Действующие лица: Юсуф-паша и Эсфирь
Мусульманин и иудейка. Тенедос, май 1571 года
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться22025-05-21 11:25:07
Аллах был в добром расположении духа, когда ему заблагорассудилось создать тот короткий, но благодатный кусочек дня, что у смертных зовется золотым часом.
Прежде чем на время лишить землю своих лучей, солнце изливает их щедро, но не избыточно и придает всему окружающему густой медовый оттенок: украшает даже самые скромные рыбацкие хижины.
По горделивой осанке, характерному острому блеску в карих цепких глазах и хищноватому профилю можно было узнать Юсуфа-пашу, правую руку манисского дефтердара. Правда, одет молодой турок был довольно просто и его плечи покрывал не особенно приметный плащ. Если кто хорошо знал пашу, обратил бы внимание на узнаваемую манеру держаться на лошади и на его любимого вороного, темного как ночь, с белой звездой во лбу.
Вряд ли стоило удивляться, что как человек деловой, он мог иметь дела на пристани. Однако нет, он направлялся не туда, а к небольшой и довольно укромной бухте с небольшим причалом для местных рыбаков, а позади несколько слуг несли паланкин. Возможно, он провожал кого-то, кто не пожелал отправляться с острова у всех на виду? Но нет. Плечистые молодцы держали носилки слишком играючи, так что, похоже, те покамест были пусты. Наш уважаемый читатель, стало быть, может уже догадаться, что небольшой эскорт не провожал, а встречал. Кроме прочего, сзади вели оседланного мула, который предназначался для кого-то из сопровождения, ибо паланкин был двухместным.
Да и то легкое нетерпение, которое можно было заметить в жестах мужчины, то, как он периодически натягивал поводья и давал шенкеля, подсказывало: он ожидал чего-то большего, чем финансовые моменты.
И в самом деле, в бухту входила небольшая тартана, принадлежавшая самому паше: легкая, проворная, она рассекала морскую гладь как мягкое растопленное масло.
Из небольшого кьешка, больше похожего на хижину и располагавшегося здесь же, совсем рядом, уже выглянул местный сторож, в чьи обязанности входило зафиксировать прибытие судна, тем более в том особом режиме, который установил на острове Орхан-бей на время переговоров.
- Здравствуй, Забир-эфенди, - окликнул давно знакомого старика паша, спешиваясь, и благожелательное кивнул, когда тот, охнув, поспешил к нему, чтобы приветствовать.
- Не спеши, запыхаешься. Доставай лучше свою знаменитую и священную для тебя книгу, такую же почтенную, как и ты сам, и как пришвартуются, спокойно делай свое дело. Я приехал встретить и проводить до места жительства своего торгового партнера.
Означенный журнал и впрямь имел потрепанный вид: рабочая книга трудяги, преданного своему призванию. С изношенным корешком, готовым вот-вот рассыпаться, обитыми углами и затертыми форзацами. Зато тщательности и скрупулезности эфенди мог позавидовать любой дворцовый счетовод. Мышь не проскочит, завизирует даже муравья.
Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-21 17:51:55)
Поделиться32025-05-21 22:37:39
Тартана "Султанша" вошла в бухту,с борта раздался приветственный крик:
- Эвоэ! -традиционная перекличка моряков Эгеи, и тартана, поскрипывая загребным веслом, повернувшись носом к ветру замерла, покачиваясь, как белая чайка на волнах.
Штурман скомандовал:
- Парус долой, Ахмет-эфенди!
Нижний край косого паруса пополз, скручиваясь рулоном на верхнюю рею. Тартана пришвартовалась и по спущенному трапу сошли три пассажирки. Впереди шла легкой походкой , не обращая внимание на качку и не глядя под ноги стройная молодая женщина в темно синем узком кафтане с разрезами по бокам, украшенного богатой вышивкой по швам, низкий вырез был закрыт белой хлопковой сорочкой до шеи, тяжелый узел волос убран в чехол. Ветер трепал белое муслиновое покрывало с бахромой -обязательная деталь, выдающая принадлежность её обладательницы к роду евреев-сефардов. Лицо её, как у большинства жительниц Эгеи не было закрыто.
На вид пассажирке Султанши было примерно лет двадцать пять. Она не была ослепительной красавицей, но её овальное, с высокими скулами лицо заставляло случайного наблюдателя задержать взгляд Глаза её,чуть раскосые, темно-карие, прозрачные, в оправе пушистых ресниц, на белом, как лепесток лилии лбу две безукоризненно четкие линии бровей стремительно влетавшие косо вверх от переносицы у вискам. Губы недостаточно пухлые и недостаточно яркие, но пленительно изящного изгиба, вызывающие желание их поцеловать. Выражение пикантного и живого личика чуть дерзкой и надменное.
Увидев силуэт встречавшего их всадника глаза её вспыхнули сдержанной радостью, но она, скромно потупив взор погасила их ликующий блеск. За ней следовала степенная пожилая служанка, почтенная хатун внушительной полноты,придающую ей ещё больше респектабельности, ведущая за руку прехорошенькую черноглазую девочку лет двух-трех .
Приблизившись к встречавшим, молодая женщина склонилась в поклоне-приседании.
- Салам аллейкум, досточтимый Юсуф-паша! Для меня огромная честь, что вы лично обеспокоили себя ради того, чтобы встретить бедную лавочницу. Я недостойна такой чести.
Девочка радостно воскликнула:
- Юсуф-аби! Аби! А мне мама платьице подарила! Вот это!- и подхватила полы шелкового халатика, красуясь
Пассажирка рассмеялась:
- Юсуф-паша! Моя маленькая Дина так вам рада, так рада! Вы же её вечно балуете! Дина, затихни, радость моя, Юсуф-паша нарядами для девочек не интересуется. И поздоровайся с уважаемым Юсуфом-пашой.
Отредактировано Эсфирь (2025-05-22 04:01:35)
Поделиться42025-05-24 12:30:11
Юсуф откликнулся на голос с борта и задержал руку в приветствии своим морякам. Или в первую очередь не им?
- Благодарю за добрую службу, капитан, с тобой всегда без задержек, пусть Аллах осветит твой путь, - он положил ладонь на плечо Эмре-аги и хлопнул его по спине, отпустив к почтенному старику, дабы заняться тем, что было необходимо: зафиксировать прибытие судна.
Он отследил пристальным взглядом троих спускавшихся пассажирок. Деревянные доски причала не издали ни звука под легким шагом молодой еврейки и пропели какую-то весьма основательную песнь под респектабельной поступью пожилой няньки.
- Шукр биль-бадан, хатун, - манисец ответил женщине кивком, оставаясь на том месте, где и стоял. Как и подобает мусульманину в присутствии чужой женщины.
- Благодарность делом, - пояснил он смысл этой арабской фразы.
- Ислам учит, что одна из главных добродетелей - благодарность. Найти такого честного и надежного партнера как Исраэль-эфенди - почти невозможно. Так что если я могу оказать его семье знак внимания - это естественно. В стенах вашего дома всё благополучно? - Ваш драгоценный муж здоров? Он, кажется, недомогал.
На смугловатом, всегда живом и подвижном лице не дрогнул ни один мускул, но Эсфирь-то знала, что смотреть нужно на руки. Пальцы правой руки невзначай сложились в знак, которым эти двое всегда приветствовали друг друга. Замена приветственного поцелуя, и жаркого и нежного. Глаза сверкнули бы в ответ как уголья, если бы турок в свою очередь не притушил их блеск, чему очень помогала маска османской надменности.
Никто не мог подумать, что легкая интрижка к удовольствию обоих, без малейших обязательств, затянется на несколько лет. Однако у Юсуфа ни разу не возникло желания покинуть эти сладкие обоюдные сети. Он был молод, хорош собой, очень амбициозен - хотя к своим тридцати годам научился выжидать и успел давно понять, что ожидание лишь увеличивает наслаждение от достигнутой цели.
Люди Порты умели находить наслаждение в ожидании. Письмо, которое давеча передал ему посредник, ага из вольноотпущенников, который был освобожден господином и на хорошую сумму расчета за добрую службу завел на острове успешную лавку, наполнило грудь свежестью и пряностью, как смоква наполняет сладостью рот.
Нежные руки, острый язычок и практический ум, такой была молодая еврейка.
Что привлекло румели дефтердара? Запах тайны и интриги, который всегда витал вокруг женщины, вхожей в покои султанш? Терпкий, прекрасный запах для человека, придерживающегося принципа «цель оправдывает средства», каким был Юсуф. Она и впрямь была очаровательна в своей юркой многозначительности и разительно отличалась от чопорных османок: в ней бурлила жизнь.
Искра ее миндалевидного взгляда? Дерзкий язык или смелость, с которой она могла позволить себе подчеркивать тонкость своего стана и заразительно смеяться в присутствии мужчин? Или орехово-медовый аромат кожи маленькой юркой Эсфири, сливочная белизна высокого лба?
Им всегда было о чем поговорить, но когда прохладные ладони этой женщины касались его висков, они разгоняли назойливый рой мыслей. И оба упустили момент, когда политический и финансовый интерес и сильное физическое притяжение переплавились в нечто большее.
Ещё одна связавшая их нить стояла сейчас здесь, подле своей няньки: Дина. С глазами матери, отцовским изгибом упрямого рта, его оттенком смугловатой кожи и османской кровью в жилах.
Девочка не была плодом чресел пожилого ростовщика, больше занятого вопросами собственного здоровья. И калфа не погрешила против правды: румели манисского дефтердара не в состоянии был отказать себе в том, чтобы баловать свою дочь, на тот момент единственную, ибо в семье у него было два сына. Он хоть и был человеком циничным, но струна где-то глубоко в груди, которую задевало это неожиданное дитя, удивляла даже его самого.
Благо, он отлично мог прикрываться покровительством, которое оказывал семейству своего финансового партнера.
Юсуф сделал калфе быстрый, в своей манере, останавливающий жест.
- Ничего. Пусть, детская непосредственность забавляет.
И протянул вперед руку, подзывая Дину. Та охотно пошла, давно привыкла.
Паша поднял девочку на руки.
- Что ж, дай-ка рассмотрю поближе. Можешь похвастаться. Платье, говоришь? Красивый шелк, Эсфирь-хатун.
Он только недавно прислал отрез и тот явно пришелся кстати.
- Твоя воспитанница порядком выросла, калфа, и выглядит здоровой и довольной. Ты хорошо за ней ходишь, переманил бы тебя у твоих господ, да ведь не пойдешь в дом к иноверцу, - в темных глазах мелькнула смешливая искра, - Ну смотри, с ее живым характером у тебя будет деспотичная и своенравная маленькая госпожа, - усмехнулся он и снова обратился к девочке.
- Хочешь поехать как взрослая, на моем коне впереди, чтобы видеть всю дорогу? Пойдешь с Якубом-агой на лошадь? Не бойся, он тебя не уронит. И маленьких девочек он не ест.
И видя как загорелись круглые глазенки, повернул голову.
- Якуб-ага, - зычно кликнул он через плечо доверенного, - уступи-ка своего мула почтенной калфе и садись на моего Арракиса.
Эта кличка, Плясун, весьма подходила благородному животному, которое, несмотря на недюжинный ум отличную выездку, при возможности так и норовило играючи поперебирать сухими, точеными передними ногами.
- Да возьми с собой вперед попутчицу. А мне нужно обсудить торговые дела, пока позволяет время и пока Энвер-паша не начал разыскивать меня по какому-нибудь вопросу. Время-деньги, Якуб, время - деньги.
Якуб охотно кивнул, понимающе улыбнулся широкой улыбкой и взлетел в седло. Осторожно взял из рук паши девочку, понимая, что отвечает за нее головой. Посадил перед собой на приятно пахучую лошадиную шею. Крепко и надежно придержал одной рукой, чтобы другой взять поводья.
Паша, кивнув в знак прощания корабельной команде и простившись с извечным Забиром, дождался, покамест Эсфирь скроется в паланкине и нырнул вслед за ней в благовонный полумрак (подушки источали теплый запах мускуса и амбры). Наконец выдалась возможность: обвив рукой талию молодой еврейки, он жадно приник к мягким женским губам, упиваясь ее сладким дыханием.
- Ну, здравствуй, прелесть моя.
Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-25 15:25:03)
Поделиться52025-05-26 02:39:55
Эсфирь повторила жест - большой палец и безымянный соединены колечком "Здравствуй. Люблю". Уголки губ дрогнули, лицо просияло мгновенной счастливой улыбкой и снова приняло серьезное выражение.
- Благодарю вас, Юсуф-паша. Исраэль -эфенди передает вам благодарность за заботу и покровительство его семье. Он чувствует себя лучше.
Эсфирь обратилась к дочери, восседавшей на черном жеребце:
- До встречи, моя сладкая. Слушая Лию-хатун и Якуба-агу коснулась мгновенным поцелуем узкой тонкой полоски щиколотки между краем сафьянового башмачка и шелковыми шароварами.
-Лия- гэвэрэт, когда прибудете, распорядитесь, чтобы Дину напоили салепом пополам с водой. Нет-нет, не на цельном молоке, а то на ночь животик заболит.
Подхватила полы разрезного кафтана и шагнула в блаженные, благоухающие мускусом сумерки паланкина со спущенными шторами. Наконец-то! Хвала Яхве! Наконец-то! Они наедине и вместе. Барух Ата Адонай! Она так соскучилась и так истомилась! Они не виделись полтора месяца. Юсуф-паша в Манисе, она в Балыкесире, им приходилось ждать, отсчитывать дни до встречи, при удобном предлоге он приезжал в Балыкесир по делам службы, она по делам торговли в его благоухающую соснами, пряностями и можжевельником Манису. А между встречами они считали дни, обменивались письмами и ждали.
Эсфирь бен Хабиб, третья дочь лавочника, человека не бедного, но многодетного, не могла рассчитывать на большое приданное, поскольку сестер было много, была выдана замуж удачно для семьи за почтенного бездетного вдовца, богатого купца Израэля бен Хабиб, которому господь в первом браке детей не дал, поэтому он женился на склоне лет на юной Эсфири и не прогадал, хотя ждать пришлось долго - только на восьмой год супружества господь благословил их брак маленькой дочерью.Это вселяло оптимизм. Лиха беда начало! Есть дочь, будут и сыновья. Израэль-эфенди был счастлив, но возраст брал свое: он отошел от дел, доверил торговлю расторопной и смышленой супруге и сосредоточился на своем здоровье, домашних делах, заботах об обожаемой дочке и изучении Торы, полностью вверив жене дела по нотариальному акту.
Израэль-эфенди был человек добрый, хороший, Фира его искренне уважала и заботилась, никогда ему в супружеском долге не отказывала, но скажите -а куда остаток-то девать? А этого остатка оставалось... Хватит флотилию галер загрузить и они до края борта присядут. Поэтому, когда молодой зов плоти, кипучая деятельная натура и живой ум толкнули её в объятия их торгового партнера, молодого, красивого и гордого румели манисского дефтердара Юсуфа-паши, Эсфирь не очень-то мучилась раскаянием и сомнениями -для этого она была слишком прагматична. А вот пришедшее постепенно, неожиданно коварно и властно чувство ошеломило её. Она тосковала о нем до физической боли, от воспоминаний о его стройном и в то же время мощном стане у неё пересыхало во рту. Он был умен, он был честолюбив, он был легким и остроумным и с ним было весело и надежно. С этим человеком она не задумываясь совершила бы преступление и была уверена -он её не выдаст и под пытками.
-Здравствуй, мой паша! Здравствуй, любовь моя!
Молодая женщина ахнула и приникла к возлюбленному, обняла, прильнула к нему всем телом, отвечая горячим поцелуем на поцелуй и вдыхая запах его кожи и густых волос. От него пахло пряной хвойной Манисой. Или Маниса пахла им. В тишине рождались поцелуи. Много поцелуев, лопавшихся как мыльные пузыри и было слышно прерывистое дыхание. Молодая женщина, положив голову на плечо возлюбленного промурлыкала:
- Ну что, мой дорогой, тебе есть что рассказать? Что происходит на Бозджааде? В Балыкесире, могу сказать, к санджакбею Джафару приехала старшая невестка Шехназ с дочерью. И приехала неожиданно, оставив Нурбану-султан, гостившую у сына в Манисе, а это что-то значит. А впрочем, потом. Я так по тебе соскучилась, мой дорогой. Потом обязательно поговорим. Поцелуй меня.
Отредактировано Эсфирь (2025-05-26 12:24:29)
Поделиться62025-05-27 12:57:01
Паша порядком повеселился бы, услышав про остаток, ибо при таком раскладе «остатком» оказывалась воистину львиная доля, даже несмотря на редкость встреч. Впрочем, мелочи мысленных формулировок его волновали меньше всего, когда здесь, в носилках, подле него находилась женщина, по которой он успел порядком заскучать.
Сам он, к слову, с ранней юности состоял в браке с дочерью очень крупного манисского чиновника. Многолетняя привычка порядком охладила то, что и так никогда не искрило. Это, однако, был хороший и крепкий союз: зеленоглазая Хафса-хатун была безупречна в роли одной из первых молодых дам провинции. Ее когда-то нарекли в честь покойной матери Кануни, которую в Манисе держали чуть ли не за святую: та слишком многое сделала для санджака. Добрая половина всех строений, приятных зрению и полезных людям, была возведена ею во время пребывания в Манисе с сыном. Что не мешало молодой пашинин иметь нрав слишком породистой кобылицы. Помимо превосходных манер, в ней имелось много личной гордости: женской, фамильной и османской. И как следствие, много собственничества и обостренного чувства собственного достоинства: она была ревнива как джинья и ревностна к семейному очагу как львица. И хотя проявляла мудрость, но сложно представить, какой разгорелся бы пожар, прознай она о таком длительном увлечении.
Впрочем, семейный очаг в мыслях Юсуфа был сейчас примерно на том же расстоянии, на каком светят Кафазат аль зиба, то бишь «следы копыт газели». Неверные сказали бы, что эти три звезды - когти большой медведицы.
А вот Эсфирь - здесь, наконец.
Османец вынырнул лицом из изящного, округлого плеча очаровательной купчихи, которое он покрывал поцелуями, чуть спустив вниз мешающую ткань. Слишком уж велик соблазн: а нечего иметь такие красивые и вкусно пахнущие плечи. Ничего, потом успеют натянуть платье с плеча обратно.
- Есть ли мне что рассказать? - черные глаза заговорщически блеснули в темноте носилок, словно уголья, - О, да. Но не надейся, птичка моя, что я продам свои новости задёшево. Совсем напротив, я запрошу за них в тридорога и не расчитывай, что я сброшу цену, - хищно выдохнул он в маленькое аккуратное ухо, вокруг которого умостился возмутительно блестящий и шелковистый, непозволительно нахальный и провокационный мускусно-темный завиток, а серьга холодила и чуть царапала губы.
- Шехназ-хатун спешно явилась в Балыкесир? Машалла, - хохотнул он, - да ещё бы горделивая пашинин не прилетела на крыльях, если ее старшая дочь совместно с братом сбежала из-под опеки деда-санджакбея на Бозджааду, переодевшись мужчиной.
Маленькая процессия между тем разделилась: Дина и почтенная калфа направились к дому родни Эсфири, в чуть более спокойной части острова. Паланкин же свернул на одну из многочисленных узких улочек, что ответвлялись от главной дороги, которая соединяла верфь и крепость со старым городом.
Небольшой белый дом на перекрестке, ничем особенно не примечательный, фасадом хоть выходил на улицу, но на самом деле, как это было принято, был вывернут внутрь. Все сокровенное находилось за стенами. Носилки не остановились возле дверей, а свернули за угол и проследовали дальше. Там, в основательном каменном заборе из местного известняка, увитого зеленью, имелась укромная калитка. И она уже даже была отперта изнутри: путников ждали.
Дом принадлежал Озгюру, которому паша несколько лет назад за добрую службу дал свободу. На щедрый расчет тот смог не только жениться по взаимной склонности на такой же вольноотпущенке, но и завести, тоже не без помощи бывшего господина, свое собственное дело. Тут Юсуф был довольно-таки справедлив и не поскупился.
Озгюр разумно распорядился выпавшей на его долю удачей, дела пошли и теперь его лавка пользовалась успехом, так что на земле помимо главного дома стоял ещё один, гостевой: небольшой, однако обставленный подходящим образом, чтобы принять румели дефтердара на битком забитом по причине переговоров острове. Приют достойный, а главное - отдельно стоящий и укромный, дабы дать Юсуфу-паше покой и отдых от его важных обязанностей. Ключи от калитки и от дверей дома висели у румели на поясе, а хозяева, оба преданные османцу, тактично существовали в своей части жилища и хорошо знали, когда выходить не следует.
Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-27 13:27:54)
Поделиться72025-05-28 17:31:55
- Осторожней, Юсуф-джан, осторожней! - воскликнула молодая женщина, обмениваясь поцелуями и одновременно отбиваясь от дерзких мужских рук, сминающих складки тонкой белой сорочки, - Юсуф! Что ты делаешь! Ты порвешь шнуровку! Ай! Как я выйду из паланкина растрепанная и с голой грудью? Юсуф! Как тебе не стыдно? Юсуф, негодяй!
У Эсфирь были основания стать недотрогой: под одеждой нагой по девичьи тонкий стан обвивала серебряная цепь - ювелирное украшение, которое она везла в подарок своему паше, гибкое плетение змейка венецианского ювелира с маленькими рубинами-медальонами вставками, столь длинная, что дважды обвила стройную женскую талию. Молодая женщина рассчитывала вручить подарок, когда последние покровы одежды упадут к ногам с робким и игривым шорохом. А обнаружение подарка раньше столь значимого момента, это, господа, как обнаружение дырки на вязаном носке, из которой торчит большой палец в тот самый торжественный момент.
Поэтому Фира то прижималась к любовнику, ощущая горячее биение его сердца, то удерживала дерзкие руки.
- Ну милый, что ты делаешь? Убери руки, мне щекотно. Ну Юсуф...
Услышав новость, что старшая дочь адмирала Мехмета-паши бежала на остров в обществе брата, переодевшись мужчиной, молодая еврейка на мгновение забыла о беззастенчивых руках любовника и риске обнаружения подарка раньше благословенного момента. Большие карие глаза широко распахнулись и вспыхнули, тонкие брови взлетели вверх крыльями вспугнутой ласточки, розовый рот изумленно раскрылся.
- Вот как!- воскликнула еврейка - Ой вэй! Что делается, что делается! - Эсфирь поцокала языком, - Чтобы девушка из статусного дома бежала, как дочь прачки из дома за любовником, ибо зачем ещё девушка бежит из дома? - и, взвесив все на внутренних весах, засыпала возлюбленного восклицаниями-вопросами.
- Ну так кто же он? Расскажи, милый. Расскажи-расскажи-расскажи. Ты его знаешь? Он из флотских? Или из наших купцов? Он служит? А богат? Хорош? Холост? У них что-то было? Ну милый, расскажи. Расскажи, мой сладкий. Расскажи-расскажи-расскажи. А я тебя так любить буду...так любить.. С головы до ног.. Ну все что ты хочешь сделаю, требуй.
И Эсфирь, забыв о спрятанном подарке, прижалась к любимому паше, обвив руками его шею, полунагая, с блестящими глазами и рассыпаными черными локонами, выбившимися из прически.
Отредактировано Эсфирь (2025-05-28 17:45:27)
Поделиться82025-05-30 12:04:58
- Как бы не так, - манисский румели дефтердар навел ещё больший беспорядок в одежде своей очаровательной собеседницы и в пахнущей травами густой, шелковой темноте ее кудрявых волос. Слишком давно не виделись, чтобы оба лишали себя этой приятной игры. Тем более, вышколенные носильщики шли так, что небольшой экипаж даже и не качало.
- Да тебя некому будет видеть, инжир мой. Во дворе мы будем абсолютно одни, никто не посмеет побеспокоить, - Юсуф прильнул поцелуем к тонкой белой шее, на сей раз действительно сдержавшись, уж больно тонкой была ее кожа.
Мотаться между Саруханом и Балыкесиром, дабы урвать несколько часов встречи с Эсфирью и посмотреть на дочь - трудно выразить досаду, какую это вызывало у Юсуфа. С другой стороны, препятствия не на шутку раззадоривали манисца. Он не привык скрывать свои желания.
Власть похожа на лошадь, у которой вместо хвоста вторая голова, и обе головы тянут каждая в свою сторону. Притом чем больше у тебя власти и чем выше поднимаешься по лестнице вверх, тем больше находишься в состоянии «перед прыжком», когда каждая мышца и каждая извилина твоего разума напряжена. И эта оборотная сторона медали порядком раздражает.
Молодая еврейка была из того сорта женщин, которые неприбранными хороши больше, чем в аккуратном убранстве. Так что перед просьбами такого очаровательного растрепанного создания, да еще в такие моменты, могло разве лишь каменное изваяние. Паша хотел еще немного помучить Эсфирь любопытством, просто из легкой вредности, особенно видя, в каком она нетерпении. Однако его неколебимость дрогнула, когда через щель в занавесях проник солнечный луч и упал прямиком на ее очаровательно пунцовую щеку.
- Махди, адъютант Килыча Али-паши, - между смехом и поцелуями приподнял он покров интриги, - Но это ещё не всё новости: он теперь Махди-паша. Назначен бейлербеем Джербы.
Какой бы приятной ни была дорога от пристани, но она не могла быть бесконечной, и как раз в этот интригующий момент носилки опустились на землю.
Здесь, под кровом, который на острове всегда был в распоряжении Юсуфа, оба любовника ощущали себя как на подушках рая: в спокойствии и безопасности. Настоящая роскошь. Время от времени им удавалось оказаться на острове каждому под своим деловым предлогом, и тогда новоиспеченный лавочник благодарно и с радостью предоставлял гнездышко паше, почитая за честь.
Прохладительные напитки, цветы в изобилии, курящийся бахур, кувшины и медные тазы, поменьше - чтобы окунать пальцы и освежать лицо - и побольше, полные водой с добавлением душистых масел, первые фрукты, молодой сыр и свежие лепешки, - маленький дом предупредительно подготовили и он стал походить на описание вышних чертогов из Священной Книги не только в иносказательном, но и в прямом смысле.
...Спустя какое-то время, утомленные самыми первыми жадными и бурными ласками, мусульманин и иудейка смогли оторваться друг от друга и удобно растянуться на широкой постели. Через открытые окна ветер из наполненного птичьего щебетом сада очень кстати обдувал разгоряченные, влажные тела. И что приятно, сад был совершенно укромным, ибо как мы сказали, хозяева тактично находились на своей половине, а до улицы расстояние было приличным. Расслабленные и довольные, оба могли теперь и дальше обсудить накопившиеся новости, чем, собственно, и занимались.
- Патент Махди выдан султаном и подписан Алжирцем. Расскажу тебе больше. Наш новый паша, кажется, не намерен уезжать в Тунис холостым, а желает увезти молодую жену. Притом плавает он совсем не мелко, он законно посватал у семейства адмирала Мехмета их старшую дочь, так что кажется означенные голубки уже почти повязаны, дело за муллой.
Юсуф опустил вниз свободную руку - вторая была очень занята, он ею обнимал женские плечи. Забавляясь, потянул за конец подаренной любовницей цепи, которая вилась серебряной змеей и поблескивала на оказавшихся в пылу на ковре подушках. Прекрасная работа, у Эсфири всегда был хороший вкус. Он уже даже знал, к какому из его кафтанов лучше пойдет эта цепь.
Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-30 12:11:22)
Поделиться92025-05-30 18:43:44
Первые муки Тантала были утолены и любовники разомкнули объятия, утомленные и успокоенные. Но если бы этот голод влечения мужчины и женщины мог быть утолен раз и навсегда! Он снова и снова их будет гнать из Манисы в Балыкесир, из Балыкесира в Манису, заставит молодого пашу часами скакать верхом, молодую женщину трястись в повозке, ждать,закрыв лицо красться в неприметный домик на окраине Манисы, плыть на галере на благословенный остров, чтобы снова и снова опуститься на ложе сомкнув объятия.
Все эти проблемы вместе с честолюбием молодого паши давно устремили их взгляды на вакансии и статусные должности в санджаке Карасы. Замечательном, надо сказать санджаке! Богатом, цветущим, красивом, утонувшем в самшитовых склонах и оливковых рощах. Санджаке торговом, купеческом, ремесленном, третьим культурным центром Великой Порты. Нет, Маниса, кузница султанов и валиде была прекрасна и значима. Но! У Карасы был флот и Эгея. Великий, не уступающий султанскому флоту могучий бейлере с тысячами галер, с Средиземным морем и богатыми островами Эгеи, промежуточными пунктами великого пряно-шелкового пути из Великой Порты в Европу, в Индию и Китай. Да и сами острова производили лучшее в мире красное вино, оливковое масло и пшеницу -главный торговый капитал Порты. Караса была стражем вторых великих морских ворот Порты из Дарданелл в Атлантику. А это, господа, должности и деньги. Военные и торговый флоты -это должности, власть и деньги. Как раз санджак Караса был куда перспективней по части власти, денег и перспективных должностей благодаря могучему флоту и эгейским островам. Молодой паша был честолюбив и алчен. Он любил власть и деньги и любил свою маленькую еврейку и их крошечную дочь. И так упали игральные кости, что перспектива власти, денег и любимая женщина соединились в одной точке - в оливково-пшеничном зеленом Балыкесире.
Что касается Эсфири, то не было для неё большего желания, чтобы её любовник и отец её ребенка был бы с ними рядом, в Балыкесире, облеченный властью и богатством. Большой властью. Самой большой в санджаке. Почти абсолютной. Тогда бы они не разлучались, она бы родила ему сыновей. Ой вей! Когда не разлучаешься, то возможность зачать дитя куда больше, а при встрече урывками попробуй поймай благословенный момент! Стать тайной второй семьей любимого паши было заветной мечтой Эсфири.
Но! Старый Джафар-паша, санджакбей Карасы был здоров, крепок, многодетен, а его сыновья, внуки, зятья и мужья внучек заняли все хлебные и влиятельные должности в Карасе, Манисе, дотянулись до Стамбула и Барух Ата Адонай! этот старый кряжистый дуб дал такую густую поросль,что палец между молодыми стволами не просунешь. А поэтому цепкий хитрый ум маленькой еврейки работал против этого могучего старого врага, благо Юсуфу-паше и Эсфири покровительствовала прекрасная Сафие-султан, манисская властительница и любимая наложница шехзаде.
Молодая женщина, обнимая любовника промурлыкала:
- Любовь моя, но ведь брак дочери Мехмета-паши с бейлербеем Джербы нам на руку? Джерба далеко, очень далеко. Пусть едут, одним конкурентом меньше. А что ты скажешь об Улуче Али-паше? Наша прекрасная госпожа Сафие-султан заинтересована, чтобы Кипр уступили венецианцам, а говорят, Али-паша непреклонен и неподкупен. Вывод один -помешать Али-паше благополучно провести переговоры. Что ты скажешь, любимый?
Эсфирь привстала, взяла из стеклянной вазы очищенный апельсин, разделила его на дольки, как открытый цветок и занялась аккуратным раскладыванием прозрачных долек на смуглом мускулистом животе любовника, окружая втянутый округлый пупок дольками, словно лепестками, изображающими астру.
Отредактировано Эсфирь (2025-05-31 11:47:35)
Поделиться10Вчера 16:45:23
- Нам на руку, святая истина, - недобро хмыкнул Юсуф, - этот бербер - правая рука Килыча, его ставленник. Кто другой получил бы бейлербейство с адъютантской позиции и в его годы? И кто мог бы добиться у повелителя патента с открытым именем, с позволением своей рукой это имя туда вписать? Джерба - ворота в Африку. Одним махом посадить туда своего человека и тут же породнить его с Мехметом... Любо-дорого. В очередной раз калабрийский змей доказал, что ничего не делает просто так и опять расставил шахматные фигуры по своему вкусу. Скажу больше, он еще и роль свата примерил: сам на днях приедет в Балыкесир, потому как у нашего нового бея, - насмешливо протянул он с опасными искрами в темной глубине глаз, - приемные родители в Тунисе.
Портиец, заложив руку за голову и вытянувшись всем смугловатым телом на приятно свежих, хоть и изрядно смятых уже простынях, созерцал поднявшуюся с постели Эсфирь, как смотрят на искусную миниатюру. Небольшая и гибкая, узкоплечая, светлокожая, она обладала той чертой, которая мгновенно зажигает кровь в жилах мужчин: разительной разницей меж узкой талией и крутизной бедер, ощутимыми изгибами. Высокая чашеподобная грудь, ставшая полнее и соблазнительнее с тех пор, как она выкормила дитя, и восхитительной формы высокие и округлые ягодицы, гладкие и ровные, похожие на изысканный фрукт, крепкие и стройные икры, маленькие кисти и ступни. Аллах постарался.
Неверные увековечивают своих женщин в образе статуй, когда берут натурщицами. Если мастер очень искусный, ему почти удается оживить мрамор и достичь эффекта, будто изваяние сейчас шевельнется. Почти. С Эсфирью такое проделать не выйдет. Можно точно повторить ее пропорции, но никогда - то, что делает таким жгуче-влекущим всё это, хоть и гармонично слепленное Всевышним. Подвижная, как ртуть, она каждым жестом источала жизнь, внутренний жар: жизнь бурлила в ее теле от иссиня-черного темнокудрого темени и до розовых пальцев ног. Ее изображение походило бы на сорванный цветок, который похож на самое себя, но соки в его стебле застыли и он уже не трепещет. Так и особая манкая чувственность, что присуща была этой маленькой еврейке.
Вот что имеет ввиду Священная книга, когда говорит, что смертному никогда невозможно состязаться с Богом в жалкой попытке запечатлеть его создание. Бесполезно пытаться ловить блеск и поволоку ее черных как спелые черешни глаз, которые из миндалевидных становятся совершенно круглыми, когда она удивлена или впечатлена, то, как она чуть вытягивает губы, когда из них вырывается вздох, или откидывает назад голову, когда смеется, а смеется она часто. И в этот момент совершенно беззащитна ее изящная шея, белая и тонкая, в обхват ладони. И всегда возникает большое искушение резко притянуть ее к себе за эту шею, так чтобы чувствовать под пальцами позвонки и впиться губами в эти мягкие губы, которые терпкими поцелуями касались живота портийца, пока она собирала с него апельсиновые дольки, разоряя ею же созданную астру.
Всем этим следует наслаждаться как сочным плодом или лучом солнца: в тот краткий миг, который уже не повторится и утекает сквозь пальцы слишком быстро. Однако последнее обоих не смущало, не тот нрав. У них имелось ещё предостаточно времени, которое они не намерены были терять.
- Что до переговоров... - Юсуф быстрым, властным жестом перехватил руку любовницы за тонкое запястье, когда она потянулась за очередным «лепестком» апельсинового цветка и не поднимая с подушки темноволосой головы, губами взял из ее тонких, душистых пальцев одну из апельсиновых долек, - алжирец свернет со своего пути только в том случае, если его вынесут вперед ногами. Упрям как верблюд и подкупить его невозможно.
Долька окропила нёбо сладко-кисловатым терпким соком.
Да, Юсуф всерьез намерен был сменить Манису на Балыкесир. После места заместителя дефтердара логично подняться на следующую ступень, а наш паша был давным-давно к этому готов. Его амбиции и личные интересы и впрямь сходились в одной точке, в Карасы. Маниса - кузница будущих султанов, но молодой человек успел выжать всё возможное из непосредственной близости к шехзаде Мураду и его башхасеки, матери маленького шехзаде Мехмеда. Успел обеспечить к себе такое отношение, чтобы когда придет время, гарантированно оказаться в Стамбуле и стать частью нового двора. Любой шехзаде по пути на трон рассчитывает на поддержку тех, в ком уверен. А Юсуф не из тех, кто остается забытым. Исключено.
Но до означенного сладчайшего момента еще оставалось время, в которое прекрасно вписывался балыкесирский флот. А где вода - там постоянное движение, круговорот лиц и денег.
- Но это не значит, что всё потеряно, моя милочка - он привстал на локте и жёстко приподнял пальцами округлый подбородок своей возлюбленной:
- Мехмет-паша повздорил с адмиралом Мурадом. Всё делят Кипр. Не так давно Мехмет поймал за хвост венецианские галеры возле Кипра, несмотря на условия договора. Естественно, он в бешенстве. И тоже на пути сюда. Но он слишком умён и осторожен: не вынесет сор из избы прилюдно, хотя хорошо бы. Такой скандал помножит на ноль все дипломатические успехи. А вот Мурад... Мурад с его кипучей кровью, с его затаенной яростью... Он тут выкинул штуку: перехватил мехметовы корабли и выпорол гребцов. Он вполне способен устроить то, что нам нужно. С его помощью мы можем разнести вести о венецианских провокациях по всей Манисе, Карасе и Бозджааде. И пусть Джафер-паша рассадил по всему Карасы свое многочисленное семейство: о, я знаю кое-что такое… Поверь, он у меня в кулаке.
С этими словами он уронил женщину в подушки и припал к ее припухшим губам долгим, страстным, но отнюдь не нежным поцелуем. Слишком изголодался за долгий срок.
После первой бурной схватки им обоим однозначно нужна была небольшая передышка, однако зачем лишать себя удовольствия повозиться, подобно молодым животным?
Отредактировано Юсуф-паша (Вчера 20:35:09)