивные и упертые провинциалы гордимся победами над Цезарем и чтим нашего Верцингеторинга. Да-да, мы верим, и я верю что его погубило предательство Рима и мы, с нашей упрямой неторопливой провинциальной гордостью в грош не ставим Цезаря и не прощаем ему Верцингеторинга! Таки наша смешная гордость уходит в память Тевтобургского леса.
"Квинтилий Вар верни мне мои легионы" - передразнила Сильвия горестный вопль Октавиана Августа - И все-таки мы уничтожили эти легионы. И мы это помним. Что касается здешних красот...То это конечно, несомненно красоты. Но на моей родине в наших романских суровых церквях из черных камней добытых в жерлах потухших вулканов в наших кафедральных соборах и древних замках на вершинах зеленых гор, увитых плющом и розами, в них больше величия и гордой красоты, они выступают из горных туманов как старые рыцари ставшие призраками и напоминают нам о нашей галльской гордости и величии. Говорят, я дивно вышиваю. Сама знаменитая непревзойденная мастерица в этом искусстве Её Величество Екатерина Медичи хвалит мои настенные панно и даже восхищается. Так вот, мне порой зеленого шелка всех оттенков не хватает чтобы вышить пейзажи моего родного края. А чтобы я вышила тут, в Венеции? Несравненную архитектуру? Её воспоют и без меня.
Прошу вас...Селим. Прошу вас, налейте мне ещё лимонада. Или это шербет? В любом случае это безумно вкусно и освежает. Да, я могу и сама налить. Но да, мне приятно взять стакан из ваших рук.
Скажу вам по секрету - Сильвия понизила голос до шепота - Скажу вам по секрету что с ужасом жду этого знаменитого венецианского карнавала. Вот уж кошмар так кошмар. Шум, гам, суета, толчея. Я уже запланировала такую хорошую мигрень которой огорчу моих дорогих гостеприимных родственников и увильну от этого радостного мероприятия. Нет-нет, я за любое веселье, но чтобы она не было слишком громким и слишком толкающимся - и молодая женщина рассмеялась - так как насчет лимонада, Селим?
Верцинге́ториг или Верцинге́торикс (лат. Vercingetorix) (ок. 82 до н. э. — 46 до н. э.) — вождь кельтского племени арвернов в центральной Галлии (географически в Оверни), противостоявший Юлию Цезарю в Галльской войне. Его имя Ена галльском означает «повелитель над» (ver-rix) «воинами» (cingetos).
Верцингеториг был среди прочих трофеев доставлен в Рим, где провёл пять лет в заключении в Мамертинской тюрьме, дожидаясь триумфа Цезаря, а после участия в триумфальной процессии в 46 году до н. э. был задушен (по другим источникам, умер в тюрьме).Би́тва в Тевтобу́ргском Лесу́ — сражение в сентябре 9 года между германцами и римской армией.
В результате неожиданного нападения восставших германских племён под предводительством вождя херусков Арминия на римскую армию в Германии во время её марша через Тевтобургский Лес находившиеся в её составе все 3 легиона были уничтожены, римский командующий Квинтилий Вар погиб. Сражение привело к освобождению Германии из-под власти Римской империи и стало началом длительной войны империи с германцами. В итоге германские земли сохранили независимость, а Рейн стал границей северо-восточных областей Римской империи.
О реакции Октавиана на это событие Светоний сообщает следующее:
"Рассказывали, что он до того был сокрушён, что несколько месяцев подряд не стриг волос и не брился и не раз бился головой о косяк двери, восклицая: «Квинтилий Вар, верни мне легионы!» (лат. «Quintili Vare, legiones redde!».
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-04-06 16:57:11)
Отнимите у человека все чувства, оставьте одно лишь обоняние, и он всё-таки сможет полноценно ощутить, что такое Восток. Стоит только вдохнуть запах: древесно-пряный, с оттенками мускуса и амбры. Суди же сам, наш читатель, мог ли Онур не гордиться ароматами, которые имелись у него в лавке? Некоторые составы не менялись с тех самых пор, когда Древний Рим в своём расцвете платил за них колоссальные деньги. Разве что у него в лавке, конечно, не было приспособлений, которые, подобно встроенным в потолок трубам во дворце Нерона, орошали бы гостей ароматной водой.
На прилавке выстроились стеклянные флаконы самой разной формы и размера. В тусклом свете они тускло поблескивали, как россыпь неграненных драгоценных камней.
- Эфенди, и вы, прекрасная мона, обратите внимание вот на это.
Полная, округлая рука с толстыми, но ловкими пальцами подхватила круглый флакон жёлтого стекла. Стоило ему поднять небольшую крышку, как в экзотическую смесь запахов, витающих в лавке, ощутимо влился новый. Так океанское течение является частью его вод, но имеет при этом и другой оттенок и температуру.
- Основные ноты - белый мускус и роза. Составлял мой добрый приятель Халиль, а это вам не какой-нибудь кустарный аптекарь из тех, что мешают самое дешевое оливковое масло с толченым ладаном, перекупленным у христианского церковного служки.
Сильвия щебетала первое что придет в голову, не отводя взгляда от серо-голубых глаз подобных пасмурному небо опрокинутому в морские волны. "Интересно, у него волосы шелковистые или жесткие? Если их вот так взять и откинуть рукой со лба. Просто взять и откинуть, вон ту волнистую прядь упавшую на бровь. Наверно волосы шелковистые, такая мягкая волна. Жесткие локоны так не ложаться, легкими прядями. У меня тоже легкие пряди и они чуть вьются, так что я знаю точно. Но с этими кудрями хоть и не упрямыми такая проблема! Вечно норовят выбиться из прически! Вот и сейчас я спешила и моя рыжая грива меня порядком разозлила, камеристка ушла в гости, я тороплюсь, кудри не слушают шпилек и расчески, хвала и благодарность испанскому гребню с ажурной черепаховой спинкой, своими острыми длинными зубьями скрепившим и уложенные в узел косы, и гипюровое покрывало! Ой, Селим, я опять тебе думаю разную ерунду и нескромные вещи, но ведь будущего у нас нет, вот в чем дело. Совсем, совсем нет будущего. И настоящего-то всего несколько часов.
А если бы у нас было будущее, то я бы тебя похитила как графиня Марджери Каррик красавца графа Брюса и не выпускала бы из замка пока он не стал её мужем. Впрочем, Марджери была очень красивой молодой богатой и знатной вдовой. Так что граф Брюс не возражал ни минуту. И ты бы тоже не возражал. Они были счастливы и их сын стал великим воином и королем Шотландии.
Ну или бы я была самой милой и благочестивой вдовой и согласилась бы отдать свою руку после твоего долгого церемонного ухаживания. Но первый вариант мне нравится больше. Графиня Марджери управилась за пару недель, что зря время терять? Да и в сущности храбрый воин тут же позволил себя похитить красивой даме во время охоты, так что первый способ быстрей и надежней".
-Ах, мэтр Онур, какая прелесть! - Сильвия с сожалением отвела взгляд от собеседника, тонкая кисть окунула кончики розовых пальчиков в чашу с водой - Прелесть все, и сладости, и этот дивный аромат. Но я приглашаю в качестве советника сеньора Селима, я не ценительница восточный благовоний, у меня нет в них опыта. Знаете о чем я вас попрошу, мэтр Онур? После дегустации этого чудесного флакона с мускусом и розой покажите мне тот аромат, который любит ваша супруга. Сеньора Фидан совершенно точно красивая женщина, я угадала? Удержать внимание мужчины который по роду своей деятельности тончайший знаток красоты и стать для него единственной, когда ему доступны многие. О, мэтр Онур! Сеньора Фидан красива и у неё есть тайна, как она удерживает внимание и остается единственной для мужчины который создает красоту. И я хочу понять эту тайну.
Сильвия снова посмотрела в серые глаза своего визави. "А теперь улыбнись мне. Мне так хочется. Ничего что я так мысленно на ты? Ну улыбнись".
-Селим, я вам рассказала все мои интересы и увлечения, а вы чем интересуетесь? Судя по тому как вы вывели парусник из штиля, вы прекрасный моряк. Я угадала? - молодая женщина поправила сережку, легкое филигранное плетение в виде удлиненного дубового листа из ажурных золотых нитей, почти воздушное, не утяжеленное камнями - Помогите мне с выбором аромата и взгляните, у меня кажется завернулась сережка.
Сэр Роберт VI де Брюс (июль 1243 — апрель 1304) — 4-й граф Каррик (по праву жены, 1271—1292), 6-й лорд Аннандейл (1295—1304), отец короля Шотландии Роберта I Брюса.
Супруга Марджори графиня Каррик была красивой молодой знатной и богатой вдовой влюбившейся в красавца и храбреца Брюса в тот момент когда он выражал ей соболезнования по поводу её вдовства. Застав его за браконьерством в своих владениях похитила молодого графа и держала в плену в своем замке предложив ему в качестве выкупа брак. Граф Брюс ничуть не возражал (оно собственно и подзаняться браконьерством в имениях красавицы вдовы его тоже не охотничья страсть призвала) и через две недели плена отметив роскошную свадьбу они вышли из замка мужем и женой. За брак без воли короля им пришлось заплатить большой штраф. Родители знаменитого полководца и короля Шотландии Роберта Брюса.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-04-19 11:23:27)
- Вы совсем захвалили мою хатун, прекрасная госпожа, - усмехнулся торговец, благостно сложив руки на объемном чреве. Естественно, он был доволен комплиментами в сторону своей супруги, - но бородой Пророка клянусь, она того заслуживает. Вот верите ли - не променял бы ее на целую дюжину гурий. Красивая? Еще бы. Она у меня женщина видная, аппетитная, как куропаточка, - судя по трепетной интонации, такая похвала в его устах явно стоила целого мадригала, - Что же до любимого запаха... Ей нравится пробовать новые, но есть, конечно, и любимый. Как не быть...
Купец был человек умный, хваткий и сообразительный. Не так-то легко добиться процветания в торговом деле. Путь это многотрудный и многогранный. Дабы преуспеть, необходимо иметь талантов столько, сколько ног у многоножки. Онур обладал ими всеми, в том числе талантом понимательным. Полужеста, движения брови, интонации от стоящих выше господ ему было довольно, чтобы освоиться в ситуации и предвидеть желания. Иначе не видать бы его делу такого процветания. Особенно ежели помнить, как давно ему знаком был Селим-ага. Итак, он склонился над фиалами, открывая их, поводя пальцами над флаконом, дабы ароматная струя достигла его ноздрей, и сразу же вновь с легким хрустальным звоном опускал крышку, чтобы запахи не улетучивались.
- Это не то. И это не то... - прищелкивая языком и бормоча что-то себе под нос, он перебрал с десяток ароматов. Его лоб под солидной шёлковой чалмой собрался в сосредоточенные складки. Борода то и дело подвергалась задумчивому продергиванию сквозь пальцы. Всё это сопровождалось вдобавок глубокомысленным, выразительным басовитым "гммм", исходившим из самых недр существа. Поиски продолжались еще около минуты.
- Нет, здесь его нет. Он, видно, среди тех, что я храню там, - Онур неопределенно махнул пухлой рукой вглубь лавки, - есть у меня там есть еще один ларец, который я достаю лишь особым гостям. Если вам любопытно, мона, то вы покамест испытайте то, что я вам предложил. Благо, у вас есть прекрасный проводник в мир восточных ароматов, - он поклонился в сторону Селима, - светлейший бей всё вам расскажет, а я сейчас вернусь и принесу.
После описанного выше небольшого спектакля, разыгранного по всем правилам торгово-театрального искусства он подхватил полы халата и частыми шагами поспешил "за кулисы" своих владений.
Отредактировано Тень (2019-04-24 19:07:45)
- А мне в удовольствие услужить вам, - Селим вновь наполнил щербетом небольшой стакан своей незнакомки и протянул ей, затем и сам освежил, наконец, пылающие губы.
- Не могу назвать себя моряком в полном смысле этого слова. Однако сыну человека, влюбленного в море, довольно трудно не проникнуться этой любовью. Пожалуй, даже невозможно. Скажем так, это мое увлечение. Мне нравится ощущать штурвал под руками. Это приятно, как усмирять коня, вынашивать сокола или ласкать женщину, - восточный гость улыбнулся без малейшей толики стыда, словно услышал мысленную просьбу своей собеседницы, - Это свобода, это сама жизнь. К тому же море - достойный соперник, сразиться с которым настоящая честь, - он вскинул подбородок, серые глаза сверкнули, на скулах заходили желваки, будто в его памяти ожил шторм, шквальный ветер, треск парусов, жалобный скрип дерева, будто засаднила кожа на ладонях, ссаженная, сожженая о шкоты, раскаленные от натяжения, будто мышцы вновь испытали то страшное, почти нечеловеческое напряжение. Но лицо молодого турка выражало восторг. Восторг преодоления, восхищение могучей, непокорной стихией.
- Море - истинный друг тем, кто хорошо его знает, - продолжил он, - А ещё море - это запахи. Солёный запах прогретых на солнце скал и йодистый запах вы брошенных волной на берег водорослей. Эти запахи окружали меня с детства. Запахи... В каждом запахе проявляется чувственность женщины, как в танце, и чувственность мужчины, как в бою. Вы никогда еще не пробовали восточные масляные духи? Тем лучше. Я расскажу.
Восточный гость указал взглядом на оставленную купцом склянку с духами. Наконец-то Онур-светлая голова догадался, что оба будут не против, если на какое-то время лишит их своего общества.
- Довольно одной маленькой капли, иначе аромат будет ощущаться даже за городскими воротами. Наносят непременно туда, где можно прощупать пульс. К примеру, на шею. Ах, да, сережка. Действительно слегка сбилась... Сейчас мы это исправим, - он потянулся к поблескивавшему металлическому переплетению, чуть задел указательным пальцем и заставил качнуться в полупрозрачной, нежной мочке, но миновал и предпочел живой шелк кожи, такой нежной и чувствительной в этих местах.
- Так вот. Шея. Можно коснуться шеи... Или яремной ямки. Вот здесь.
Пальцы молодого турка скользнули вниз по стройной, гибкой женской шее и, чуть отведя воротник, остановились на впадине у ее основания, где билась, трепетала, пульсировала жизнь.
- Можно также на запястье или на сгиб локтя с внутренней стороны. Вот сюда, - его пальцы, завладев хрупкой женской кистью, мягко обвели ее полукружьем.
- Чтобы запах раскрылся, кожа обязательно должна быть тёплой. Вечер прохладный. Вы не озябли? Сейчас мы это проверим.
Селим склонился к запястью и коснулся его губами, словно пробуя на тепло.
- Не почувствовал как следует. Нужно попробовать еще.
Пальцы заскользили по коже выше. Кружева под ними медленно отступили, как во время отлива, обнажая совершенную белизну.
Селим вновь запечатлел поцелуй на этой руке, тонкой, будто вылепленной из алебастра.
- Только одну каплю. Не больше. На тёплой коже они пахнут совсем иначе, чем во флаконе. Они оживают и раскрываются. Тереть нельзя, запах исказится.
Наконец стеклянная палочка дотронулась до тонкой голубой вены, но лишь после еще одного поцелуя.
- Теперь можно оценивать. Вам нравится? - спросил пашазаде, то ли про диковинный аромат, то ли про прикосновения.
Отредактировано Селим-бей (2019-04-25 23:19:06)
Завороженная звуками его голоса, мягкого теплого баритона, одновременно властного и нежного подобно томному мурлыканью большого дымчато-серого синеглазого кота, опьяненная ароматом восточной лавки: смесью горячего сильного тяжелого древесного запаха сандала, пряных специй и влажных цветов, почти загипнотизированная мерцанием разноцветных прозрачных бликов слюдяных ламп, графиня Сильвия де Виллар замерла глядя блестящими влажными глазами на своего собеседника и ничего не видя кроме его лица. Теплая волна поднялась откуда то из середины тела в грудь, руки и голову, сдавив дыхание и участив биение сердца. Розовый рот с полноватой нижней губой слегка приоткрылся, обнажив чистую белую полоску зубов. И в эту минуту все безупречное прошлое матери семейства и затем образцовой вдовы потеряло всякий смысл. Молодая женщина чувствовала себя покоренной и беспомощной. Да в сущности и желания не было противиться. Мужчина бывший её неосуществимой и невозможной мечтой, её морской мираж возникший в пене синей лагуны был здесь в своем телесном воплощении. И надо ли было сопротивляться? Скажите, Тантал мучимый многовековой жаждой опустив пылающее лицо в прозрачный источник и вдруг обнаружил, что холодная влага не ускользает от его пересохших губ. Так вот, стал бы Тантал сопротивляться?
Его рука приблизилась к её лицу словно влюбленный зверек к своей подружке, ажурная сережка невесомо качнулась в розовой мочке. Пальцы очертив контур тонкой шеи замерли в яремной впадине. Сильвия застыла неподвижно, боясь спугнуть мимолетное прикосновение, словно опустившуюся летним днем на плечо эфемерную стрекозу.
Он взял её за руку, фландрские кружева скользнули взбитой пеной, открывая локтевой сгиб, качнулась подвеска на золотом браслете - обруче. Сильвия почувствовала прикосновение на своей коже теплых полураскрытых губ и у неё на пару мгновений замерло дыхание.
- Ах, какое очарование - в полголоса воскликнула молодая женщина поднося сложенные ладони к лицу и вдыхая смесь запахов: теплого дурманящего мускуса, прохладно - медовый розы и ещё : запах морской вечерней свежести, пропитавший густые русые волосы, добротного сукна дорогого плаща, смешанный с запахом теплой кожи, амбры и мускуса.
Чтобы оценить запах, незнакомке пришлось отнять ладони. Кто держал в своих руках певчую птицу, тот поймёт, о чем мы говорим. Это существо воплощает собой жизнь и свободу. Оно столь хрупко, что почти бесплотно: сожми чуть сильнее, и обмякнет, превратится в бесформенный комок, оставив это тяжкое преступление на откуп совести совершителя. И оно обладает несгибаемой волей, ибо никогда не запоет, если не захочет. Не заставить. Ты знаешь, что стоит ослабить пальцы, как птица вспорхнет, а ты останешься с пустыми ладонями и пронзительной тоской в душе. У кого теперь спросить, как оно там, высоко? И ты сколь возможно оттягиваешь миг, когда это необходимо сделать. Женские руки, тёплые, трепещущие, показались двумя белыми птицами, одна из которых окольцована золотым браслетом с подвеской. Правда, молодой османец исправил упущение уже спустя несколько десятков секунд.
- Онур, старая лиса, не договаривает. Назвал только мускус и розу, а в запахе присутствует еще кедр и кардамон, если мое обоняние меня не обманывает. А оно не обманывает меня почти никогда.
Едва чужеземка успела насладиться тем, как раскрылась на ней душистая капля, как Селим вновь завладел ее ладонями и поднес их к своему лицу не столько ради испытания, сколько ради еще одного поцелуя.
- Так и есть. Кедр и кардамон. А знаете ли, что такой запах живет вместе с тем, кто его носит? В покое слабеет, затихает, становится иногда почти неощутимым, но стоит только носящему начать двигаться, как кровь принимается бежать быстрее, тело становится теплее, а значит, запах усиливается и раскрывается. Таковы свойства масел.
Пашазаде рассказывал о тайнах арабских благовоний, пытался унять некстати разошедшееся сердце, но чувствовал, как оно сбивается с обычного своего ритма и ведёт себя подобно злому, невыезженному коню.
- Сбежим отсюда, - внезапно для себя самого властно выдохнул он, - Онуру я велю поторопиться и собрать ларец, достойный вас. Вы же мне не откажете, примете в знак знакомства эту малость, - молодой человек привык, что его решения не подвергаются обсуждению, это сквозило в каждом его слове, в складке губ, в выражении взгляда, в позе, жесте. Однако то была не гаркливая и чванливая солдафонская привычка приказывать, лишь бы приказать, дабы никто ненароком не усомнился в законности куска урванной власти. Внутренняя уверенность и твёрдость была в нем, спокойная сила, естественная, природная, гармоничная, как у благородного зверя, который родился с ней и с ней уйдёт.
- Примете не от меня, но от моей родины, о которой я сегодня немного рассказал вам. Я провожу вас. Вечереет и я бы сказал, что еще один провожатый здесь точно не повредит. Однако подходя к лавке, кроме своей гондолы я видел у причала лишь еще одну. Могу предположить, что лодка ожидает именно вас. И я не заметил в ней ни души, кроме самого гондольера. Неужто вы не взяли с собой эскорт, сударыня? Как? В таком городе, как Венеция? Это крайне опрометчиво и неосторожно, - с легким укором в тоне заметил пашазаде, - если всё так, то я просто обязан проводить вас, это святой долг человека чести. Я не приму отказа ни по первому, ни по второму. Просто поверьте, что вы найдёте во мне самого надежного и почтительного сопровождающего.
Не будь пери такой земной, говорливой, теплой, ему необходимо было бы выйти на свежий воздух из этой тесной лавки, пропитанной благовонным дымом из сирийских медных курильниц, убедиться, что всё это не сон. Однако глаза его собеседницы блестели, как продолговатые камешки на дне прозрачного ручья, и этот блеск не давал сомневаться. Она из плоти и крови.
Отредактировано Селим-бей (2019-05-08 12:30:25)
Сильвия до этой минуты щебетавшая как малиновка в гибких ивовых ветвях замерла не отнимая рук из мужских ладоней. Пышные кружева рукавов были откинуты её собеседником дерзко-почтительным жестом, тонкие предплечья открылись до локтевых ямок, от быстрого жеста покачивалась подвеска на золотом браслете, надетом высоко, рядом с локтем.
Молодая женщина притихла, как пушистый птенец слеток в руках прохожего, нашедшего его среди высокой травы и внимательно смотрела на своего собеседника блестящими глазами ничего не видя кроме красивого властного мужского лица и не слышала ничего кроме его слов. В округлом вырезе обрамленного кружевами декольте открывавшем шею и начало груди от частого взволнованного дыхания затрепетала золотая цепочка с двумя обручальными кольцами - символ вдовства. " Я провожу вас". Да-да, конечно. Сильвия рассчитывая на краткую дорогу совсем не подумала об опасности вечерней прогулки в портовом городе для женщины в ювелирных украшениях, да и просто для молодой женщины. Конечно, она с благодарностью примет предложение проводить. Тем более это возможность продлить общение. Что касается принять подарки, то конечно, нет. Принять подарки от незнакомого мужчины это дать понять что он ей нравится и она позволяет за собой ухаживать. И не только ухаживать. Нет, конечно, нет.
Молодой мужчина говорил вежливые и почтительные вещи. Но за безукоризненной вежливостью, за мягким почтительным тоном чувствовалась железная воля, как под бархатной перчаткой чувствуется железный кулак, как мягкая лапа азиатского леопарда таит стальные когти. Отказа он не примет. Скажи она "нет" по любому из его предложений и больше она его не увидит. Он из народа привыкшего завоевывать из класса привыкшего подчинять и повелевать.
"О, благодарю вас, Селим. Конечно, я с радостью принимаю ваше предложение сопроводить меня. Действительно, я была неосторожна. Что касается подарков, то опять таки, благодарю вас, но я не могу их принять. Я очень вам благодарна, но это вряд ли будет разумно".
- Проводить? О, конечно. Как я не подумала? Я привыкла в своем тихом Клермон-Ферране спокойно посещать лавки и не учла, что Венеция это не тихая провинция. Я отпустила прислугу на свадьбу, в доме только мой мажордом, служивший ещё моим родителям. Я не сочла возможным тревожить пожилого человека прогулкой по каналу, с его-то ревматизмом. Да, Селим, вы правы. Я с благодарностью принимаю ваше предложение проводить. Обратный путь опасен для женщины.
Что? Принять подарки? О, как это мило. Принимаю с благодарностью, Селим. Хотя я и смущена, но такое внимание очень приятно.
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-05-08 22:10:31)
- Почтеннейший. Онур-эфенди, - позвал молодой человек по-турецки, даже не потрудившись повысить голос, - выходи-ка сюда, знаю я тебя, ты всё прекрасно слышишь. Покажись. Уже поздно, хатун давно пора возвращаться домой, так что визит сокращается. Дворянка без сопровождения, соответственно одетая, может привлечь дурные взгляды. Одной ехать исключено. Я провожу ее и хочу в знак знакомства преподнести подарок. Мы уходим к лодке, а ты пока собери корзину с лучшими своими товарами - самые разные сладости, специи, ароматы, что сочтешь нужным. У тебя есть несколько минут, пока я сделаю распоряжения, успей уж. С тобой сейчас рассчитается мой человек. И поторопись. Времени мало, а подарок должен соответствовать. Полагаюсь на твой вкус. Не разочаруй меня.
Нарочно отделил последних две фразы. Пауза, краткая, но внушительная, напоминала купцу: пашазаде говорил всегда по существу и не слишком любил уточнять. С непонятливыми он никогда не имел во второй раз дела и забывал, что оное было в прошлом.
- Я попросил нашего радушного хозяина поторопиться и дал ему поручение, - перевел он свою короткую речь собеседнице с улыбкой, - есть такие просьбы, которые можно доходчиво донести лишь на языке, с которым родился.
Сын паши скорее допустил бы, что солнце поднимется на западе, чем предположил, что Онур их не слышит. Ни на акче* не сомневался, что купец превратился в одно большое ухо и не удалился деликатно вглубь лавки, а любопытствует за занавесью. Что ж. Пусть его.
Вместе с французской пери, взяв ее под локоть, Селим, наконец, вышел на улицу. После теплого воздуха лавки, тяжёлого от благовоний, их обоих встретила ночная зимняя прохлада. Морось прекратилась. Хотя рваные тучи всё еще мели с низкого неба клочковатыми бородами, но в тёмных просветах между ними то и дело тускло щурились холодные звезды. Месяц неясно обозначал свое присутствие белесоватым свечением за тёмной завесой, изредка показывая то один свой юный белый бок, то другой, будто одалиска в танце семи покрывал под вуалью. Тёмная лодка покачивалась на водах таких же тёмных, как сама. Трое человек сопровождения, на которых пашазаде мог положиться, как на себя самого, ожидали его. Расселись прямо на набережной, бросив под себя что помягче для удобства, болтали, доедали закуски, добытые из ближайшей таверны на деньги, щедро пожалованные им ради такого случая, смеялись, грели руки о зажженный факел, украдкой кидали кости, что категорически запрещено правоверным. Однако нужно же как-то коротать время. Завидев своего господина, они вскочили. Поклонились, пряча любопытство в роскошных тёмных усах, и ему и женщине, с которой он вышел об руку.
Короткий, четкий приказ и один из силуэтов скользнул в двери лавки, чтобы расплатиться и забрать то, что даст ему купец.
- Отпустите своего гондольера, мона, - проговорил Селим, смягчая непреклонность тона глубоким взглядом в нежное лицо своей прекрасной спутницы, - мой человек его расчитает. А моя лодка в полном вашем распоряжении и доставит вас, куда только прикажете по первому вашему слову. Я счастлив продлить наше общение.
*Мелкая турецкая серебряная монета
Отредактировано Селим-бей (2019-06-17 16:52:06)
Белые замшевые перчатки с золотым шитьем так и остались забытыми на ручке плетеной корзинки из окрашенной липы. "Ах, боже мой! Перчатки! Я забыла перчатки! А впрочем, они же сейчас вернутся ко мне вместе с корзиной". Молодая женщина положила тонкую белую руку на локоть своего спутника и сопровождаемая пашазаде вышла на улицу простившись с купцом:
- Всего доброго, мэтр Онур. Простите, нам надо спешить, уже темнеет. Передайте мои восторги вашей супруге.
Ранние зимние сумерки упали темно-синим бархатным плащом на город и окутали сизой дымкой негустого тумана зеркальную поверхность каналов, ажурные мосты и набережную, сделав её булыжную поверхность влажной и блестящей отраженным светом факелов и святящихся окон. После благоуханного тепла лавки на февральской улице было зябко, но Сильвия не чувствовала холода. От радостного волнения, смущения и чувства стыда, вызванного осознанием того, что она нарушает правила, кровь плеснула жаром в лицо, а сердце забилось часто, взволнованно и весело.
"Ах, боже мой, ты с ума сошла Сильви! Все твои шалости, женские секреты и невинные забавы с падчерицей Клер и милой подругой Аделиной, Адой, супругой губернатора там, в Клермон-Ферране, такая глупость по сравнению с тем, что ты делаешь! Ты с ума сошла! Не лучше ли тебе сразу прыгнуть с пристани в воду канала! И это будет умнее! Господи боже мой! Святая Мария Египетская, покровительница слабых женщин, готовых поддаться соблазну, заступница от плотских слабостей, спаси и сохрани сестру твою во Христе! Стоп. А это мысль, благодарю тебя защитница нас, евиных дочерей".
Не опуская на лицо ажурный расшитый золотыми нитями гипюр покрывала, молодая женщина взглянула на своего спутника. В вечерней тишине был слышен ритмичный плеск волн и скрип уключин покачивающихся лодок. Несмотря на вечерние сумерки, Сильвия видела, или ей казалось что видела выражение его глаз и лица. Это было все то же выражение почтительного восхищения и ласковой властности, которое так подействовало на неё.
- Ах, Селим, мне очень приятно слышать, что вам нравится мое общество и это чувство взаимно. Если у меня есть право выбора, то можно я вас попрошу о небольшой прогулке на гондоле по каналам по причине которую вы указали: я хочу ещё немного продлить общение с вами. Небольшая прогулка перед сном, так минут на двадцать, на полчаса. И если вам известна где нибудь на берегу канала недалеко церковь, в которой идет служба в этот час, то прошу вас направить путь вашей гондолы туда. На пару минут всего, я хочу пожертвовать на канун немного этих чудесных восточных сладостей для моего малыша. Пусть мой Юани там, на небесах, полакомится. Не откажите женщине в столь естественном желании!
"Ах, как я предусмотрительна! Сильви, ты всегда была умницей! И предлог более чем пристойный, и общение продолжится. Заодно и свой материнский и христианский долг выполню. А уж за то, что я, не согрешив, уже покаялась, так это Господь мне зачтет и половину греха снимет. Обещаюсь исповедаться потом и внести пожертвование в том храме, куда меня сейчас Мария Египетская направит".
Решив нравственные вопросы и успокоив свою совесть запланированными благочестивыми намерениями, графиня де Виллар от души вздохнула.
- Ах, простите, у вас перо на шапке завернулось и пряжка вот-вот отколется. Одну секунду - молодая женщина сделала вид, что поправляет безупречно приколотую золотую застежку с жемчугом на бархатной шапочке своего визави, - вот, теперь идеальный порядок, - и маленькая кисть, рассыпая рубиновые искры перстня, откинула русую прядь, упавшую на бровь.
"Шелковистые, я так и знала. У тебя шелковистые послушные русые волосы".
В серых как соколиное крыло глазах пашазаде плеснулось удивление. Воистину, нет предела женским причудам, но перед ним, кажется, стоит самая непредсказуемая из евиных дочерей. Рассуждает о Цезаре и Верцингеториге, подобно учёному мужу, что поразило и восхитило, а теперь позволяет в самый неожиданный момент проявиться чувствам, которые обычно прячут в глубине души. Не каждый осмелится открыто говорить об относительно недавних потерях, раны от которых всё еще саднят. Проще океан пересечь на утлой лодке, чем разгадать женщину. Впрочем, сам предложил назвать любое место, так что мона была полностью в своём праве, но церковь, сейчас...
- Прогулки избежать вам всё равно не удалось бы, - с полуулыбкой заметил сын реиса, по своему обыкновению чуть откинув голову назад, - однако мне хотелось убедиться, что наши желания совпадают, и я не ошибся. Как знать, возможно, этим вечером Венеции будет сопутствовать удача - вы измените к лучшему ваше мнение о ней? Мы проедем по городу не совсем обычным путем, однако мне он особенно нравится и я надеюсь, что понравится и вам. Я заходил во многие церкви, чтобы посмотреть на работы христианских художников, причем ближе к вечеру. Мало людей, много закатного солнца через витражи. Мне нравится смотреть, как в игре тени и света оживают фигуры. Такое мастерство и такая дерзость перед Всевышним достойны уважения. У нас это харам, запрещено: мечети украшают разнообразными узорами и каллиграфией, но не изображением человека и животных.
- Я, конечно, не могу точно знать, какие из церквей открыты в этот час, думаю, прекрасная мона это понимает. Но почему вас интересует, открыты ли они сейчас для всех? - бей непринужденно приподнял бровь и повёл плечом, как человек, который не привык задумываться о границах, - мы будем проплывать множество церквей и даже если их двери будут заперты, вам достаточно будет лишь выбрать ту, какую вы хотите посетить. Церковный сторож и священник - всего лишь люди. Вы зайдете в церковь и сделаете всё, что вам велит собственный религиозный долг и ваши христианские обычаи.
Руки незнакомки были легкими, как ветер над городом, что лежит в окружённой горами долине, или мысль путника, который, поднеся ладонь к глазам, видит вдалеке очертания своего дома. Селим перехватил одну из дерзких ладошек женщины и приник к ней мягкими, требовательными губами.
- Этот ветер с залива - истинный враг всех головных уборов. Но мне грех на него досадовать, без него Венеции не видать регат.
Чауш сделал всё быстро и точно. Весла легко плеснули о воду, дерево сухо тукнуло о камень: вторая лодка отбыла, как черная овца, повинуясь своему довольному хорошим кушем пастуху. Гондольеру повезло: он выручил необходимую за день сумму и мог теперь можно с чистой совестью возвращаться домой, на свою тихую окраину, если, конечно, по дороге не встретится желающий. Тогда он, само собой, не откажет.
Тем временем скрипнула дверь лавки. Второй чауш вышел с корзиной. Поверх неё платок из иранского шёлка играл всеми красками востока и тускло блестел золотой нитью в свете факелов. На локте у сопровождающего висела еще одна корзина, совсем небольшая. Странно было видеть столь услужливыми и почтительными этих отъявленных головорезов, но очевидно, что своему господину они подчинялись целиком и полностью.
- Онур-эфенди велел кланяться, просил не судить строго его усилия и напомнить, что двери его лавки всегда открыты. А также нижайше просил ханум принять вот эту вторую корзину с кое-какими мелочами, как скромный дар от него лично, - доложил он по-турецки с глубоким поклоном. Молодой бей перевёл своей спутнице на родной язык.
Аккуратно, как будто каждая из корзин была яйцом, которое нельзя ни в коем случае разбить, чауш пристроил свою ношу на сиденье лодки. И еще раз поклонившись, он отошёл на несколько шагов, дабы дать возможность своему господину сопроводить даму на гондолу. Пашазаде мягко прыгнул в лодку. Развернулся. Протянул француженке руки. Парапет, осадка - они полностью сравнялись ростом и находились лицом к лицу, глаза в глаза. Один только шаг и под ногами уже не будет камня, а лишь покачивание дерева, будто зыбка. Спустя время известнейший поэт германских земель и сравнит гондолу с колыбелью.
Фельце округлым изгибом крыши напоминал изумрудный холм. Занавеси плотной зелёной камки спускались на дно лодки спокойными, благородными волнами, без трепетания и лёгкости шелка.
Отредактировано Селим-бей (2019-06-14 01:18:17)
Последние тени сомнения и доводы благоразумия сменились радостным волнением. Унизанные перстнями тонкие пальцы чтобы скрыть ликующую дрожь скрутили в жгут концы темно-зеленого шелкового пояса-шарфа с жемчужной обнизью.
- Ах, какая красота! Какое чудо из восточной сказки - накинутый на корзину яркий шелковый платок блестел в свете факелов и переливался яркими красками подобно хвосту павлина - Это роскошно!
В любом другом случае восторг и острое любопытство толкнуло бы молодую графиню полюбопытствовать содержимым, тщательно перебирая сладости и изящные безделушки, вещи столь милые сердцам женщин и детей. Но перспектива совместной прогулки по каналу с сероглазым штурманом "Миража", волновавшим её сердце и воображение вот уже несколько недель, предстоящее путешествие по каналам затмило все мысли и чувства вдовы овернского сенешаля. И кроме того, надо же сосредоточиться перед пожертвованием на канун и не упустить ничего из благочестивых намерений.
Осадка лодки и высота причала сравняла рост хозяина гондолы и его спутницы, глаза в глаза. Не отрывая взгляда от серых глаз, казавшихся черными в ночных сумерках молодая женщина доверчиво вложила ладони в протянутые руки, осторожно шагнула...Как вдруг, ах это банальное во всех историях вдруг! Как вдруг неожиданный хлопок среди ночной тишины над поглощающей звуки водной гладью заставил молодую женщину вскрикнуть, пошатнутся, потерять равновесие и упасть в объятия своего восточного Вергилия, так своевременно подхватившего испуганную молодую женщину.
Что-то большое, тяжелое, темное и сильное взметнулось из воды, громко плюхнуло, послав несколько волн качнувших лодку и растворилось в темных ночных водах. По звуку и волнению водной поверхности можно было представить внушительную величину этого неведомого существа.
- Ах боже мой! Какой ужас! Это что за морской дьявол? Он не опрокинет лодку? И не нападет на нас?
- Осторожнее, осторожнее. Так можно серьезно упасть. Ваша красивая... очень красивая лодыжка, которую вы ненароком показали, споткнувшись, не заслуживает, чтобы ее вот так вывихнули.
Наградой за недурную реакцию была возможность ощутить в своих руках приятную тяжесть тела. Лёгкое, как у ребенка, гибкое и пахнущее вереском.
- Аллах! Пугливы, как лесная лань, моя госпожа, - пашазаде насмешливо дунул на пушистый рыжий локон, через который светилась опалово-розовым раковина маленького уха, - меня - иноземца, иноверца, сына османского паши, из тех, что в Европе громко именуют пиратами, меня вы не боитесь, а это всего лишь рыба. Крупная рыбина, которая заплыла из залива - какой-нибудь морской окунь или заплутавший тунец. Не бойтесь, ну же, не прячьте лицо, посмотрите.
Он засмеялся. Рука молодого турка простерлась вперед, указывая туда, где по воде колыхалась легкая рябь, а вторая рука продолжала обвивать и поддерживать теплый женский стан.
- Теперь видите? Уже ушел. Я вижу, как мелькнула узкая спина. Каналы неглубоки, но ему хватило. Остались только круги по воде. Посчитаем их? Один... три... семь... десять. Десять кругов. Знаете, а ведь наша вера считает десять священным числом. Сами судите: существует десять способов чтения Корана. Войско делится на десятки, сотни и тысячи. Десять пальцев, десять чувств, пять внешних и пять внутренних. У Мохамеда было десять учеников. Это к удаче. Ночь не будет обычной.
Чауши впрыгнули в лодку - жилистые, сухие, и проворные, будто лесные коты. Гондольер, что был нанят на постоянное сопровождение и предпочитал откусить себе язык, чем потерять столь выгодное место, встал сзади, на корму, и вооружился своим главным орудием - веслом. Одним, как и положено, но зато гордым. Еще бы. Этот кусок дерева должен был обеспечить хлебом и его и его внуков. Лодка, почуяв, что больше ничто ее не сдерживает, дрогнула, будто норовистая, но хорошо вышколенная кобылица. Такая ни за что не тронется без приказа, голосом ли или прикосновением, как бы ни кипела у неё кровь. Одно точное движение и гондола масляно заскользила вперед. Солнце уже утонуло в заливе, однако закат никак не желал окончательно покидать Серениссиму. Последние солнечные лучи умирали, но перед угасанием превращали воду в вино, как когда-то библейский пророк Иса на свадьбе в городе Кана. Каналы из зеленоватых стал бордовыми, чтобы спустя короткое время сравняться цветом с голубиным крылом, а затем и с антрацитом.
Скамьи приглашали молодых людей бархатной мягкостью ярко расшитых и разбросаных в прихотливом беспорядке подушек. Будто в восточном дворце, а не на лодке. Задняя "стена" была опущена, остальные три свободно пропускали неверный сумеречный свет и прохладный воздух, ибо были подхвачены шнуром, украшеным на конце золотой кистью.
- Глядите, я подготовился, камка цветом точно подходит под ваш плащ, - на губах мелькнула усмешка, - как долго вы уже в Венеции и как оказались здесь? Вы говорили, что гостите у своей родни?
Отредактировано Селим-бей (2019-06-23 11:44:55)
Подхваченная спутником Сильвия вместо того чтобы смущенно отстраниться несколько секунд добровольно и радостно замерла в его объятиях.
- Ах, правда, десять кругов. Он не задохнется в канале? И найдет выход в море? - молодая женщина проводила взглядом уходящую плавными кругами в водную темноту узкую рыбью спину.
Следуя приглашающему жесту, Сильвия вглянула на навес на корме лодки: изящное сооружение на резных столпах которому островерхая крыша и зеленая узорная шелковая драпировка придавала вид богатого шатра какого нибудь кочующего в степях монгольского владыки.
- Боже мой, какая же красота! Действительно, ночь обещает быть необычной. Селим, вы переносите меня в волшебную восточную сказку.
Сделав шаг с пристани в лодку, Сильвия словно шагнула из реального, полного правил, запретов и условностей мира в некую сказочную фантасмагорию, где все так зыбко, нестрого, нечетко, завораживающе, где яркие краски блестящих шелков сливаются в волшебную радугу, где ароматы цветов и мускуса пьянят и завораживают и в этом фантастическом мире нет никаких запретов и условностей и можно следовать велению сердца и отдаваться страстям, не краснея.
Приподняв пышную шелковую юбку, задрапированную золотыми парчовыми лентами над хвалеными тонкими лодыжками и узкими ступнями в башмачках с большими бантами, графиня де Виллар, осторожно балансируя, прошла под шатровый навес и опустилась на подушки. Зеленая юбка распахнулась павлиньим хвостом и упала застывшими морскими волнами вокруг тонкого женского стана.
- А здесь очень уютно, словно в походном шатре. Селим! Селиииим, я жду хозяина этого дворца, я здесь всего лишь гостья, - и молодая женщина протянула руки в приглашающем жесте - Так о чем вы спросили? Ах, гощу ли я у родственников? О, да. Я в родстве с Её Величеством королевой Екатериной Медичи, храни её Господь, следовательно в родстве кое с кем из местной знати. Ну что сказать? Все родственники, и царственные и не царственные меня любят, а я их, но к сожалению они все одолеваемы по отношению ко мне матримониальным зудом, что и привело меня сюда, в Венецию. Теперь моя задача деликатно от этих родственных планов отделаться. Как говорит моя кастелянша, а она вдовствует: больше я под венец не пойду, будь он хоть китайский император.
Квест завершен
Отредактировано Сильвия де Виллар (2019-07-03 17:47:33)
Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » Рукописи не горят » Шафрановый вечер и рука Фатимы. Венеция, февраль 1572 года
