Vive la France: летопись Ренессанса |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » Рукописи не горят » А рыцари ему нужны тем паче. Июнь 1576 года
Время и место действия: июнь 1576 года, Париж
Участники: Жоффре де Вержи, Генрих де Гиз и другие
Краткое описание: Юный провинциальный барон приезжает в Париж с поручением от своего отца - губернатора Бургундии. Само собой, молодой человек лелеет надежду остаться в Париже и послужить Франции.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-05 21:20:39)
В конце мая в Бургундии, в старом замке графов де Шамплит, состоялось прощание отца - Франсуа де Вержи, графа де Шамплит, губернатора провинции, со своим сыном - наследником и надеждой старинного рода. Изначально предполагалось, что юноша отвезет письмо герцогу де Гизу, но перспективы королевской службы в столице не стоило игнорировать.
- Сын мой, - говорил седовласый, сильный мужчина, сидя в глубоком кресле у камина в рыцарском зале своего замка, - Вы хранитель имени и чести нашего рода и должны не только с честью выполнить поручение, но и послужить Франции в столице, если будет такая возможность.
Любимый далматин графа по имени Таше улегся у ног своего хозяина, чуть подергивая черно-белым ухом, - Вы должны обнажать свою шпагу на благо короля и герцога де Гиза при любой возможности и не посрамить имен наших предков.
Мадам де Шамплит в это время рыдала в предчувствии долгой разлуки с любимым сыном, собирая в дорогу барону ладонку с мощами святого Мартина и пирог с вишневым вареньем, так любимым ее милым мальчиком.
11 июня 1576 года молодой де Вержи, именуемый по одному из семейных имений бароном д'Отре, въехал в ворота Монмартр в три часа по полудни. Его крепкий английский конь выглядел свежим и отдохнувшим, словно хозяин и не гнал его с самого утра галопом. Каштановую голову юноши кружили воистину фееричные надежды. Жоффре представлял, как ведет королевские полки на поле боя, как за блестящие победы его назначают если не маршалом, то хотя бы генерал-капитаном*. Что имя де Вержи будет покрыто той славой, которую он мог бы добыть в Париже, а его великие предки на Небесах будут гордиться им.
Разумеется, наградой молодому генералу должна стать и любовь прекраснейшей из женщин. Тем более, что благородная красота и прирожденное изящество барона пленяли прелестных белошвеек и племянниц священника в его родной Бургундии.
Сопровождал молодого барона слуга - крепкий мужчина лет тридцати на невысоком гнедом пикардийском коньке. Цветущие липы и каштаны, окутывали Париж медвяным запахом от которого этот воздух хотелось пить, как родниковую воду из лесного источника.
Юноше можно было дать на вид лет семнадцать-девятнадцать. Облачен он был в дорожный костюм, порядком провинциальный, но добротный, так что сидел на ладной фигуре как влитой. Дорожная шляпа, хоть и изрядно запылилась, но была украшена пером цапли, прикрепленным к шляпе серебряным аграфом с бирюзой.
Проезжая по улице, молодой провинциал увидел, как из какой-то лавки вышла дама. Несмотря на то, что на ней была маска, а прическу ее скрывала тончайшей работы кружевная мантилья, Жоффре успел заметить удивительно тонкий стан, изящную ножку, мелькнувшую в пене юбок и упругий завиток локона на высокой скуле. Дама, несомненно, была красавицей. Непривычный к парижанкам бургундец застыл, глядя на это дивное видение, мелькнувшее на узенькой столичной улице.
Молодой барон не то, что никогда не видел подобных женщин, но сказать по правде даже не представлял, что где-то, пусть и в Париже, городе его грез, могут водиться такие сирены.
Однако следовало подумать об истинной цели своего путешествия, так что молодой человек громко обратился к хорошо одетому горожанину, который спешил куда-то по своим делам:
- Послушайте, любезный, - обратился барон к парижанину, - Вы не подскажете, где тут отель де Гиз?
Мужчина остановился и посмотрел на приезжего дворянина с тем почтением, которое перепало провинциалу от того блестящего имени, которое тот упомянул. Подробно рассказал, как проехать к жилищу некоронованного короля Парижа, постоянно называя Лотарингца "великим де Гизом" и "нашим славным герцогом".
*"Капитан" и "капут" - слова однокоренные. По латыни caput - голова. Капитан переводится как "военачальник".
Впервые звание "капитан" стало использоваться опять же во Франции, в Средние века так называли начальников военных округов. С 1558 года капитанами стали называть командиров рот, начальники военных округов стали называться генерал-капитанами.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-06 00:55:18)
Вряд ли амбре старого Парижа могло кому-то прийтись по душе. Временами даже самые стойкие натуры зажимали носы и крякали, невольно передергивая плечами, когда проезжали мимо рынка или кожевенных мастерских. Дамы прижимали к лицам платочки. Зато в самом сердце города существовала благословенная обитель, где круглый год пахло как в райском саду. Там таинственно мерцали разнообразные стеклянные баночки и фиалы и творилось истинное волшебство. Этот оазис располагался на мосту Сен-Мишель и именовался лавкой Рене-флорентийца. Здесь не только витали божественные ароматы и царила красота, но ее еще и продавали наразвес.
Некрасивая дама желала скрыть свои недостатки, невзрачная серая мышь - стать ярче, хорошенькая превратиться в красавицу, а красавица стать неотразимой и сохранить свою внешность как можно дольше. Дело флорентийца процветало и немудрено, он действительно был редкостным мастером. Самые высокие особы пользовались его услугами, в том числе августейшие. Екатерина Медичи оказывала ему покровительство, и поговаривали,что только как земляку. Якобы изготовить яд для него не сложнее, чем розовую воду. Кто-то откровенно его боялся. Никто не мог лучше него изготовить духи по индивидуальному заказу, так чтобы они полностью отражали личность. После его кремов кожа была как шелк, опиаты любого запаха и цвета делали губы мягкими как лепестки, а краска для ресниц выдерживала целые потоки слез и не растекалась.
Правда, последнее госпожу де Монпансье не пугало. Эта женщина не плакала. Во всяком случае, никто ее плачущей не видел. Однако женщиной она была до кончиков отполированных ногтей, так что после мессы мадам не нашла ничего лучше, чем отправиться именно в парфюмерную лавку. Напрасно досточтимые пастыри с амвона громко порицали всяческие ухищрения и превозносили скромность как главное женское украшение. Катрин в любом случае не грозило звание хорошей жены, о чем она ничуть не сокрушалась, а значит, она с чистой совестью пропустила увещевания мимо ушей. Ее волосы еще пахли ладаном, когда Ее Светлость осветила своим присутствием заведение флорентийца, дабы отдать дань искусству Иезавели и полностью погрузилась в этот приятный процесс. Что греха таить, выплыла она оттуда даже более умиротворенная, чем из церкви. Увесистый сундучок в руках лакея был наполнен итальянским мылом, парфюмированными перчатками, причем одна пара так приглянулась молодой супруге принца де Бурбон, что тут же заняла место на ее маленьких изящных руках. Говорят, именно перчатки стали причиной смерти Жанны д'Альбре, матери короля Наваррского. Впрочем, Катрин не было никакого дела до давно истлевшей еретички и на удовольствие от покупок этот факт никак не повлиял. Там же, в сундучке лежали ароматные масла, с которыми мадам обожала принимать ванну и делать растирания, и душистые шарики, которые кладут в бельевые сундуки. Прихватила лотаринженка еще и парочку ожерелий из сухой розовой пасты, а кое-что Рене пришлет, когда будет готово. Довольная и сияющая, она скрылась в глубинах экипажа.
Бог дал женщине красоту, а дьявол — ум.
Герцог Лотарингский давно уже привык, что его день расписан по минутам. Обязанности распорядителя двора занимали много времени. Он распределял должности внутри всех гражданских королевских служб, а значит положение обязывало не упустить ничего из событий, которые происходили в Лувре. Помимо этого он состоял в оживленной переписке с таким количеством разных особ, включая самых высоких, что его секретарь вечно ходил с мозолями на пальцах от пера. Некоторые особенно важные письма Гиз писал сам, своей рукой. И помимо этого во дворе его особняка и в его приемной в специально назначенные дни постоянно толкалось превеликое множество народу. Каждый из этих разномастных просителей ждал аудиенции по самым разным вопросам. Личные просьбы, ходатайства, претензии в ожидании справедливости. Впрочем, и в дни неприемные, кажется, желающих было не меньше. Все надеялись на удачу. Вдруг для них сделают исключение и Его Светлость примет. Он действительно делал такие исключения. Преграды, чтобы попасть к нему, существовало только две - привратник и личный секретарь, которому было приказано докладывать обо всех, кто желал быть услышанным. Герцог нередко принимал тех, кто видел в нем последнюю надежду, людей в отчаянном положении и если считал нужным, то распоряжался своим влиянием как пожелает. Рассказы о его могуществе обрастали подробностями и превращались практически в легенды. Для парижан он становился если не полубогом, то во всяком случае никак не мог быть обычным смертным.
Нынешний день начался, как всегда, насыщенно. Лотарингец успел поприсутствовать на церемонии вставания короля и обсудить с ним несколько важных вопросов, затем посетил утреннюю мессу вместе со всеми придворными. Сейчас он возвращался к себе, на улицу де Шом, после одной из привычных вылазок в город. Обстановку в Париже невозможно как следует узнать из расшитого седла, не запачкав бархатных мягких сапог. Дух столицы ниже. Там, где ходят по мостовым пешком простые горожане. Бесчисленных информаторов Гизу было недостаточно. Париж нужно чувствовать, слышать биение его сердца, пульсацию его крови. Под неброским плащом и прикрыв щеку со шрамом небольшой маской, Меченый проводил часы на этих улицах, рынках и площадях и от него не ускользало ни малейшее веяние. В таком виде он и вошел в ворота отеля в сопровождении нескольких своих людей и тут же обратил внимание на юношу во внутреннем дворе.
- Одну минуту, господа, - негромко обратился он к спутникам, - проходите в дом, я сейчас, - и, отделившись, сделал несколько шагов навстречу нашему герою.
- Вы ожидаете кого-то, месье? - с легкой полуулыбкой полюбопытствовал герцог, снимая перчатки, засовывая их за пояс и одновременно окидывая новую для себя персону заинтересованным взглядом.
Дорогу горожанин объяснил просто и точно, так что вскоре молодой де Вержи достиг ворот особняка, который знал весь Париж. Чугунные литые ворота на стук распахнулись и привратник, которому молодой человек предъявил письмо, пропустил нашего путника. Внутренний двор оказался столь просторным, что Жоффре поначалу слегка растерялся.
- Куда теперь идти? - думал он, оглядываясь. Туда-сюда сновали люди. Впрочем, он сравнительно быстро выделил взглядом главный вход и собрался уже решительно направиться прямиком туда. Однако тут взгляд барона упал на группу людей, вошедших следом. Среди них выделялся высокий статный человек лет двадцати пяти-двадцати восьми со светлыми волосами.
- Возможно, это шамбеллан герцога или даже секретарь, - почтительно подумал Вержи. Гордая посадка головы, царственная осанка, свободное обращение и шпага у бедра не оставляла сомнений, что перед ним человек принадлежащий к дворянскому сословию. Юный провинциал прекрасно помнил, что у высокопоставленных особ порой секретарями или камергерами служат титулованные дворяне. И почему-то ему показалось, что столь важный дворянин наверняка приближен к Его Светлости.
Может, и этот человек имеет титул не ниже барона, - подумал юноша, - Конечно, он не член семьи герцога, иначе не появился бы тут так запросто, без церемоний, да и привратник склонился бы в три погибели. Но в число челядинцев Его Светлости он наверняка входит.
В этот момент дворянин обратился к бургундцу приятным, теплым голосом. На что юноша поднял на незнакомца свои лучистые глаза и ослепительно улыбнулся. Улыбчивость свойственна молодости.
- Здравствуйте, сударь, - почтительно склонил каштановую голову сын графа де Шамплит, приветствуя незнакомца как равного, - Я к монсеньору герцогу, с письмом от губернатора Бургундии графа де Шамплит.
Если понравиться этому человеку, вдруг он замолвит за него словечко перед Меченым?
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-08 00:25:35)
Бургундия, Франш-Конте. Вольное графство. И впрямь вольное. Когда-то хозяин этих земель, граф Рено, отказался приносить оммаж германскому королю. Бургундия всегда была яблоком раздора для европейских держав. В старину бургундские герцоги были совершенно независимы, были эти земли и французскими, а ныне их прибрали к рукам испанские Габсбурги, хотя формально это владения Священной Римской Империи. Плодороднейшие равнинные места в нижней части провинции, виноградники, соляные копи и такие древнейшие города, как Бон и Дижон.
- Бургундский губернатор, вот как? В таком случае, идемте со мной. Я проведу Вас.
Гиз хорошо знал Вержи. Это один из древнейших французских родов. Несколько лет назад Филипп Испанский совершенно заслуженно возвел одно из их владений, сеньорию Шамплит, в ранг графства. Франсуа де Вержи был хорошим губернатором, мудрым и рассудительным. И при всем том провинции под его началом катастрофически не везло.
Лотарингец видел, что его не узнали. Челядь его тоже не выдала, ибо все были отлично вышколены и не совались, когда в их услугах не нуждаются. Забавная ситуация, но ничуть не удивительно. Хватало одного взгляда на юношу, чтобы понять: этот птенец никогда прежде не бывал в Париже. Такой физиономист, как Лоррен, читал его почти насквозь. Причем Гиз хоть и был молод, но достаточно проницателен и мудр, чтобы не считать провинциальность недостатком, а напротив, достоинством. Этот блестящий столичный вельможа не представлял собственной жизни без Парижа, и все-таки по-настоящему любил французскую провинцию. Дворянская честь в столице давно превратилась в продажную служанку, но в некоторых землях еще остались потомки истинных рыцарей, которые не забыли настоящее значение этого слова.
Они поднялись по широким мраморным ступеням на второй этаж и герцог распахнул двери своего кабинета. На одной из стен висел портрет хозяина дома в полный рост кисти Клуэ.
- Ваше имя, юноша? - с улыбкой поинтересовался герцог, снимая с плеч плащ, - давайте Ваше письмо.
- Да, и письмо я должен передать Его Светлости лично, - почтительно ответил Вержи, чтобы его не вздумали перенаправить к кому-нибудь из уполномоченных приближенных.
Юный барон шел рядом со своим провожатым и старался не показать себя деревенским простачком. В то же время Жоффре с хорошо скрываемым, как ему казалось, интересом разглядывал знаменитый Отель де Гиз. Сразу было видно, что здесь живет важная особа. Гобелены, обивка стен, отделка каминов - всё говорило о том уровне роскоши, которого в провинции не было и у самых блестящих по местным меркам дворян.
Кое-где даже встречался новомодный мозаичный паркет вместо привычных глазу мраморных полов. Это было и вовсе в диковинку для юного провинциала.
Лестница тоже поразила барона своей белизной, простором, а главное, статуями, которыми был украшен каждый пролет этого архитектурного чуда. Полуобнаженные античные боги и герои, казалось, изваяны еще в те времена, о которых юноша читал у Платона и Аристотеля. Провожатый его шел уверенно, легко пружиня шаг и бургундец едва поспевал за ним. И вот она - заветная дверь.
Первым делом взгляд сына графа де Шамплит упал на портрет и тут для него настал момент истины. Это был парадный портрет его сопровождающего. Шамбеллан оказался некоронованным королем Парижа. Изумление молодого де Вержи было сопоставимо разве что с его смущением. Принять герцога за челядинца?! Молодой человек покраснел, как земляника в саду его матушки. Даже уши полыхнули огнем.
- Монсеньор, - склонился губернаторский посланец перед недавним незнакомцем в учтивом поклоне. И тут же спохватился и взял себя в руки, - мое имя Жоффре де Вержи, барон д'Отре. Я сын графа де Шамплит, - по-военному отрапортовал он.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-09 21:29:23)
Гиз издал короткий смешок. Общаться со вчерашними детьми истинное удовольствие. Tabula rasa, белый лист. Юность, искренность стремлений, наивность взгляда и чистые, не запятнанные корыстью суждения. Никакой двойной морали. Невольно всплывают в памяти времена, когда сам был таким.
- Верно угадали. Адресат письма перед Вами. Не смущайтесь, молодой человек. Вы обязаны быть хорошим сыном Вашему достойному отцу и гордиться тем, что принадлежите к такому славному древнему роду, обязаны быть хорошим французом и хорошим бургундцем, но никто Вас не обязывал знать меня в лицо. Однако удовлетворите мое любопытство, ответьте как на духу, кого Вы ожидали увидеть? Пузатого, внушительного господина лет сорока пяти, который гремит в приказном тоне густым басом, обладает профилем Цезаря, окладистой бородой и непременно в золотой кирасе? Мне чертовски интересно, какие ассоциации вызывает мое имя в нашей доброй Бургундии, - спросил герцог, не переставая улыбаться.
Тем временем он сломал сургучную печать и взяв из ящика стола небольшой нож для бумаг, вскрыл конверт. На столе лотарингца не было места творческому беспорядку, что сразу же характеризовало хозяина этого кабинета. Все многочисленные бумаги и документы были рассортированы, а не навалены вперемешку. Важные составляли одну аккуратную стопку, те, что могут подождать, другую. Политическая переписка не соседствовала с архитектурными планами, а пестрящие цифрами доклады и выкладки не громоздились рядом с записками личного характера.
Молодой барон д'Отре снова вспыхнул, как ясная зорька. Ему было приятно, что сам герцог де Гиз знает и помнит родословную его рода и возлагает надежды на молодого провинциала, но какой стыд так ошибиться! Жоффре и вправду представлял Лотарингца огромным, пузатым великаном, с басом, подобным иерихонским трубам и ростом шесть с половиной футов*. А главное, он искренне считал, что знаменитый Меченый старше как минимум лет на двадцать. Ироническое описание человека, которого сын графа де Шамплит представлял на месте Анри де Гиза, было почти точным. И бургундец снова подивился его проницательности.
- Вы правы, монсеньор, - Вержи чуть смущенно улыбнулся, - Я думал, что вы старше и несколько корпулентней... И что у вас борода... Но сейчас я понимаю, что ошибался. А в Бургундии вас уважают так же, как и в Париже, - уверено подытожил молодой барон.
При этом молодой человек мысленно обозвал себя ослом. Ведь он знал, что герцог не справил еще и тридцатилетия. Но та слава, которой был окружен этот человек рисовала в воображении провинциала огромного и грозного Голиафа, а не светского кавалера и лощеного красавца. Давно Жоффре не чувствовал себя таким глупцом. Заворожено юноша наблюдал, как уверенно, четко, без единого лишнего движения герцог вскрывает конверт.
6,5 футов приблизительно равны 2 метрам
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-11 22:46:54)
Гиз расхохотался.
- Не обижайтесь, господин барон, прошу Вас, - сквозь смех проговорил он, - знаете, я смеюсь редко, а Вы доставили мне такое удовольствие своей искренностью и моим словесным портретом, что это дорогого стоит. Самое забавное, что Вы почти не ошиблись, только описали не меня, а моего покойного отца, герцога Лотарингского. Судите сами.
Хозяин дома протянул свободную руку, взял со стола небольшой складень и продемонстрировал юноше. На портрете был изображен светловолосый великан средних лет в кирасе, с сияющим мечом, на коне и отметиной на левой щеке. Из тех, которые будто бы наполняют собой все помещение, стоит им только войти. Осанистый, с рыжеватой бородой, мужественными, благородными чертами, широкими плечами и пронзительным взглядом серых глаз, точь-в-точь таких, какие смотрели сейчас на бургундца. Казалось, он вот-вот громовым голосом скомандует "в атаку". Второй портрет представлял полную противоположность. Он был групповым и абсолютно мирным, изображал герцога и герцогиню, Анну д'Эсте, в домашнем кругу. Их старший сын, высокий и безусый еще подросток, стоял там же, справа от отца, как наследник. Его вполне можно было узнать в том молодом мужчине, который находился сейчас перед юным Вержи, хотя бы по чертам. Девятилетняя Катрин, одетая как взрослая девица, смотрела лукаво, как маленькая чернобурая лисица. На коленях родителей сидели младшие, Франсуа и Максимилиан. Как принято, в платьях. Судя по портрету, у нынешнего кардинала Лотарингского были щеки, которые так и хочется ущипнуть, а герцог Майенский уже в нежном возрасте обладал буйными кудрями. Таким было семейство де Гиз до Орлеана. Продемонстрировав, Меченый бережно вернул складень на место.
- Возможно, через какое-то время я стану на него похож, кто знает. Отращу бороду, стану плотнее. У батюшки было отменное чувство юмора. Он оценил бы ситуацию и тоже от души посмеялся, клянусь честью. А теперь, наконец, прочтем, что пишет мне Ваш родитель.
Отсмеявшись, он наконец развернул письмо и пробежал глазами.
- Неутешительные вести Вы привезли, сударь. Мне известно, что в последнее время на Бургундию сыпятся самые разные несчастья, но Ваш отец сообщает, что в довершение ко всему войска Конде, проходя по провинции, устроили погромы. И что ни Филипп, занятый Новым Светом, ни Император не горят желанием оказывать помощь территории, которая относится к Габсбургам лишь номинально.
Герцог так заразительно хохотал, что барон д'Отре, все еще красный от смущения, тоже улыбнулся. Он с детства обладал даром самоиронии и живи этот молодой человек на несколько веков позже, то он несомненно мог бы легко посмеяться над своей ошибкой.
Однако бургундец был человеком своего времени и потому разозлился на себя еще больше. Он ведь не шут, а тут допустил такую глупейшую неловкость, потешил герцога на славу, и сейчас и сам готов гоготать гусем над своим промахом. И винить некого. Гиз и так на редкость тактичен. Однако Жоффре прервал свои размышления, когда Лотарингец предложил посмотреть портреты его семьи.
Юноша с живейшим интересом бережно принял в руки миниатюры. Несомненно, написаны рукой гения. Члены лотарингского семейства были на них как живые. Даже глаза, выписанные искусной кистью, казались живыми. У отца и сына просматривалось несомненное семейное сходство, хотя молодой Гиз был явно симпатичнее. Грубоватые черты его отца - Франсуа де Гиза - были разбавлены живой прелестью матери, которая явно унаследовала красоту своей бабки - знаменитой чаровницы Высокого Ренессанса Лукреции Борджиа.
- Вы и сейчас очень похожи на своего батюшку, - искренне ответил Жоффре, возвращая герцогу складень. Когда же Меченый развернул письмо, то оба посерьезнели.
- Да, армия этого еретика Конде ведет себя хуже варваров, - помрачнел молодой барон.
Будучи добрым католиком, юноша осуждал в душе еретиков. Отринули святое причастие, не почитают святых, пренебрегли основными постулатами святой веры. Но когда молодой бургундец увидел деревню, разграбленную войском протестантов, он уверился: они одержимы дьяволом. Юношеская наивность и отсутствие жизненного опыта не позволяли такому уложиться в каштановой голове молодого барона. Как добрый христианин может убивать и насиловать, не имея милосердия ни к возрасту, ни к полу своих жертв?
- Действительно, на нас сыпятся несчастья, монсеньор, - грустно подтвердил Вержи, - не проходит и года без беды. То чума косила провинцию. Почти в каждом доме кто-то умер. Сразу после чумы прошли войска герцога Альбы. Грабили так, словно и креста на них нет. За ним пфальцграф Цвайбрюккенский и принц Оранский, эти еретики. Что с них взять, они дьяволу продались и зверствовали как дьяволы. Потом опять кальвинисты, гори они в аду, банды проклятого Вольфганга опустошили бальяж Амона, разграбили округу Везуля, сожгли много деревень. Потом заморозки уничтожили виноградники. Потом снова эта протестантская чума чередовалась с эпидемиями. А Филлип II молчит. Лучше бы мы были подданными Франции, Ваша Светлость! Испания держит нас за пасынков. Ей нет до нас дела. Войска Альбы прошли словно мы и не подданные Габсбурга.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-14 19:19:25)
Светлые брови Лотарингца сошлись у переносицы, лицо помрачнело.
Гиз, как пэр Франции, посещал все заседания Совета и ему-то хорошо было известное истинное положение дел во Франции. После масштабных коронационных торжеств недавно заключенный в Болье мир Месье выжал из королевской казны все, что только можно было выжать. Королю пришлось откупиться от восставшего брата, чтобы сохранить трон, но какова была цена! Важные земли и титулы для этого лягушонка, теперь бывший Алансон гордо именуется герцогом Анжуйским, пенсии для вдов и сирот Варфоломеевской ночи, выплаты рейтарам, чтобы они покинули территорию Франции, денежные суммы, давно обещанные Наваррскому, которые выплатили с процентами, ежегодные выплаты Иоганну-Казимиру в сорок тысяч. Гиз присутствовал на подписании договора и не только он один заметил в этом момент на глазах короля слезы ярости и унижения. Генриху Валуа досталось отнюдь не жирное и богатое государство, а совершенно обескровленная гражданскими войнами страна, раздробленная, изнывающая от незаживающих язв. А теперь и так тощая казна буквально опустела, вплоть до того, что ходили слухи, будто королю едва хватает средств на прокорм двора и самому вскоре буквально нечего будет есть. Что за удар для Его Величества! Год назад милейший кузен совершенно не задумывался, как именно его мать нашла те средства, что выслала ему. Он лишь беззаботно тратился в Венеции на жемчуг, самых блестящих куртизанок и иные предметы роскоши.
Теперь бургундский губернатор в отчаянии взывает к Парижу. Как сказать юноше, который привез просьбу о помощи, что предоставить эту помощь практически нереально? Не в правилах лотарингца было приукрашивать.
- Послушайте, месье д'Отре, - обратился он к юноше, нахмурясь, - я не стану вводить Вас в заблуждение сладкими речами. Мне хочется быть с Вами полностью откровенным, так что придется выслушать горькую правду. Дела Парижа сейчас довольно плохи. Вы слышали о трудном мире, который нам пришлось заключить? От короля вы ничего не получите, ему просто нечем помочь. Однако Вы не одиноки, Лотарингии тоже досталось от рейтар.
Жоффре примерно такой ответ и предполагал. Отец пытался спасти Бургундию, стучась во все двери, но все эти двери были заперты наглухо. Если уж король, номинальный сюзерен терпящих бедствие земель, позволяет своим войскам грабить и жечь, а сам не дает в помощь ни пистоля, то что ждать от Парижа? К которому по злой иронии судьбы они не относятся. Хотя они французы.
И рано или поздно станут Францией. Это обусловлено и географически, и исторически. Но и тогда останутся такими же пасынками короны, какими являются и сейчас. И Лувр, и Эскуриал плевать хотели на Бургундию. Выжать из нее все возможное, как масло из оливы, все они горазды. А вот помочь, чтобы было что выжимать, нет. Вот и герцог де Гиз сейчас выразит свое сочувствие, расскажет, что и Лотарингии не легко и отправит восвояси. В этом барон д'Отре уже не сомневался.
- Отец сделал всё что мог, - думал молодой человек, - Да и я тоже. Но тут не будет толку. Для Испании Бургундия отрезанный ломоть, а король Франции никогда не был добрым пастырем даже своим землям. Недаром про него говорят, что он тратит куда больше, чем мог бы себе позволить.Говорят так, что даже в нашем краю эти слухи звучат всё громче.
- Вы правы, Монсеньор, - сдержано согласился Жоффре, не привыкший клянчить там, где не собираются давать, - Времена сейчас трудные для всех. Чем-то бургудцы прогневали Всевышнего, что ни откуда нет им ни помощи, ни удачи.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-15 13:29:23)
Достоинство всегда заслуживает уважения. Во все времена, что бы ни случилось, оно помогает снести даже самые крупные поражения. И сейчас лотарингцу очень приглянулась стойкость, с которой юноша встретил дурные вести. Не опустил головы, не потух взглядом.
- Погодите отчаиваться, - спокойно возразил Гиз. Движением брови и поворотом головы он предложил гостю место напротив собственного кресла, - присядьте. Моим долгом было предупредить Вас о нынешних обстоятельствах, чтобы не вселять ложные надежды. Надеюсь, это Вы понимаете. Однако я сегодня же поговорю с государем. Я приложу все силы, чтобы убедить его в необходимости дотации. Мы попытаемся изыскать источник. И Вы не правы, Бургундия не провинилась. Испытания посылаются сильным, чтобы испытать стойкость, закалить и сделать еще сильнее. Не существует безвыходных ситуаций.
Он помолчал, словно искал выход, о котором только что говорил. Задумчиво потер подбородок. Потом снова заговорил.
- Вот что. Если в Лувре я не добьюсь результата, то не оставлю вашу гордую и славную землю без помощи. Я дам часть своей лотарингской армии, достаточно, чтобы оборонить ваши границы. Я обращусь к моему родственнику, Карлу Лотарингскому, он откроет свои амбары. Мне он не откажет. У вас будет зерно, бургундцы не останутся голодать. И я лично обеспечу денежные средства, чтобы поддержать провинцию. Даю в этом свое слово.
Он завершил свою речь твердо и веско, с той спокойной уверенностью, которая не оставляет места для сомнений. Гиз смотрел прямо в юное лицо своего собеседника и не прятал взгляд, как обычно поступают, когда рассыпаются в пустых обещаниях.
Отредактировано Генрих де Гиз (2017-10-15 15:31:46)
Переход от глубокого расстройства к отчаянной надежде всегда потрясение, а юный барон д'Отре, ещё не научился держать лицо при любых испытаниях. Ему было весьма сложно сдержать радость и не вспыхнуть от нахлынувших чувств. Если у бургундцев будет хотя бы зерно и пусть и не постоянная, но защита, то возможно им будет легче выбираться из череды бедствий.
Юноша опустился в предложенный ему гибрид кресла и стула. Для кресла данный предмет мебели был слишком жесток, но если он был стулом, то подлокотники у него были явно лишними. Не верить слову герцога молодой человек не мог. Жоффре был воспитан на понятиях, которые становились уже старомодными при дворе: о дворянской чести, о рыцарском слове, о долге и доблести. Так что сын графа де Шамплит и мысли не мог допустить, что сам великий де Гиз, некоронованный король Парижа, может лукавить или блефовать.
- Благодарю Вас, монсеньор, - горячо поблагодарил молодой Вержи, прижав руку к сердцу, - все честные бургундцы будут молить за Вас Всевышнего!
Глаза его сияли искренней благодарностью к возможному спасителю провинции. Жоффре видел, как умирали от голода старики и дети, как хоронили женщин и девиц, не переживших надругательство над собой проходящей солдатни, как горели деревни и поля, по которым прокатились солдаты и Альбы, и протестантских вождей. Юноша готов был на многое, лишь бы помочь своему многострадальному краю.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-15 20:03:52)
- Пока это слова, - Меченый усмехнулся, - однако я готов в качестве гарантии сейчас же, при Вас, написать Вашему отцу. Это не займет больше десяти минут. Обождите. А пока можете угощаться. С дороги наверняка Вас мучит жажда.
Кивком светловолосой головы герцог указал на графин с вином. Рядом находился чистый кубок. Бумага и чернила на столе всегда имелись. Перо заплясало, забегало, рассыпая четкие, ровные строки. Рука у герцога была твердая и на почерк он не жаловался. За краткий срок безликий, пустой лист стал воплощением надежды. Гиз присыпал готовое письмо мелким речным песком и стряхнул остатки. Свернул, запечатал, поднялся из-за стола и протянул барону.
- Возьмите.
Однако внезапно он резко отвел руку с письмом в сторону. Посмотрел гостю прямо в глаза.
- Послушайте, Вы тут говорили о благодарности? Свои слова я подтвержу делом. А Вы, готовы ли делом доказать свои? Вы мне нравитесь, - открыто сказал Лотарингец, - поэтому я задаю прямой вопрос. Хотите остаться здесь, при мне? Служить мне верой и правдой. Письмо доставит другой человек, а Вы, если повезет, если покажете себя, получите шанс быть представленым ко двору. Или же, - тон его стал чуть более сухим, - я без полуслова отпущу Вас в Бургундию с добрыми вестями. К отцу. Уговаривать не в моих правилах. Ваш ответ?
Юноша с удовольствием воспользовался гостеприимством герцога. Налив прохладного соломенно-золотистого молодого вина из белого винограда родной Гизу Лотарингии, юный барон с видимым наслаждением сделал глоток этого благородного напитка. Вино пахло только что раскушенной виноградной ягодой и, несомненно, делало честь вкусу хозяина дома.
Напряженно, неотрывно, словно кот, который на окне следит за птицей, бургундец наблюдал, как перо бежит по бумаге. Вот запечатанное письмо почти у него в руках. Он спас Бургундию. А мечты остаться в Париже так и остались мечтами. Что ж, сын графа де Шамплит ехал во французскую столицу не за карьерой. Он должен был выполнить отцовское поручение.
Рука Вержи почти уже коснулась заветного письма, когда прозвучало предложение герцога. В первую секунду Жоффре готов был ущипнуть самого себя, чтобы проверить, не грезит ли он наяву?.. Мало того, что Бургундия получит деньги, провизию, людей, но ему самому дают шанс на карьеру при французском дворе! Он боялся поверить.
Молодой человек просиял, широко улыбнулся и чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, чистосердечно ответил:
- Я готов, монсеньор, располагайте мною по своему усмотрению. Я почту за честь оправдать оказанное мне доверие.
Гиз был почти уверен, что юнец для своих лет неплохо обращается со шпагой. Вояки старой закалки вроде старшего Вержи никогда не станут тратить время на то, чтобы обучить сына всякой модной мишуре, зато потратятся и наймут для наследника в учителя лучшего фехтовальщика. Это вопрос фамильной чести.
- Значит, будет полезен. А из молодой, неискушенной души, если ее окружить правильным влиянием, можно вырастить такого сторонника, который по безусловной преданности никогда не сравнится с человеком зрелым. Он даже не помыслит о другом пути для себя. Это ценно.
Герцог дорожил верными людьми, каждый на счету. Вместе с тем, подобные сугубо практичные мысли лотарингца отнюдь не исключали питаемого вполне искреннего расположения.
- Хорошо. Я бы удивился, прими Вы другое решение. Вы мне показались достаточно умным юношей. Должен заметить, с сегодняшнего дня Ваша жизнь очень круто переменится. Париж это не Бон, здесь все намного... насыщенее. Жизнь такая же быстрая, как и речь. Впрочем, Вы скоро привыкнете. Разумеется, всякий из моих людей может расчитывать на мое полное покровительство. С любым вопросом, любой неурядицей идти нужно напрямую ко мне. Обычно я сразу же разрешаю недоразумение и по мере возможности помогаю выпутаться. Не в моих правилах бросить в передряге, но злоупотреблять не советую. А передряги будут, жизнь здесь, как я уже сказал, бурная. Благоразумным всегда быть не получится. Да, а если придется обнажить клинок? Вы шпагой хорошо владеете? - невзначай поинтересовался Меченый, вскинул бровь и улыбнулся после своих последних слов, предвкушая последствия этой маленькой провокации.
Отредактировано Генрих де Гиз (2017-10-22 10:01:21)
Жоффре не верил своим ушам. Он остается в столице, он будет служить самому Меченому! Будут и передряги, и приключения, а значит и награды за победы. И быть может, одной из наград станет любовь прекрасной парижанки. Вопрос герцога про шпагу вернул его на землю. Сын графа де Шамплит замялся.
Скромность не позволяла ему ответить, что фехтует он во всяком случае лучше, чем сыновья двух ближайших соседей его батюшки - де Грамбержа и д’Асса. Те всегда оказывались у него под коленом во время их шуточных баталий. А слишком скромничать ещё трусом сочтут...
- Я учился фехтованию у сеньора Каратьера, - со сдержанным достоинством назвал молодой человек имя знаменитого в их провинции учителя фехтования, - И он одобрительно отзывался о моих навыках.
Опустив ресницы, юный бургундец солнечно улыбнулся и румянец легкого смущения окрасил по-юношески нежную кожу его лица.
- Если вам угодно испытать меня, то я могу доказать на деле. - честно посмотрел юноша в лицо лотарингца.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-10-23 18:51:53)
Гиз имел привычку развлечения ради и пользы для прощупывать сходу особенности нрава новых знакомцев. Сейчас он ожидал вспышки мальчишеского самолюбия. Обычно юнцы очень уж трепетно относятся к таким вопросам. Задирают голову как можно выше и старательно набивают себе цену. Этот, к удивлению Его Лотарингской Светлости, вновь повел себя очень сдержанно. Что же, уравновешенность может пригодиться. Некоторые выводы Гиз для себя уже сделал.
- Непременно, - уверил герцог бургундского гостя, - Даже скорее, чем Вы думаете. Но не теперь.
Он закинул ногу на ногу, устраиваясь удобнее в своем удобном кресле. В приоткрытую дверь кабинета заглянул огромный дог, любимец хозяина дома. Поднял крупную, внушительную башку, ноздри затрепетали, улавливая незнакомый запах. Подошел к новому для себя человеку, обнюхал его и тут же с достоинством отошел, чтобы вкусить внимание хозяина. Рука лотарингца потрепала благородное животное по брылястой морде, по мощной шее, погладила по бархатным ушам.
- Через полчаса у нас обед, - продолжил герцог, демонстрируя юноше полное свое расположение, - и поскольку с нынешнего дня Вы принадлежите к моему дому, то я предлагаю Вам присоединиться. А пока, если у Вас есть такое желание, можете поразвлечься и оценить свои силы в моем фехтовальном зале.
Жоффре слушал герцога и чувствовал себя как птица, попавшая в центр внезапно налетевшего смерча. Еще вчера он и мечтать не смел о том, чтобы войти в число людей герцога, разминаться в его фехтовальном зале и делить трапезу, а сегодня всё это вдруг стало реальностью. Неужели его молитвы услышаны Господом и сейчас ему дан тот самый шанс, который дается далеко не каждому провинциалу, хотя мечтает о нем почти каждый?
Огромный дог вызвал невольную улыбку молодого бургундца. Он любил собак. Доги, жившие в замке его отца, были его извечными товарищами детских игр. А один из них, теперь ставший старым и седым по имени Моро, был последние годы его личным любимцем. Правда старик Моро остался в бургундском замке отца. Но юноше были милы все собаки этой породы.
- Почту за честь и разделить с вами трапезу, монсеньор, и показать кое-какие приемы, освоенные мною в родном краю, - учтиво склонил голову молодой барон, благодаря за столь лестное приглашение.
Через несколько минут бургундец уже входил в большой зал, с высокими стрельчатыми окнами, открытыми в сад. На стенах зала висело казалось всё знакомое молодому человеку оружие и рыцарские доспехи прошлых веков, стоящие по углам, казались стражами этого места.
Фехтовальный зал встретил вошедших оживленно и довольно шумно. Дом Лоррейна, как мы уже говорили, пустовал крайне редко или почти никогда. И если для просителей он был последней пристанью надежды, то приближенные герцога здесь собирались не только по зову своего сюзерена, но и пообщаться между собою. Здесь единомышленники могли выражать свои мысли открыто и не задумываться, чем это в итоге обернется. Обсудить последние луврские новости, не стесняясь в выражениях, и поспорить о философии. Круг сложился довольно тесный, не удивительно, что тут складывались крепкие дружеские союзы. Это, впрочем, не мешало и здоровой конкуренции, ибо каждый считал себя лучшим и стремился это продемонстрировать на деле, не на словах.
Сейчас в зале четверо человек фехтовали и чередовали уколы клинка со словесными уколами, смехом и шуточками. Двое уже закончили свою разминку и наблюдали за остальными, то подбадривая, то испуская крик разочарования. Картина стоила внимания, шпагами они буквально пели песенки.
- Господа, оторвитесь ненадолго, - громко обратился к ним лотарингец, чтобы его появление заметили.
- Рекомендую вам этого юношу. Барон д'Отре, представитель одного из самых славных домов Бургундии. Теперь он в наших рядах. Примите его благожелательно.
Стоило прозвучать голосу герцога, как звон шпаг стих. Фехтовальщики, все четверо, мгновенно отвлеклись и прекратили свое увлекательное занятие. Отвесили каждый по почтительному поклону и вместе с наблюдающими господами поспешили к вошедшим.
- Ах, монсеньор, - со смехом обратился к герцогу один, после того, как выровнял дыхание и вытер раскрасневшееся лицо полотенцем, - как жаль, что дела Вас отвлекли и Вы не увидели нас! А посмотреть было на что. Отличная выдалась разминка. Я как раз показывал Шатовье серию новых ударов, которым меня в свою очередь обучил один итальянский знакомый. Отъявленный пройдоха, но отличный фехтовальщик. Мы поспорили, что они окажутся эффективнее, чем его коронные. В результате я только что выиграл у месье отличный обед в Лисе и Пулярке. Да еще с правом позвать с собою пятерых человек. Придется Вам, друг мой, раскошелиться на настоящую пирушку, - он победно посмотрел на противника и подбоченился. При этом второй рукой картинно оперся на свою шпагу, развернул плечи и вдобавок вздернул подбородок, изображая парадный портрет времен Франциска. Остальные, глядя на эту живую картину, разразились хохотом.
- Рано радуешься, - невозмутимо парировал другой, - еще не вечер. Проспорить-то проспорил, тебе сегодня повезло. И все-таки я буду стоять на своем. Посмотрим еще, кто кого.
Первый из говорящих был молодой человек лет двадцати с небольшим, светловолосый, с умными и острыми карими глазами, хорошо сложенный и довольно высокий, с живым, подвижным лицом, небольшими холеными усиками и столь же аккуратной бородкой. Судя по всему, он привык ценить себя достаточно высоко и добиваться того же от остальных.
- Франсуа де Гранвель, граф де Сент-Эньян, - представился он новому знакомцу и протянул руку, при этом не преминув смерить его острым, оценивающим взглядом с головы и до пят.
- Я не сомневался в Вас, Гранвель, - улыбнулся герцог подошедшему.
Судя по всему, этот молодой человек пользовался его расположением и имел право на невинное хвастовство, потому что не был пустозвоном. В его случае слова подтверждались незаурядной ловкостью клинка. Любому стало бы ясно, что в среде своих людей Гиз лишь первый среди равных. Шутки, подколки, выигранные пари были тому явственным свидетельством. Это была скорее беседа давних приятелей, а не сюзерена и вассалов.
Второй из пары фехтовальщиков, противник Гранвеля, тоже получил от лотарингца одобрительный взгляд.
- Достойный ответ. Я буду ожидать Вашего реванша, мсье. Не забудьте предупредить меня, когда вздумаете вновь поразмяться вдвоем. Я хочу это видеть.
Гиз окружал себя только людьми сильного характера и не выносил склоненных голов, а уж тем более колен. Ему нравились натуры упрямые, готовые идти к цели. К тому же если тот и проигрывал своему противнику, то разве что самую малость, за счет незаурядного природного дара. В мастерстве они были равны и здесь правило бал упорство.
- А вы, юноша, - эти слова уже были обращены к юному бургундцу, - Покажите нам своё умение. Вы, Гранвель, ведь не откажете повторить эти приемы для нашего гостя? - лукаво посмотрел Генрих на Сент-Эньяна. Он отлично знал таланты Гранвеля и понимал, что если парень ухитрится устоять против него хотя бы минут пять-семь, то этот юнец чуть не первая шпага Бургундии.
Жоффре с интересом посмотрел на группу гизаров, теперь уже вблизи. Сразу было видно столичных кавалеров. Модная, яркая ткань колетов, самоцветы пуговиц, тончайшая пена кружев. В Бургундии самые знатные синьоры провинции не наряжались так на празнества и балы, как эти дворяне были одеты в будний летний день.
Отличное оружие, горделивые осанки - столичные кавалеры казались юноше похожими на принцев. И если бы не врожденная гордость молодого де Вержи, то он, наверное, глазел бы на этих людей, как ребенок на ярмарочное представление в пасхальную неделю. Только войдя в зал и глядя, с какой кошачьей грацией Франсуа де Гранвель снимает свой легкий колет цвета весеннего марсельского прибоя, барон д'Отре подивился тонкой вышивке.
Впрочем, сейчас этот дивный колет, как и дорожный пурпуэн самого бургундца с чернеными серебряными пуговицами держали пажи, одетые в цвета лотарингского дома. Одежда прочих фехтовальщиков была навалена на небольшой пуф черного дерева с подушкой темно-зеленого бархата, куда должны были пажи добавить одежду новоявленных соперников.
Д'Отре сейчас стоял в белой льняной сорочке, которая выгодно выделяла загорелую, нежную юношескую шею и делала честь чистоплотности бургундского гостя.
Сын графа де Шамплит возблагодарил Пресвятую Деву, что с утра переоделся на постоялом дворе и даже окунулся в реку перед тем, как почтил древнюю Лютецию своим визитом. Сейчас губернаторскому сыну краснеть не приходилось. Однако соперник уже вынул шпагу. Оружие гизара было на вид почти безупречно. Тонкая работа толедских оружейников говорила сама за себя. Молодой человек научился разбираться в оружии с легкой руки мэтра Каратьера, который учил его в родной Бургундии контртемпам и ремизам. И сейчас литая рукоятка оружия его соперника не оставляла у Жоффре сомнений, где его произвели.
Ну, а сам Вержи вынул шпагу, доставшуюся ему от отца и на его взгляд не менее славную. Он поклялся честью предков никогда не посрамить этот клинок, но не думал, что случай представится так скоро.
- Я к вашим услугам, - сдержанно улыбнулся барон, вставая в позицию.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-12-11 22:53:36)
Уголки изящно очерченных губ сеньора де Сент-Эньян приподнялись в усмешке, легкой как крыло бабочки. Он привык уважать любого противника, однако полагал, что шанс против него у пришлого юнца невелик. Рекомендация герцога, конечно, стоит очень дорого, Гиз не тратит время на каждого бездарного встречного. И все же это всего лишь короткая рекомендация и делать выводы молодой дворянин не спешил.
В каком-то смысле бургундцу повезло, настроение у гизара нынче было отменное: кроме выигранного ужина сегодня вечером его ожидал сладостный момент взятия давно осаждаемой крепости, которая наконец сдалась. Встреча была уже назначена. Потому он благодушно намеревался показать новому знакомцу парочку-другую своих коронных ударов, приставить куда-нибудь острие и на сем демонстрацию завершить. Затем похлопать по плечу и даже, может быть, предложить свою опеку на первых порах. Это если новичок окажется действительно стоящим и по ходу разминки вызовет такое желание.
- Нападайте, - коротко и легко отвечал он, вставая в любимую стойку.
Молодой Вержи не мог сдержаться и поэтому прежде чем совершить выпад фасонисто отсалютовал противнику своим мечом. Барону не хотелось прослыть деревенщиной, что умеет драться лишь на палках и кулаках. Поэтому сейчас он намеривался показать сопернику все те хитрости, которым научил его небезызвестный мэтр Каратьер.
Звон оружия нарушал тишину, которая вдруг повисла в зале. Все собравшиеся с интересом следили за соперниками. А сам Жоффре не уставал нападать и отражать удары своего визави и не видел вокруг ничего кроме клинка соперника. Волосы молодого бургундца растрепались, на бархатистых, ещё совсем юношеских щеках выступил румянец. С весело горящими здоровым азартом глазами молодой человек словно сросся со своим клинком.
Белый батист рубашки прилип к его гибкому телу, но сам фехтовальщик не выглядел запыхавшимся. С кошачьей грацией он исполнял свой сложный танец со шпагой руке и яркое июньское солнце плясало на клинке его шпаги.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2017-12-20 19:29:38)
Через несколько выпадов снисходительное благодушие у Сент-Эньяна сменилось заинтересованностью. Такое чувство возникает в любой игре, от мяча до шахмат, где неожиданно встречаешь достойного противника. Если, конечно, исход зависит не от случая, как в костях. Молодой гизар был амбициозен, даже слишком. Он любил соревнование на равных, где-то, может, даже на преодоление, чтобы потом, полностью измотанным, гордиться собой. Легкие победы его совсем не прельщали, разве что иногда, в качестве большого исключения. Между прочим, это касалось и женщин.
Птенец оказался очень недурен и в нападении и в защите. Может, ему не хватало опыта, хладнокровия и где-то физических сил для напора в атаке, но природные задатки были налицо и первичная подготовка впечатляла. Сообразительность и интуиция тоже были при нем, потому что граф использовал несколько своих любимых финтов, то есть обманных движений, которые призваны отвлечь внимание и прикрыть настоящую атаку. Мальчишка их разгадал и смог вовремя прикрыться классической примой и высокой квартой. Если это помножить на пластичность и юную прыть, шпага этого зеленого юнца уже может очень больно кусаться. Когда он приобретет больше опыта, его будущим противникам стоит поостеречься.
- Многообещающий юноша, монсеньор, - коротко выразил он свое мнение герцогу, стирая тыльной стороной ладони капельки пота со лба, когда схватка подошла к концу.
- Благодарю за схватку, сударь, - гизар отсалютовал противнику шпагой.
Молодой человек, разрумянившись в схватке против такого соперника как Сент-Эньян, почувствовал как краснеет еще больше.
Гордость невольно овладела душой барона де Вержи. Еще бы - человек самого герцога де Гиза, парижский дворянин, наверняка ни раз обнажавший шпагу и на войне, и на дуэли, находит его достойным противником.
Жоффре, разумеется, отдавал себе отчет, что его научили сносно владеть шпагой. Тем не менее юноша пока не испытал это умение в паре со столичным дуэлянтом. Конечно, ему доводилось разминаться с соседскими сыновьями и как-то раз они с отцом и отцовским отрядом давали отпор очередным мародерам. Но одно дело такие же желторотые птенцы или сброд, пусть и живущий разбоем под командованием то одного мясника, то другого. И совсем другое парижский дворянин из окружения такого человека как Его Светлость.
Похвала такого человека дорого стоит.
- Благодарю вас, сударь, - учтиво склонил бургундец кудрявую голову и в его голосе явственно чувствовалась невольная радость.
- Генрих! - герцогиня позвала, выслушала тишину в ответ и досадливо цокнула языком. Здесь его тоже нет. Почему брата невозможно найти именно тогда, когда ты нарочно спешила домой и он срочно нужен? Каблучки недовольно простучали дальше по коридору.
- Анри! - звонкое эхо прокатилось по библиотеке. Не Александрийской, что уж там, но точно одной из лучших в Париже. На полках тяжелых стеллажей до потолка в бархатных и кожаных переплетах покоились настоящие бумажные сокровища, многие из которых помнили пальцы еще герцога Клода. Нет, кресла пусты. В библиотеке его тоже нет.
Скажите на милость, из дому не выходил, а сгинуть сгинул. Все слуги говорили, что совсем недавно видели, говорил с кем-то в кабинете, а теперь попробуй отыщи. Олухов-слуг только за смертью посылать, проще и быстрее самой. Тем более, что оставалось последнее место. Если его и в фехтовальном зале нет, то одним из подарков, которые регулярно присылают лотарингцу со всей Франции и не только, совершенно точно была шапка-невидимка. Видно, шляпники так поднаторели в мастерстве, что такой головной убор для них вполне по силам. Остается надеяться, что первыми ее изготовили французы, а не дражайшие соседи, подданные Елизаветы. Это было бы обидно. Ее Светлость успела слегка устать, пока обегала весь особняк, ибо, как мы помним, из-за особенностей походки ей сделать это было чуть сложнее, чем любому другому. Но мадам всегда доводила дело до конца. Довела и теперь. Затворила за собой тяжелую дверь и направилась туда, где ее братья любили позабавиться клинком. Еще не доходя, услышала голоса и вот уже хорошенькая ножка, видневшаяся из-под подобранных юбок, перешагнула порог этого железного царства, Святая Святых для любого настоящего мужчины. Увидев брата, она так обрадовалась своей живой находке, что сейчас ей было решительно все равно, в чьем он обществе и не отрывает ли она его. Он редко бывает один.
- Анри! Ну Бог ты мой, наконец-то. Я с ног сбилась, пока отыскала вас.
Мадам находилась сейчас дома и небольшая шляпка давно была снята с ее каштановой головки. От беготни несколько темных непослушных локонов выбились из собранной шпильками по моде прически, а щеки чуть зарозовелись.
- Вы мне нужны. И срочно.
Маленькая ручка с горящим на пальце перстнем грациозным, словно бы ненарочитым, но вполне понятным жестом чуть коснулась ложбинки высокой лилейной груди, скромно прикрытой абсолютно прозрачной газовой шемизеткой. Там, в одном из самых надежных и, что таить, самых прелестных хранилищ было надежно укрыто важное письмо, которое герцогиня готова была передать адресату. Если, конечно, этот адресат соблаговолит отвлечься от болтовни и обратить на нее внимание.
Отредактировано Катрин де Монпансье (2018-03-25 21:59:36)
Бог дал женщине красоту, а дьявол — ум.
Жоффре был поражен - та прекрасная дама, мимоходом встреченная им на столичных улицах, оказалась женой герцога?
Во всяком случае она в открытую зовет его в альков. Вряд ли в Париже нравы столь свободные, чтобы в одном доме с женой проживала и метресса. Значит всё-таки жена, - уверился юноша. Это новость не порадовала молодого бургундца, но и не повергла в пучины отчаяния. Женщина произвела на него сильное впечатление, но барон д'Отре понимал, что такая роскошная дама вряд ли обратит внимание на одного из провинциалов.
Тех провинциалов, которые пачками едут в столицу за счастьем. И лишь единицы из них находят это счастье, не будучи перемолотыми железными челюстями этого Молоха. Вержи верил в свою звезду. И верил в то, что прелестница, такая же точно, как прекрасная герцогиня еще назовет его своим возлюбленным, но соперничать с Гизом, он, разумеется, был не готов. Отттого он сейчас скис, и вся радость от успешного дебюта со шпагой покинула его. Сам себе не признаваясь, бургундец ждал новой встречи. Алкал ее. Но сейчас эта мечта барона д'Отре пошла прахом.
Однако как заманчиво выбивались из, некогда безупречной, прически упругие, блестящие пряди. Как притягательно вздымалась высокая грудь под прозрачной шемизеткой! А запах духов светской дамы казалось пах весенним ветром Бургундских дубрав.
У сына губернатора кружилась голова и хотелось как-то проявить себя перед роскошной сиреной, скрашивающей дни и ночи Королю Парижа. Хотелось именно сейчас положить под колено недавнего противника. Хотелось посвятить свою победу этой красавице. Хотелось читать стихи о ее неземной прелести и петь ей серенады, аккампанируя себе на лютне.
Но всё это сделать сейчас было решительно невозможно.
И восторженный провинциал позволил себе лишь восхищенно смотреть на женщину, ставшую сегодня его мечтой.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2018-03-25 22:43:10)
- Хорошо, - проговорил Гиз, о "многословности" которого при дворе ходили байки. Ритором герцог становился, когда ему было это нужно. В остальных случаях ценил умение выражать свои мысли кратко и по существу. Сейчас по одобрительному выражению лица и кивку было понятно, что он отметил для себя каждое движение юноши в короткой схватке и сделал выводы. Это единственное слово из его уст дорогого стоило. За ним, вероятно, собиралось последовать и второе, но появление сестры немного изменило курс. Катрин нельзя было отказать в умении эффектно появляться. Посмей кто-то другой паче чаяния так дерзко вмешаться в мужской разговор, последствия не заставили бы себя ждать. Даже с госпожой герцогиней он не стал бы церемониться, правда, потом, наедине. Но только не с ней. Живая прелесть сестры никогда и никого не могла оставить равнодушным. Черты Лоррейна внезапно приобрели едва уловимую мягкость, чем выдали его особое отношение к вошедшей. Тонкие губы усмехнулись.
- Господа, нам, кажется, недвусмысленно дают понять, что хорошенького понемножку. Женщины. Так нетерпеливы и так любят заставлять ждать, - произнес он, чем вызвал смех своих недавних собеседников. Сделал шаг вперед, запечатлел нежный поцелуй на кончиках пальцев мадам.
- Юноша, познакомьтесь. Этот миловидный тайфун - ее светлость герцогиня де Монпансье, моя сестра, - сообщил он бургундцу, тем самым бросая не знающему никого в лицо провинциалу довольно увесистый спасательный канат.
- Жоффре де Вержи, барон д'Отре, - завершил он рекомендацию, - сын бургундского губернатора. С нынешнего дня занимает место в моем окружении.
- Ошибаетесь, дорогой брат. Мы не заставляем ждать, а испытываем. Лишь тот, кто умеет ждать, достоин. Притом женщины сами терпеливы как ангелы, раз в состоянии вынести вас, мужчин, дольше пяти минут, - мадам подошла ближе и провела указательным пальцем по щеке Анри. Точь-в-точь девственница, которая чешет за ушком дракона.
- К вам, господа весельчаки, это тоже относится, - уверила лотаринженка смеющихся землянично-сливочным тоном и переключила внимание на того, кого брату пришло в голову представить ей. Бархатистый и цепкий как кошачьи лапки взгляд серых глаз оценивающе окинул представляемого с головы и до самых пят, затем снова взметнулся вверх и на мгновение задержался на открытом юном лице. Милый мальчик. Со снисходительной улыбкой сестра Меченого протянула гостю руку. На тонком запястье по обычаю того времени переливались изящные опаловые четки.
- Добро пожаловать в Париж, месье... - она замешкалась, будто пропустила только что названное ей имя мимо ушей, - господин барон.
Бог дал женщине красоту, а дьявол — ум.
- Вержи, - просиял молодой бургундец бархатными маслинами карих глаз, подсказывая герцогине свое имя, - Жоффре де Вержи, барон д'Отре к вашим услугам, мадам, - бережно, словно рука прелесницы была слеплена из песка нормандских дюн, поднес юноша пальцы герцогини к теплым, мягким губам. При этом склоняясь в изящнейшем из поклонов, говорящим о том, что гувернеры, нанятые отцом бароне не зря ели хлеб папаши Вержи.
Дама была столь прекрасна, что мечтать о ней юному провинциалу было равносильно мечтам о звездах с неба. Но Жоффре не привык отступать. Красавица оказалась не женой герцога, а сестрой. Она была живой, теплой и такой красивой, что глядя ей в лицо молодому человеку хотелось зажмуриться. Как жмурился он в детстве, когда летнее солнце заглядывало ранним утром в окошко детской молодого д'Отре. И юноша не видел больше препятствий. Прпятствий к тому, чтобы мечтать. Мечтать о том, чтобы оказаться полезным этой даме. Оказать ей какую-нибудь услугу. И получить награду. Например, поцелуй ее румяных, изогнутых как лук Амура, улыбчивых губ.
- Черт возьми, да за это и умереть не жаль, - отчаянно подумал бургундец и восторженные чертенята заплясали в его бархатных, карих глазах.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2018-03-29 23:04:32)
- Да. Вержи, д'Отре. Хорошо-хорошо. Я запомню.
- Или забуду через пару минут, - подразумевала беспечность тона.
- Однако услуги вы зря мне предлагаете, милый юноша, даже если это фигура речи.
Глаза цвета весеннего талого льда были очень похожи на глаза брата, только с по-женски длинными темными ресницами. И глаза эти смотрели на бургундца сверху вниз, хотя их обладательница была миниатюрна и вряд ли достала бы до его плеча.
- Я ведь могу припомнить. И тогда вам уже нельзя будет отказать, а почем вы знаете, что за услугу я пожелаю? - герцогиня склонила на бок темнокудрую голову, - Вы уже не принадлежите себе, если вы часть дома моего брата. Не стоит об этом забывать.
Отредактировано Катрин де Монпансье (2018-04-03 14:42:46)
Бог дал женщине красоту, а дьявол — ум.
- Молодой барон д'Отре вспыхнул, как цветущий мак.
- Я готов совершить ради вас любой подвиг, - рвался вперед язык молодого бургундца, - Особенно если прекрасная дама отблагодарит рыцаря так, как следует принцессе благодарить героя...
Присутствие брата этого дивного созданья однако усмирило пыл бургундца. Жоффре благоразумно удержался от подобных речей и лишь учтиво произнес:
- Я готов служить вам и вашему дому так, как подобает дворянину, отдавшему свою шпагу сюзерену.
Вержи отвесил поклон, как того требовал этикет, но глаза юноши пожирали светскую красавицу, словно он решил прожечь дыру в тончайшем кружеве, украшавшем грудь прелестницы.
Как счастлив был бы молодой бургундец, потребуй от него герцогиня пикантной услуги! Он был непрочь даже сложить голову в этом приключении, но не раньше, чем его губы узнают вкус чуть тронутых кармином губ сестры Лотарингца.
Голова провинциала кружилась и терпковатый запах духов мадам де Монпансье пьянил его, как запах весеннего леса пьянит гонного оленя.
Отредактировано Жоффре де Вержи (2018-04-03 22:14:24)
- Оцените, брат. Бургундия родит дипломатов, - обратилась к хозяину дома Катрин так серьезно и рассудительно, будто это она пэр Франции, а вовсе не Анри.
Надолго ее не хватило. Смех заискрился, как радуга на мелких брызгах фонтана. Да, сестрица Меченого обладала не только ангельским личиком, но и приятным голосом, о чем прекрасно знала и охотно пользовалась.
- Или это ваше личное качество, а не отличительная черта бургундцев? - поинтересовалась она и опять чуть насмешливо сузила глаза, переведя их острый взгляд на юношу. Что ответит? Использует шанс выделить себя или вступится за свой край?
Катрин обожала круговерть, которая постоянно царила в отель де Гиз, однако если поделить публику на десятки, подобно римлянам при децимации, то девять из десяти она знала как собственные пальцы и постоянно видела при дворе, а один никогда более не появлялся. Анри мудро приближал к себе лишь проверенных и избранных. Кипучая натура его сестрицы даже в многолюдном Париже испытывала постоянную жажду новых лиц, свежей крови. Она открыто злоупотребляла любовью брата, как, впрочем, и всегда, но не могла отказаться от удовольствия немного помучить его новенького.
Бог дал женщине красоту, а дьявол — ум.
- Скажу честно, - Жоффре восхищённо посмотрел на смеющуюся молодую даму, оценив белизну ее ровных зубов, влажно поблескивающих между полуоткрытыми румяными губами, - В Бургундии немало и воинов, и дипломатов. Это благодатный край.
При этом барон д' Отре хотел было добавить несколько хвалебных слов и про себя, но вовремя прикусил язык. Негоже рыцарю петь себе осанну, словно он не рыцарь, а менестрель. К тому же хвалиться, не сделав ничего, из того чем думаешь похвастаться. Да и герцогиня явно насмешничает. Как ни молод и неопытен был Вержи, но он никак не был их тех провинциальных олухов, которые принимают за чистую монету любую шпильку столичных господ.
Женщина мелодично смеялась, и бургундец ощутил как и его губы невольно трогает улыбка. Слишком заразителен был этот смех. А шутки герцогини словно приглашали его к флирту. Такая удивительно эффектная сотрапезница заставила юношу с нетерпением ждать обеда. Наверняка дама будет и там отпускать пикантные шутки и возможно под столом он сможет украдкой коснуться кончика ее туфельки. Разумеется, совершенно случайно.
Эпизод завершён
Отредактировано Жоффре де Вержи (2018-04-25 23:32:10)
Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » Рукописи не горят » А рыцари ему нужны тем паче. Июнь 1576 года
