Vive la France: летопись Ренессанса

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » 1570-1578 » L'est » Мусульманин и иудейка. Тенедос, май 1571 года


Мусульманин и иудейка. Тенедос, май 1571 года

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

Действующие лица: Юсуф-паша и Эсфирь

+1

2

Аллах был в добром расположении духа, когда ему заблагорассудилось создать тот короткий, но благодатный кусочек дня, что у смертных зовется золотым часом.

Прежде чем на время лишить землю своих лучей, солнце изливает их щедро, но не избыточно и придает всему окружающему густой медовый оттенок: украшает даже самые скромные рыбацкие хижины.

По горделивой осанке, характерному острому блеску в карих цепких глазах и хищноватому профилю можно было узнать Юсуфа-пашу, правую руку манисского дефтердара. Правда, одет молодой турок был довольно просто и его плечи покрывал не особенно приметный плащ. Если кто хорошо знал пашу, обратил бы внимание на узнаваемую манеру держаться на лошади и на его любимого вороного, темного как ночь, с белой звездой во лбу.

Вряд ли стоило удивляться, что как человек деловой, он мог иметь дела на пристани. Однако нет, он направлялся не туда, а к небольшой и довольно укромной бухте с небольшим причалом для местных рыбаков, а позади несколько слуг несли паланкин. Возможно, он провожал кого-то, кто не пожелал отправляться с острова у всех на виду? Но нет. Плечистые молодцы держали носилки слишком играючи, так что, похоже, те покамест были пусты. Наш уважаемый читатель, стало быть, может уже догадаться, что небольшой эскорт не провожал, а встречал. Кроме прочего, сзади вели оседланного мула, который предназначался для кого-то из сопровождения, ибо паланкин был двухместным.

Да и то легкое нетерпение, которое можно было заметить в жестах мужчины, то, как он периодически натягивал поводья и давал шенкеля, подсказывало: он ожидал чего-то большего, чем финансовые моменты.

И в самом деле, в бухту входила небольшая тартана, принадлежавшая самому паше: легкая, проворная, она рассекала  морскую гладь как мягкое растопленное масло.

Из небольшого кьешка, больше похожего на хижину и располагавшегося здесь же, совсем рядом, уже выглянул местный сторож, в чьи обязанности входило зафиксировать прибытие судна, тем более в том особом режиме, который установил на острове Орхан-бей на время переговоров.

- Здравствуй, Забир-эфенди, - окликнул давно знакомого старика паша, спешиваясь, и благожелательное кивнул, когда тот, охнув, поспешил к нему, чтобы приветствовать.

- Не спеши, запыхаешься. Доставай лучше свою знаменитую и священную для тебя книгу, такую же почтенную, как и ты сам, и как пришвартуются, спокойно делай свое дело. Я приехал встретить и проводить до места жительства своего торгового партнера.

Означенный журнал и впрямь имел потрепанный вид: рабочая книга трудяги, преданного своему призванию. С изношенным корешком, готовым вот-вот рассыпаться, обитыми углами и затертыми форзацами. Зато тщательности и скрупулезности эфенди мог позавидовать любой дворцовый счетовод. Мышь не проскочит, завизирует даже муравья.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-21 17:51:55)

+3

3

Тартана "Султанша" вошла в бухту,с борта раздался приветственный крик:

- Эвоэ! -традиционная перекличка моряков Эгеи, и тартана, поскрипывая загребным веслом, повернувшись носом к ветру замерла, покачиваясь, как белая чайка на волнах.
Штурман скомандовал:

- Парус долой, Ахмет-эфенди!

Нижний край косого паруса пополз, скручиваясь рулоном на верхнюю рею. Тартана пришвартовалась и по спущенному трапу сошли три пассажирки. Впереди шла легкой походкой , не обращая внимание на качку и не глядя под ноги стройная молодая женщина в темно синем узком кафтане с разрезами по бокам, украшенного богатой вышивкой по швам, низкий вырез был закрыт белой хлопковой сорочкой до шеи, тяжелый узел волос убран в чехол. Ветер трепал белое муслиновое покрывало с бахромой -обязательная деталь, выдающая принадлежность её обладательницы к роду евреев-сефардов. Лицо её, как у большинства жительниц Эгеи не было закрыто.

На вид пассажирке Султанши было примерно лет двадцать пять. Она не была ослепительной красавицей, но её  овальное, с высокими скулами лицо заставляло случайного наблюдателя задержать взгляд Глаза её,чуть раскосые, темно-карие, прозрачные, в оправе пушистых ресниц, на белом, как лепесток лилии лбу две безукоризненно четкие линии бровей стремительно влетавшие косо вверх от переносицы у вискам. Губы недостаточно пухлые и недостаточно яркие, но пленительно изящного изгиба, вызывающие желание их поцеловать. Выражение пикантного и живого личика чуть дерзкой и надменное.

Увидев силуэт встречавшего их всадника глаза её вспыхнули сдержанной радостью,  но она, скромно потупив взор погасила их ликующий блеск. За ней следовала степенная пожилая служанка, почтенная хатун внушительной полноты,придающую ей ещё больше респектабельности, ведущая за руку прехорошенькую черноглазую девочку лет двух-трех .

Приблизившись к встречавшим, молодая женщина склонилась в поклоне-приседании.

- Салам аллейкум, досточтимый Юсуф-паша! Для меня огромная честь, что вы лично обеспокоили себя ради того, чтобы встретить бедную лавочницу. Я недостойна такой чести.
Девочка радостно воскликнула:
- Юсуф-аби! Аби! А мне мама платьице подарила! Вот это!- и подхватила полы шелкового халатика, красуясь
Пассажирка рассмеялась:
- Юсуф-паша! Моя маленькая Дина так вам рада, так рада! Вы же её вечно балуете! Дина, затихни, радость моя, Юсуф-паша нарядами  для девочек не интересуется. И поздоровайся с уважаемым Юсуфом-пашой.

Отредактировано Эсфирь (2025-05-22 04:01:35)

+2

4

Юсуф откликнулся на голос с борта и задержал руку в приветствии своим морякам. Или в первую очередь не им?

- Благодарю за добрую службу, капитан, с тобой всегда без задержек, пусть Аллах осветит твой путь, - он положил ладонь на плечо Эмре-аги и хлопнул его по спине, отпустив к почтенному старику, дабы заняться тем, что было необходимо: зафиксировать прибытие судна.

Он отследил пристальным взглядом троих спускавшихся пассажирок. Деревянные доски причала не издали ни звука под легким шагом молодой еврейки и пропели какую-то весьма основательную песнь под респектабельной поступью пожилой няньки.

- Шукр биль-бадан, хатун, - манисец ответил женщине кивком, оставаясь на том месте, где и стоял. Как и подобает мусульманину в присутствии чужой женщины.

- Благодарность делом, - пояснил он смысл этой арабской фразы.

- Ислам учит, что одна из главных добродетелей - благодарность. Найти такого честного и надежного партнера как Исраэль-эфенди - почти невозможно. Так что если я могу оказать его семье знак внимания - это естественно. В стенах вашего дома всё благополучно? - Ваш драгоценный муж здоров? Он, кажется, недомогал.

На смугловатом, всегда живом и подвижном лице не дрогнул ни один мускул, но Эсфирь-то знала, что смотреть нужно на руки. Пальцы правой руки невзначай сложились в знак, которым эти двое всегда приветствовали друг друга. Замена приветственного поцелуя, и жаркого и нежного. Глаза сверкнули бы в ответ как уголья, если бы турок в свою очередь не притушил их блеск, чему очень помогала маска османской надменности.

Никто не мог подумать, что легкая интрижка к удовольствию обоих, без малейших обязательств, затянется на несколько лет. Однако у Юсуфа ни разу не возникло желания покинуть эти сладкие обоюдные сети. Он был молод, хорош собой, очень амбициозен - хотя к своим тридцати годам научился выжидать и успел давно понять, что ожидание лишь увеличивает наслаждение от достигнутой цели.

Люди Порты умели находить наслаждение в ожидании. Письмо, которое давеча передал ему посредник, ага из вольноотпущенников, который был освобожден господином и на хорошую сумму расчета за добрую службу завел на острове успешную лавку, наполнило грудь свежестью и пряностью, как смоква наполняет сладостью рот.

Нежные руки, острый язычок и практический ум, такой была молодая еврейка.

Что привлекло румели дефтердара? Запах тайны и интриги, который всегда витал вокруг женщины, вхожей в покои султанш? Терпкий, прекрасный запах для человека, придерживающегося принципа «цель оправдывает средства», каким был Юсуф. Она и впрямь была очаровательна в своей юркой многозначительности и разительно отличалась от чопорных османок: в ней бурлила жизнь.

Искра ее миндалевидного взгляда? Дерзкий язык или смелость, с которой она могла позволить себе подчеркивать тонкость своего стана и заразительно смеяться в присутствии мужчин? Или орехово-медовый аромат кожи маленькой юркой Эсфири, сливочная белизна высокого лба?

Им всегда было о чем поговорить, но когда прохладные ладони этой женщины касались его висков, они разгоняли назойливый рой мыслей. И оба упустили момент, когда политический и финансовый интерес и сильное физическое притяжение переплавились в нечто большее.

Ещё одна связавшая их нить стояла сейчас здесь, подле своей няньки: Дина. С глазами матери, отцовским изгибом упрямого рта, его оттенком смугловатой кожи и османской кровью в жилах.

Девочка не была плодом чресел пожилого ростовщика, больше занятого вопросами собственного здоровья. И калфа не погрешила против правды: румели манисского дефтердара не в состоянии был отказать себе в том, чтобы баловать свою дочь, на тот момент единственную, ибо в семье у него было два сына. Он хоть и был человеком циничным, но струна где-то глубоко в груди, которую задевало это неожиданное дитя, удивляла даже его самого.

Благо, он отлично мог прикрываться покровительством, которое оказывал семейству своего финансового партнера.

Юсуф сделал калфе быстрый, в своей манере, останавливающий жест.

- Ничего. Пусть, детская непосредственность забавляет.

И протянул вперед руку, подзывая Дину. Та охотно пошла, давно привыкла.

Паша поднял девочку на руки.

- Что ж, дай-ка рассмотрю поближе. Можешь похвастаться. Платье, говоришь? Красивый шелк, Эсфирь-хатун.

Он только недавно прислал отрез и тот явно пришелся кстати.

- Твоя воспитанница порядком выросла, калфа, и выглядит здоровой и довольной. Ты хорошо за ней ходишь, переманил бы тебя у твоих господ, да ведь не пойдешь в дом к иноверцу, - в темных глазах мелькнула смешливая искра, - Ну смотри, с ее живым характером у тебя будет деспотичная и своенравная маленькая госпожа, - усмехнулся он и снова обратился к девочке.

- Хочешь поехать как взрослая, на моем коне впереди, чтобы видеть всю дорогу? Пойдешь с Якубом-агой на лошадь? Не бойся, он тебя не уронит. И маленьких девочек он не ест.

И видя как загорелись круглые глазенки, повернул голову.

- Якуб-ага, - зычно кликнул он через плечо доверенного, - уступи-ка своего мула почтенной калфе и садись на моего Арракиса.

Эта кличка, Плясун, весьма подходила благородному животному, которое, несмотря на недюжинный ум отличную выездку, при возможности так и норовило играючи поперебирать сухими, точеными передними ногами.

- Да возьми с собой вперед попутчицу. А мне нужно обсудить торговые дела, пока позволяет время и пока Энвер-паша не начал разыскивать меня по какому-нибудь вопросу. Время-деньги, Якуб, время - деньги.

Якуб охотно кивнул, понимающе улыбнулся широкой улыбкой и взлетел в седло. Осторожно взял из рук паши девочку, понимая, что отвечает за нее головой. Посадил перед собой на приятно пахучую лошадиную шею. Крепко и надежно придержал одной рукой, чтобы другой взять поводья.

Паша, кивнув в знак прощания корабельной команде и простившись с извечным Забиром, дождался, покамест Эсфирь скроется в паланкине и нырнул вслед за ней в благовонный полумрак (подушки источали теплый запах мускуса и амбры). Наконец выдалась возможность: обвив рукой талию молодой еврейки, он жадно приник к мягким женским губам, упиваясь ее сладким дыханием.

- Ну, здравствуй, прелесть моя.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-25 15:25:03)

+2

5

Эсфирь повторила жест - большой палец и безымянный соединены колечком "Здравствуй. Люблю". Уголки губ дрогнули, лицо просияло мгновенной счастливой улыбкой и снова приняло серьезное выражение.

- Благодарю вас, Юсуф-паша. Исраэль -эфенди передает вам благодарность за заботу и покровительство его семье. Он чувствует себя лучше.

Эсфирь обратилась к дочери, восседавшей на черном жеребце:
- До встречи, моя сладкая. Слушая Лию-хатун и Якуба-агу коснулась мгновенным поцелуем узкой тонкой полоски щиколотки между краем сафьянового башмачка и шелковыми шароварами.
-Лия- гэвэрэт, когда прибудете, распорядитесь, чтобы Дину напоили салепом пополам с водой. Нет-нет, не на цельном молоке, а то на ночь животик заболит.

Подхватила полы разрезного кафтана и шагнула в блаженные, благоухающие мускусом сумерки паланкина со спущенными шторами. Наконец-то! Хвала Яхве! Наконец-то! Они наедине и вместе. Барух Ата Адонай! Она так соскучилась и так истомилась! Они не виделись полтора месяца. Юсуф-паша в Манисе, она в Балыкесире, им приходилось ждать, отсчитывать дни до встречи, при удобном предлоге он приезжал в Балыкесир по делам службы, она по делам торговли в его благоухающую соснами, пряностями и можжевельником Манису. А между встречами они считали дни, обменивались письмами и ждали.

Эсфирь бен Хабиб, третья дочь лавочника, человека не бедного, но многодетного, не могла рассчитывать на большое приданное, поскольку сестер было много, была выдана замуж удачно для семьи за почтенного бездетного вдовца,  богатого купца Израэля бен Хабиб, которому господь в первом браке детей не дал, поэтому он  женился на склоне лет на юной Эсфири и не прогадал, хотя ждать пришлось долго - только на восьмой год супружества господь благословил их брак маленькой дочерью.Это вселяло оптимизм. Лиха беда начало! Есть дочь, будут  и сыновья. Израэль-эфенди был счастлив, но возраст брал свое: он отошел от дел, доверил торговлю расторопной и смышленой супруге и сосредоточился на своем здоровье, домашних делах, заботах об обожаемой дочке и изучении Торы, полностью вверив жене дела по нотариальному акту.

Израэль-эфенди был человек добрый, хороший, Фира его искренне уважала и заботилась, никогда ему в супружеском долге не отказывала, но скажите -а куда остаток-то девать? А этого остатка оставалось... Хватит флотилию галер загрузить и они до края борта присядут. Поэтому, когда молодой зов плоти, кипучая деятельная натура и живой ум толкнули её в объятия их торгового партнера, молодого, красивого и гордого румели манисского дефтердара Юсуфа-паши, Эсфирь не очень-то мучилась раскаянием и сомнениями -для этого она была слишком прагматична. А вот пришедшее постепенно, неожиданно коварно и властно чувство ошеломило её. Она тосковала о нем до физической боли, от воспоминаний о его стройном и в то же время мощном стане у неё пересыхало во рту. Он был умен, он был честолюбив, он был легким и остроумным и с ним было весело и надежно. С этим человеком она не задумываясь совершила  бы преступление и была уверена -он её не выдаст и под пытками.
-Здравствуй, мой паша! Здравствуй, любовь моя!

Молодая женщина ахнула и приникла к возлюбленному, обняла, прильнула к нему всем телом, отвечая горячим поцелуем на поцелуй и вдыхая запах его кожи и густых волос. От него пахло пряной хвойной Манисой. Или Маниса пахла им. В тишине рождались поцелуи. Много поцелуев, лопавшихся как мыльные пузыри и было слышно прерывистое дыхание. Молодая женщина, положив голову на плечо возлюбленного промурлыкала:

- Ну что, мой дорогой, тебе есть что рассказать? Что происходит на Бозджааде? В Балыкесире, могу сказать, к санджакбею Джафару приехала старшая невестка Шехназ с дочерью. И приехала неожиданно, оставив Нурбану-султан, гостившую у сына в Манисе, а это что-то значит. А впрочем, потом. Я так по тебе соскучилась, мой дорогой. Потом обязательно поговорим. Поцелуй меня.

Отредактировано Эсфирь (2025-05-26 12:24:29)

+1

6

Паша порядком повеселился бы, услышав про остаток, ибо при таком раскладе «остатком» оказывалась воистину львиная доля, даже несмотря на редкость встреч. Впрочем, мелочи мысленных формулировок его волновали меньше всего, когда здесь, в носилках, подле него находилась женщина, по которой он успел порядком заскучать.

Сам он, к слову, с ранней юности состоял в браке с дочерью очень крупного манисского чиновника. Многолетняя привычка порядком охладила то, что и так никогда не искрило. Это, однако, был хороший и крепкий союз: зеленоглазая Хафса-хатун была безупречна в роли одной из первых молодых дам провинции. Ее когда-то нарекли в честь покойной матери Кануни, которую в Манисе держали чуть ли не за святую: та слишком многое сделала для санджака. Добрая половина всех строений, приятных зрению и полезных людям, была возведена ею во время пребывания в Манисе с сыном. Что не мешало молодой пашинин иметь нрав слишком породистой кобылицы. Помимо превосходных манер, в ней имелось много личной гордости: женской, фамильной и османской. И как следствие, много собственничества и обостренного чувства собственного достоинства: она была ревнива как джинья и ревностна к семейному очагу как львица. И хотя проявляла мудрость, но сложно представить, какой разгорелся бы пожар, прознай она о таком длительном увлечении.

Впрочем, семейный очаг в мыслях Юсуфа был сейчас примерно на том же расстоянии, на каком светят Кафазат аль зиба, то бишь «следы копыт газели». Неверные сказали бы, что эти три звезды - когти большой медведицы.

А вот Эсфирь - здесь, наконец.

Османец вынырнул лицом из изящного, округлого плеча очаровательной купчихи, которое он покрывал поцелуями, чуть спустив вниз мешающую ткань. Слишком уж велик соблазн: а нечего иметь такие красивые и вкусно пахнущие плечи. Ничего, потом успеют натянуть платье с плеча обратно.

- Есть ли мне что рассказать? - черные глаза заговорщически блеснули в темноте носилок, словно уголья, - О, да. Но не надейся, птичка моя, что я продам свои новости задёшево. Совсем напротив, я запрошу за них в тридорога и не расчитывай, что я сброшу цену, - хищно выдохнул он в маленькое аккуратное ухо, вокруг которого умостился возмутительно блестящий и шелковистый, непозволительно нахальный и провокационный мускусно-темный завиток, а серьга холодила и чуть царапала губы.

- Шехназ-хатун спешно явилась в Балыкесир? Машалла, - хохотнул он, - да ещё бы горделивая пашинин не прилетела на крыльях, если ее старшая дочь совместно с братом сбежала из-под опеки деда-санджакбея на Бозджааду, переодевшись мужчиной.

Маленькая процессия между тем разделилась: Дина и почтенная калфа направились к дому родни Эсфири, в чуть более спокойной части острова. Паланкин же свернул на одну из многочисленных узких улочек, что ответвлялись от главной дороги, которая соединяла верфь и крепость со старым городом.

Небольшой белый дом на перекрестке, ничем особенно не примечательный, фасадом хоть выходил на улицу, но на самом деле, как это было принято, был вывернут внутрь. Все сокровенное находилось за стенами. Носилки не остановились возле дверей, а свернули за угол и проследовали дальше. Там, в основательном каменном заборе из местного известняка, увитого зеленью, имелась укромная калитка. И она уже даже была отперта изнутри: путников ждали.

Дом принадлежал Озгюру, которому паша несколько лет назад за добрую службу дал свободу. На щедрый расчет тот смог не только жениться по взаимной склонности на такой же вольноотпущенке, но и завести, тоже не без помощи бывшего господина, свое собственное дело. Тут Юсуф был довольно-таки справедлив и не поскупился.

Озгюр разумно распорядился выпавшей на его долю удачей, дела пошли и теперь его лавка пользовалась успехом, так что на земле помимо главного дома стоял ещё один, гостевой: небольшой, однако обставленный подходящим образом, чтобы принять румели дефтердара на битком забитом по причине переговоров острове. Приют достойный, а главное - отдельно стоящий и укромный, дабы дать Юсуфу-паше покой и отдых от его важных обязанностей. Ключи от калитки и от дверей дома висели у румели на поясе, а хозяева, оба преданные османцу, тактично существовали в своей части жилища и хорошо знали, когда выходить не следует.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-27 13:27:54)

+1

7

- Осторожней, Юсуф-джан, осторожней! - воскликнула молодая женщина, обмениваясь поцелуями и одновременно отбиваясь от дерзких мужских рук, сминающих складки тонкой белой сорочки, - Юсуф! Что ты делаешь! Ты порвешь шнуровку! Ай! Как я выйду из паланкина растрепанная и с голой грудью? Юсуф! Как тебе не стыдно? Юсуф, негодяй!

У Эсфирь были основания стать недотрогой: под одеждой нагой по девичьи тонкий стан обвивала серебряная цепь - ювелирное украшение, которое она везла в подарок своему паше, гибкое плетение змейка венецианского ювелира с маленькими рубинами-медальонами вставками, столь длинная, что дважды обвила стройную женскую талию. Молодая женщина рассчитывала вручить подарок, когда последние покровы одежды упадут к ногам с робким и игривым шорохом. А обнаружение подарка раньше столь значимого момента, это, господа, как обнаружение дырки на вязаном носке, из которой торчит большой палец в тот самый торжественный момент.

Поэтому Фира то прижималась к любовнику, ощущая горячее биение его сердца, то удерживала дерзкие руки.

- Ну милый, что ты делаешь? Убери руки, мне щекотно. Ну Юсуф...

Услышав новость, что старшая дочь адмирала Мехмета-паши бежала на остров в обществе брата, переодевшись мужчиной, молодая еврейка на мгновение забыла о беззастенчивых руках любовника и риске обнаружения подарка раньше благословенного момента. Большие карие глаза широко распахнулись и вспыхнули, тонкие брови взлетели вверх крыльями вспугнутой ласточки, розовый рот изумленно раскрылся.

- Вот как!- воскликнула еврейка - Ой вэй! Что делается, что делается! - Эсфирь поцокала языком, - Чтобы девушка из статусного дома бежала, как дочь прачки из дома за любовником, ибо зачем ещё девушка бежит из дома? - и, взвесив все на внутренних весах, засыпала возлюбленного восклицаниями-вопросами.

- Ну так кто же он? Расскажи, милый. Расскажи-расскажи-расскажи. Ты его знаешь? Он из флотских? Или из наших купцов? Он служит? А богат? Хорош? Холост? У них что-то было? Ну милый, расскажи. Расскажи, мой сладкий. Расскажи-расскажи-расскажи. А я тебя так любить буду...так любить.. С головы до ног.. Ну все что ты хочешь сделаю, требуй.

И Эсфирь, забыв о спрятанном подарке, прижалась к любимому паше, обвив руками его шею, полунагая, с блестящими глазами и рассыпаными черными локонами, выбившимися из прически.

Отредактировано Эсфирь (2025-05-28 17:45:27)

+1

8

- Как бы не так, - манисский румели дефтердар навел ещё больший беспорядок в одежде своей очаровательной собеседницы и в пахнущей травами густой, шелковой темноте ее кудрявых волос. Слишком давно не виделись, чтобы оба лишали себя этой приятной игры. Тем более, вышколенные носильщики шли так, что небольшой экипаж даже и не качало.

- Да тебя некому будет видеть, инжир мой. Во дворе мы будем абсолютно одни, никто не посмеет побеспокоить, - Юсуф прильнул поцелуем к тонкой белой шее, на сей раз действительно сдержавшись, уж больно тонкой была ее кожа.

Мотаться между Саруханом и Балыкесиром, дабы урвать несколько часов встречи с Эсфирью и посмотреть на дочь - трудно выразить досаду, какую это вызывало у Юсуфа. С другой стороны, препятствия не на шутку раззадоривали манисца. Он не привык скрывать свои желания.

Власть похожа на лошадь, у которой вместо хвоста вторая голова, и обе головы тянут каждая в свою сторону. Притом чем больше у тебя власти и чем выше поднимаешься по лестнице вверх, тем больше находишься в состоянии «перед прыжком», когда каждая мышца и каждая извилина твоего разума напряжена. И эта оборотная сторона медали порядком раздражает.

Молодая еврейка была из того сорта женщин, которые неприбранными хороши больше, чем в аккуратном убранстве. Так что перед просьбами такого очаровательного растрепанного создания, да еще в такие моменты, могло разве лишь каменное изваяние. Паша хотел еще немного помучить Эсфирь любопытством, просто из легкой вредности, особенно видя, в каком она нетерпении. Однако его неколебимость дрогнула, когда через щель в занавесях проник солнечный луч и упал прямиком на ее очаровательно пунцовую щеку. 

- Махди, адъютант Килыча Али-паши, - между смехом и поцелуями приподнял он покров интриги, - Но это ещё не всё новости: он теперь Махди-паша. Назначен бейлербеем Джербы.

Какой бы приятной ни была дорога от пристани, но она не могла быть бесконечной, и как раз в этот интригующий момент носилки опустились на землю.

Здесь, под кровом, который на острове всегда был в распоряжении Юсуфа, оба любовника ощущали себя как на подушках рая: в спокойствии и безопасности. Настоящая роскошь. Время от времени им удавалось оказаться на острове каждому под своим деловым предлогом, и тогда новоиспеченный лавочник благодарно и с радостью предоставлял гнездышко паше, почитая за честь.

Прохладительные напитки, цветы в изобилии, курящийся бахур, кувшины и медные тазы, поменьше - чтобы окунать пальцы и освежать лицо - и побольше, полные водой с добавлением душистых масел, первые фрукты, молодой сыр и свежие лепешки, - маленький дом предупредительно подготовили и он стал походить на описание вышних чертогов из Священной Книги не только в иносказательном, но и в прямом смысле.

...Спустя какое-то время, утомленные самыми первыми жадными и бурными ласками, мусульманин и иудейка смогли оторваться друг от друга и удобно растянуться на широкой постели. Через открытые окна ветер из наполненного птичьего щебетом сада очень кстати обдувал разгоряченные, влажные тела. И что приятно, сад был совершенно укромным, ибо как мы сказали, хозяева тактично находились на своей половине, а до улицы расстояние было приличным. Расслабленные и довольные, оба могли теперь и дальше обсудить накопившиеся новости, чем, собственно, и занимались.

- Патент Махди выдан султаном и подписан Алжирцем. Расскажу тебе больше. Наш новый паша, кажется, не намерен уезжать в Тунис холостым, а желает увезти молодую жену. Притом плавает он совсем не мелко, он законно посватал у семейства адмирала Мехмета их старшую дочь, так что кажется означенные голубки уже почти повязаны, дело за муллой.

Юсуф опустил вниз свободную руку - вторая была очень занята, он ею обнимал женские плечи. Забавляясь, потянул за конец подаренной любовницей цепи, которая вилась серебряной змеей и поблескивала на оказавшихся в пылу на ковре подушках. Прекрасная работа, у Эсфири всегда был хороший вкус. Он уже даже знал, к какому из его кафтанов лучше пойдет эта цепь.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-05-30 12:11:22)

+1

9

Первые муки Тантала были утолены и любовники разомкнули объятия, утомленные и успокоенные. Но если бы этот голод влечения мужчины и женщины мог быть утолен раз и навсегда! Он снова и снова их будет гнать из Манисы в Балыкесир, из Балыкесира в Манису, заставит молодого пашу часами скакать верхом, молодую женщину трястись в повозке, ждать,закрыв лицо красться  в неприметный домик на окраине Манисы, плыть на галере на благословенный остров,  чтобы снова и снова опуститься на ложе сомкнув объятия.

Все эти проблемы вместе с честолюбием молодого паши давно устремили их взгляды на вакансии и статусные должности в санджаке Карасы. Замечательном, надо сказать санджаке! Богатом, цветущим, красивом, утонувшем в самшитовых склонах и оливковых рощах. Санджаке торговом, купеческом, ремесленном, третьим культурным центром Великой Порты. Нет, Маниса, кузница султанов и валиде была прекрасна и значима. Но! У Карасы был флот и Эгея. Великий, не уступающий султанскому флоту могучий бейлере с тысячами галер, с Средиземным морем и богатыми островами Эгеи, промежуточными пунктами великого пряно-шелкового пути из Великой Порты в Европу, в Индию и Китай. Да и сами острова производили лучшее в мире красное вино, оливковое масло и пшеницу -главный торговый капитал Порты. Караса была стражем вторых великих морских ворот Порты из Дарданелл в Атлантику. А это, господа, должности и деньги. Военные и торговый флоты -это должности, власть и деньги. Как раз санджак Караса был куда перспективней по части власти, денег и перспективных должностей благодаря могучему флоту и эгейским островам. Молодой паша был честолюбив и алчен. Он любил власть и деньги и любил свою маленькую еврейку и их крошечную дочь. И так упали игральные кости, что перспектива власти, денег и любимая женщина соединились в одной точке - в оливково-пшеничном зеленом Балыкесире.

Что касается Эсфири, то не было для неё большего желания, чтобы её любовник и отец её ребенка был бы с ними рядом, в Балыкесире, облеченный властью  и богатством. Большой властью. Самой большой в санджаке. Почти абсолютной. Тогда бы они не разлучались, она бы родила ему сыновей. Ой вей! Когда не разлучаешься, то возможность зачать дитя куда больше, а при встрече урывками попробуй поймай благословенный момент! Стать тайной второй семьей любимого паши было заветной мечтой Эсфири.

Но! Старый Джафар-паша, санджакбей Карасы был здоров, крепок, многодетен, а его сыновья, внуки, зятья и мужья внучек заняли все хлебные и влиятельные должности в Карасе, Манисе, дотянулись до Стамбула и  Барух Ата Адонай! этот старый кряжистый дуб дал такую густую поросль,что палец между молодыми стволами не просунешь. А поэтому цепкий хитрый ум маленькой еврейки работал против этого могучего старого врага, благо Юсуфу-паше и Эсфири покровительствовала прекрасная Сафие-султан, манисская властительница и любимая наложница шехзаде.

Молодая женщина, обнимая любовника промурлыкала:

- Любовь моя, но ведь брак дочери Мехмета-паши с бейлербеем Джербы нам на руку? Джерба далеко, очень далеко. Пусть едут, одним конкурентом меньше. А что ты скажешь об Улуче Али-паше? Наша прекрасная госпожа Сафие-султан заинтересована, чтобы Кипр уступили венецианцам, а говорят, Али-паша непреклонен и неподкупен. Вывод один -помешать Али-паше благополучно провести переговоры. Что ты скажешь, любимый?

Эсфирь привстала, взяла из стеклянной вазы очищенный апельсин, разделила его на дольки, как открытый цветок и занялась аккуратным раскладыванием прозрачных долек на смуглом мускулистом животе любовника, окружая втянутый округлый пупок дольками, словно лепестками, изображающими астру.

Отредактировано Эсфирь (2025-05-31 11:47:35)

+2

10

- Нам на руку, святая истина, - недобро хмыкнул Юсуф, - этот бербер - правая рука Килыча, его ставленник. Кто другой получил бы бейлербейство с адъютантской позиции и в его годы? И кто мог бы добиться у повелителя патента с открытым именем, с позволением своей рукой это имя туда вписать? Джерба - ворота в Африку. Одним махом посадить туда своего человека и тут же породнить его с Мехметом... Любо-дорого. В очередной раз калабрийский змей доказал, что ничего не делает просто так и опять расставил шахматные фигуры по своему вкусу. Скажу больше, он еще и роль свата примерил: сам на днях приедет в Балыкесир, потому как у нашего нового бея, - насмешливо протянул он с опасными искрами в темной глубине глаз, - приемные родители в Тунисе.

Портиец, заложив руку за голову и вытянувшись всем смугловатым телом на приятно свежих, хоть и изрядно смятых уже простынях, созерцал поднявшуюся с постели Эсфирь, как смотрят на искусную миниатюру. Небольшая и гибкая, узкоплечая, светлокожая, она обладала той чертой, которая мгновенно зажигает кровь в жилах мужчин: разительной разницей меж узкой талией и крутизной бедер, ощутимыми изгибами. Высокая чашеподобная грудь, ставшая полнее и соблазнительнее с тех пор, как она выкормила дитя, и восхитительной формы высокие и округлые ягодицы, гладкие и ровные, похожие на изысканный фрукт, крепкие и стройные икры, маленькие кисти и ступни. Аллах постарался.

Неверные увековечивают своих женщин в образе статуй, когда берут натурщицами. Если мастер очень искусный, ему почти удается оживить мрамор и достичь эффекта, будто изваяние сейчас шевельнется. Почти. С Эсфирью такое проделать не выйдет. Можно точно повторить ее пропорции, но никогда - то, что делает таким жгуче-влекущим всё это, хоть и гармонично слепленное Всевышним. Подвижная, как ртуть, она каждым жестом источала жизнь, внутренний жар: жизнь бурлила в ее теле от иссиня-черного темнокудрого темени и до розовых пальцев ног. Ее изображение походило бы на сорванный цветок, который похож на самое себя, но соки в его стебле застыли и он уже не трепещет. Так и особая манкая чувственность, что присуща была этой маленькой еврейке.

Вот что имеет ввиду Священная книга, когда говорит, что смертному никогда невозможно состязаться с Богом в жалкой попытке запечатлеть его создание. Бесполезно пытаться ловить блеск и поволоку ее черных как спелые черешни глаз, которые из миндалевидных становятся совершенно круглыми, когда она удивлена или впечатлена, то, как она чуть вытягивает губы, когда из них вырывается вздох, или откидывает назад голову, когда смеется, а смеется она часто. И в этот момент совершенно беззащитна ее изящная шея, белая и тонкая, в обхват ладони. И всегда возникает большое искушение резко притянуть ее к себе за эту шею, так чтобы чувствовать под пальцами позвонки и впиться губами в эти мягкие губы, которые терпкими поцелуями касались живота портийца, пока она собирала с него апельсиновые дольки, разоряя ею же созданную астру.

Всем этим следует наслаждаться как сочным плодом или лучом солнца: в тот краткий миг, который уже не повторится и утекает сквозь пальцы слишком быстро. Однако последнее обоих не смущало, не тот нрав. У них имелось ещё предостаточно времени, которое они не намерены были терять.

- Что до переговоров... - Юсуф быстрым, властным жестом перехватил руку любовницы за тонкое запястье, когда она потянулась за очередным «лепестком» апельсинового цветка и не поднимая с подушки темноволосой головы, губами взял из ее тонких, душистых пальцев одну из апельсиновых долек, - алжирец свернет со своего пути только в том случае, если его вынесут вперед ногами. Упрям как верблюд и подкупить его невозможно.

Долька окропила нёбо сладко-кисловатым терпким соком.

Да, Юсуф всерьез намерен был сменить Манису на Балыкесир. После места заместителя дефтердара логично подняться на следующую ступень, а наш паша был давным-давно к этому готов. Его амбиции и личные интересы и впрямь сходились в одной точке, в Карасы. Маниса - кузница будущих султанов, но молодой человек успел выжать всё возможное из непосредственной близости к шехзаде Мураду и его башхасеки, матери маленького шехзаде Мехмеда. Успел обеспечить к себе такое отношение, чтобы когда придет время, гарантированно оказаться в Стамбуле и стать частью нового двора. Любой шехзаде по пути на трон рассчитывает на поддержку тех, в ком уверен. А Юсуф не из тех, кто остается забытым. Исключено.

Но до означенного сладчайшего момента еще оставалось время, в которое прекрасно вписывался балыкесирский флот. А где вода - там постоянное движение, круговорот лиц и денег.

- Но это не значит, что всё потеряно, моя милочка - он привстал на локте и жёстко приподнял пальцами округлый подбородок своей возлюбленной:

- Мехмет-паша повздорил с адмиралом Мурадом. Всё делят Кипр. Не так давно Мехмет поймал за хвост венецианские галеры возле Кипра, несмотря на условия договора. Естественно, он в бешенстве. И тоже на пути сюда. Но он слишком умён и осторожен: не вынесет сор из избы прилюдно, хотя хорошо бы. Такой скандал помножит на ноль все дипломатические успехи. А вот Мурад... Мурад с его кипучей кровью, с его затаенной яростью... Он тут выкинул штуку: перехватил мехметовы корабли и выпорол гребцов. Он вполне способен устроить то, что нам нужно. С его помощью мы можем разнести вести о венецианских провокациях по всей Манисе, Карасе и Бозджааде. И пусть Джафер-паша рассадил по всему Карасы свое многочисленное семейство: о, я знаю кое-что такое… Поверь, он у меня в кулаке.

С этими словами он уронил женщину в подушки и припал к ее припухшим губам долгим, страстным, но отнюдь не нежным поцелуем. Слишком изголодался за долгий срок.

После первой бурной схватки им обоим однозначно нужна была небольшая передышка, однако зачем лишать себя удовольствия повозиться, подобно молодым животным?

Отредактировано Юсуф-паша (2025-06-04 20:35:09)

+1

11

Его губы  жадно дотронулись до ее теплого, ждущего полуоткрытого рта. И она  вскрикнула, так он ей был нужен, так она соскучилась по нему, по его жарким то нежным, то грубым, почти жестоким ласкам, по завораживающему взгляду черных глаз, по изящным чутким кистям рук, более подходящие музыканту, чем вельможе, она  так хотела принадлежать ему, этому властному надменному волку. И, понимая это, она шла навстречу ему, потому что сама уже не подчинялась себе.

Юсуф-паша быил горделив, как и должно портийскому статусному вельможе. Но, помимо этого, он был горд и горяч по своей натуре, а для такого человек нет большего наслаждения, чем обладание существом, не принадлежащим тебе полностью, будь то одомашненная тигрица, необъезженная кобыла или чужая жена, да к тому же чужая жена гордая, упрямая, своенравная и по роду своего занятия и вероисповедания, не закрывающая лица, вхожая в любые дома, допущенная к общению с любым мужчиной. Тем более эта женщина молода, хороша собой и обладает той степенью женской соблазнительности, что вызывает желание у многих. Манисский румели дефтердар, как и должно его натуре, ограничивал свободу и был требователен к своей любовнице, словно она его рабыня или наложница. И Фира то горячо сопротивлялась, оставляя на груди и плечах Юсуфа поцелуи -укусы, то гордо проходила мимо, то улыбающаяся, усмиренная и покорная опускалась к его ногам. Усмирять эту женщину было подобно чувству штурмана, уверенно держащего штурвал, усмиряя волны под килем и ветер в парусах. И эта постоянная борьба двух воль -мужской и женской волновала их до учащенного сердцебиения и усиливала чувство взаимного влечения.

Сестра Юсуфа-паши Фейза-хатун, горделивая красавица, вдова асеса-баши, начальника городской стражи, четырнадцатью годами старше брата и по матерински к нему привязанная, была негласной надзирательницей за его любовницей в Балыкесире. Фейза-хатун терпеть не могла братову супругу, обожала Фиру, была с ней дружна, но...стоило супруге почтенного Израэля бен Хабиб чуть-чуть оступится...

Юсуфа не отпускали служебные обязанности три месяца, и разлука, пресловутый остаток супружеского долга, томление плоти потянули Фиру к влюбленному молоденькому капудану султанской галеры: юному, ещё застенчивому, с удивленными карими блестящими глазами и ресницами не бывает длинней. Они щебетали в лавке Эсфири, держась за руки и обменялись несколькими быстрыми поцелуями. когда без стука в лавку зашел Юсуф в сопровождении сестры. Эсфирь и юноша быстро отпрянули друг от друга. Паша вежливо попросил удалиться приказчикам и посетителю -у него важное торговое дело к Эсфирь-хатун. Затем распорядился чтобы сестра подежурила у входной двери, толкнул Фиру в каморку с тюками тканей и ковров и закатил ей пару увесистых оплеух.

Они горячо шепотом поспорили, Эсфирь клялась господом богом, что она ни сном, ни духом, этот нахал сам схватил её за руки и впился поцелуями, как пиявка, подлец этакий, схватил  её за голову, подзаборник, прижал уши, так что серьги впились в кожу, позвонки хряпнули, вон, за мочками царапины, посмотри, милый. И на запястье синяк, это браслет сдавил руку. Я же тебе клянусь мамой, я никогда, ни за что...мой Давид, мой Соломон во всей славе своей...Это все тот мерзавец, сын шлюхи...

Пашу остудили аргументы, пару раз Эсфирь получила  пониже спины аршином для измерения ткани. Ощутимо так получила ... Дня три не присаживалась, объясняя мужу, что там чирей вскочил. Пообещав разобраться, Юсуф паша покинул лавку, сломав аршин о колено.

Они помирились через день. Вернее через ночь, когда проведенное пашой расследование установило, что его возлюбленная никогда не изменяла ему плотью. Он пришел, нарушая их договоренности в её дом ночью, бросил горсть камешков в её окно и поднялся к ней в спальню на скрученном кушаке. И это была жаркая ночь, Адонай! Нет ничего слаще примирения. А молодого капудана на утро этой ночи нашли в канаве у мейханы с перерезанным горлом.

Услышав о венецианских галерах и планах своего паши Эсфирь на миг забыла о ласках и воскликнула шепотом:
- Джаным, да что ты говоришь? Мехмет захватил венецианские галеры и намерен молчать? А Мурад Великий выпорол его гребцов? Адонай! .Мурад, он не зря Великий, он не уступает алжирцу в могуществе и славе, ты правильно ставишь, мой любимый.
И, сменив тон, замурчала:
- Мой паша, а откуда ты знаешь все о тайнах семьи Джафара? Ты завербовал кого-то из слуг? Нет, кто-то из женщин его дома...Ах, скажи, моя сладость, мой царь Давид...и проси у меня все что хочешь, ну все-все...в пределах разумного.

Женщина привстала, толкнула любовника в подушки и снова взялась за поцелуи, слизывая дорожки апельсинового сока оставшиеся от оранжевых долек астры на мускулистом животе любовника.

- Милый, ты хочешь пить? Я умираю от жажды... и от любви. Налей вина. Это ведь вино Кипра? Раз уж ты грешишь плотью, согреши ещё и винопитием, мой мусульманин. Выпьем кипрское вино, чтобы Кипр алжирцу не отстоять.

Отредактировано Эсфирь (2025-06-06 16:55:35)

+2

12

- Я знаю. В наше время неверная ставка слишком дорого обходится, - портиец чуть искривил губы в ухмылке, отвечая, скорее, вслух себе самому на замечание еврейки касаемо Мурада.

Энвер-паша ценил в своем румели помимо практического ума еще и звериную интуицию. Однако дополнительным подтверждением верной ставки служило и прозвище означенного смутьяна-капудана. Прозвище - вещь меткая, как стрела в луке у доброго стрелка. Не нравится? Не уклонишься, ладонью не остановишь, оно всегда бьет в цель и всегда справедливо. Без огня нет дыма. Что сделал - то и получил, за очень редким исключением. Есть ли участь позорнее, чем остаться на устах под нелепой, смешной кличкой? Зато если тебя при жизни поименовали великим, то, стало быть, тоже по заслугам.

Жужжащий рой мыслей, как снявшийся с места пчелиный рой, уже готов был занять блаженно расслабленный до того разум турка, не привыкший пустовать. Но кошачий тембр голоса Эсфири, благо, очень вовремя оборвал эту попытку совместно с ловкими маленькими пальчиками и губами, и эта невинная хитрость, пожалуй, отлично сработала бы, но только не с этим человеком.

- Ты слишком много хочешь знать, женщина, - резко обуздал Юсуф любопытство маленькой еврейки.

Протянув вперед руку, он положил ладонь на затылок женщины, утонул пальцами в мускусной ночи ее волос. Притянул ее голову к своему лицу, зрачки в зрачки, так что их ресницы чуть не соприкоснулись.

- Я и без того рассказал тебе столько, что хватит на недели вперед.

- Хочешь сбивать с пути истинного? - с ироничным смешком вопросил он, убирая ладонь и проводя пальцем по шее до плеча, - Ах ты, совратительница. Тогда своими руками, - и выразительно показал глазами в сторону столика, - но сперва захвати нам с блюда по яблоку, они сладкие и хорошо подойдут к киприотскому.

В кувшине была та сама янтарно-золотистая коммандария, сладкое десертное вино, которое Иосиф Наси использовал как аргумент для султана Селима, дабы овладеть Кипром.

На дне фруктовницы манили круглыми глянцевыми боками два больших яблока. Плоды прекрасным образом хранились с поздней осени, со времен урожая поздних сортов, в темном, холодном погребе. И ничуть не потеряли своей звонкой хрустскости, причём, вполне вероятно, были и крупнее и слаще пресловутых плодов из книги Бытия и Корана. И что удивительно, в Коране гораздо терпимее говорится о женском коварстве Хавы и вина возлагается на обоих равноценно, как на женщину, так и на мужчину.

А под яблоками была запрятана маленькая деревянная шкатулка, а в ней лежали золотые серьги. Каплевидный ярко-рыжий сердолик, который так хорошо подчеркивает изящество раковины женского уха. Вторым ярусом под ним - филигрань в форме столь любимого османами пейсли. В центре филиграни зеленел овальный нефрит благородного глубокого оттенка. Будто летнее солнце взошло над оливковой рощей или огненная круглая луна смотрится в зеленые морские воды.

После нескольких лет отношений не так интересно отдавать подарок сразу в руки.

+2

13

Эсфирь села, подобрав ножки, так что розовые подошвы маленьких ступней выглядывали из под округлых ягодиц.
- Яблоки-яблоки, яблоки-яблоки хороши к киприотскому вину. Но я неправильная женщина -я женщина еврейская. И люблю я к красному вину наш еврейский плов ош-халта, который мы готовим в ночь на субботу в мешочках, ибо в шаббат работать нельзя - глаза Эсфирь томно полузакрылись - Знаешь как я готовлю ош-халта в мешочках из старой юбки моей прабабушки Двойры? Э, мусульманин, ты не знаешь блаженства, если не ел моего мешотчатого плова. Наша Дина его так любит! Бахш-пловом в мешочках с печенью я тебя угощала. Это великолепно, но не то! А ош-халта, там мелко мелко все режешь. А мельче евреек никто не режет. С рисовое зернышко -Фира показала мелкими рубящими движениями ладони, как мелко режут -ну все мелко, мясо, курдюк, лук, морковь и нет-нет, никакой зиры! Заправляем перцем и чесноком, опрокинутым в кипящее масло. Потом...Приходи в Балыкесире к нам в субботу, мой турок, я приготовлю ош-халта и ты больше ничего в жизни кроме неё не сможешь есть.

В общем, я соблазняю тебя плотью, вином и в ближайшую субботу соблазню чревоугодием -легкоми поцелуями коснулась карих глаз мужчины, переносицы, спустила с низкого ложа ножки - не длинные, ибо была невысокого роста, зато пропорциональные, крепенькие, с изящными икрами, немного через чур полноватыми бедрами и маленькими ступнями.

Подошла к столику, взяла из стеклянной сферической фруктовницы яблоки.
-Так, а это что такое?- раскрыла шкатулку, обнаружила серьги, ахнула и завизжала. Громко завизжала. Благо, дом в глубине сада и хозяева предупреждены.
- Что это? Серьги? Мне? Юсуф! О, Юсуф! Ты волшебник! Какие красивые!
Подбежала нагая у настенному венецианскому зеркалу во весь рост (а таки зеркало для влюбленной пары, сами понимаете) Вдела серьги в мочки маленьких ушей, подняла вверх копну густых черных волос, чтобы лучше видеть подарок, покрутилась перед зеркалом, мерцая в полусумерках спущенных штор крепким сливочным телом.
-Юсуф, посмотри, мне идет? Ты же мой красавец.
И, прихватив яблоки, бросилась на кровать, в объятия паши.
-Спасибо, спасибо, мой паша, мой господин.
И, поймав мысль, отстранилась.

-А тебе удастся договориться с Великим? Говорят, Мурад дружен с вторым внуком санджакбея Джафара и вполне возможно, не будет действовать против интересов его семьи.

Отредактировано Эсфирь (2025-06-14 15:41:27)

+1

14

- Тише, женщина, тише, иначе ты подымешь всю улицу, решат, что город загорелся.

Юсуф вольготно сел в постели, подложив под поясницу одну из многочисленных подушек.

Судя по темному огню во взгляде, который турок остановил на маленькой еврейке, на ее открывшейся шее и плечах, когда она, красуясь, подняла с них кудри, - попытайся кто-то позариться на его женщину, этот кто-то разделил бы печальную, но закономерную судьбу неосмотрительного мальчишки-капудана. Он впитывал глазами женский силуэт с удовлетворенным видом собственника.

- Ты хороша, Эсфирь, - просто и коротко отвечал манисский румели, кивнув, - и серьги тебе к лицу.

- Погоди, - повелительным жестом остановил он ее за шаг до постели, когда она уже была на расстоянии вытянутой руки, и опустил весомую ладонь на ее нежное округлое плечо, - Я хочу тебя рассмотреть чуть ближе.

И с легким прищуром Юсуф окончательно убедился, что не ошибся с выбором. Серьги и впрямь шли Эсфири очень, будто для нее были изготовлены: оттенок золота походил на золотые искры в ее больших черных глазах. Недаром в лавке из всего многообразия он выбрал именно их сразу, не колеблясь и не торгуясь.

- В субботу? Хорошо. Ты можешь сообщить своей тетке, что в субботу я буду, - позволил паша, - я давно не видел дочь и хочу сам передать Дине кое-что. Так что я даже готов пережить, что плов варят, а не томят в казане, хотя это прямое кощунство, - безжалостно поддразнивал он.

Притянув женщину к себе за руки, он вольготно устроил ее на своих коленях, как в кресле.

К слову сказать, стратегическое мышление молодой супруги старика Исраэля и ее способность временно отступать Юсуф оценил. Она умело сделала вид, что вопроса касаемо Джафера и не было. Хотя он отлично уловил по дрожи черных ресниц, на секунду закушенной нижней губе, на которой на короткое время остался след от острых зубок, по едва заметному нетерпеливому движению бровей, что теперь ее будет невыносимо снедать любопытство. Оно буквально сочилось через тонкую белую кожу еврейки. Понял и про себя усмехнулся. Засек время до момента, когда Эсфирь не выдержит и начнет подбираться к желаемому.

Одной рукой обвивая ее плечи, второй он взял из ее руки яблоко: крупное, в размер ладони, поднес ко рту и хрустнул им звонко, со вкусом. Губы заблестели от кисло-сладкого сока, пришлось даже отереть подбородок тыльной стороной ладони.

- Помяни мое слово, цветочек мой: не настолько крепка дружба Мурада, чтобы перевесила амбиции. Его гордость сильно задета. Была бы взята Фамагуста без его участия? Не уверен. Что, если бы в решающий миг подоспели с Крита венецианские корабли? Долгая осада Фамагусты и взятие Никосии псу под хвост? Тысячи жизней даром? Кто не дал кораблям пройти? Кто патрулировал потом акваторию, чтобы удержать успех, хотя венецианцы шныряли то туда, то сюда, как мыши, пытаясь навести мосты для реванша? А в список переговорщиков по Кипру он не вошел. Знаешь ты, что такое самолюбие мужчины и капудана?

- А кстати, - невзначай, небрежно поинтересовался турок, ещё раз откусив фрукт, - о твоей любимице, Ширин-хатун. Прошелся я ныне по базару. Все только и говорят, что о ее новой партии тканей. Говорят, узор какой-то необыкновенный. У лавки очереди. Заглянул посмотреть, и впрямь - рисунок хорош.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-06-15 15:19:42)

+2

15

-Э, мусульманин, плов в мешочках не варят - и Эсфирь с хрустом откусила яблоко острыми как у белки зубками и устроилась на коленях мужчины, словно в кресле, обняла его свободной рукой - рис и мясо набиты в маленький мешочек так туго, что рис не варится, он томится в луковом и мясном соусе, разбухает и вода в него не проникает. Сперва попробуй, потом суди - она ещё раз хрустнула яблоком, наслаждаясь его сочностью и свежестью.

-На счет Мурада ты прав, мой паша. Личные интересы дороже приятельства - положила яблоко на простынь, тронула серьгу, ажурный лист золота качнулся, рассыпая отраженные блестки на нежной коже.

-Ширин талантливая женщина -охотно согласилась с возлюбленным кира - у неё талант художника и хватка торговца. Говоришь, очереди в лавки на Тенедосе за её шелком? Это свита венецианского посольства ломанулась скупать красивый и безакцизный шелк. Похоже, Орхан-бей, военный комендант Тенедоса на время переговоров, протащил шелка кузины на остров, минуя таможенный контроль -Фира погладила прохладную поверхность простыни - Её шелк? Узнаю роспись Ширин. Какая прелесть! Я планирую открыть ткацкую мастерскую, не шелка, а ситца. Ткань удобная, недорогая, набивной рисунок на неё ложится как султанская печать. В шелковое производство я не сунусь, Ширин как Арахна заняла всю нишу, а вот ситец...Шелк, он для богатых. Самых богатых. А вот для людей попроще, ситец в самый раз. Простых людей с средним достатком больше, чем богатых и можно недорогую ткань сделать качественной и красивой. Так что посмотрим, кто победит. Ну давай, мой барс, ещё раз опробуем шелка Ширин-хатун - и, прильнув к любовнику, слизнула яблочный сок с его подбородка -мммм, как приятно пахнет твоя борода. Что это? Апельсин? Мандарин? Кедр? Дай я угадаю.

Отредактировано Эсфирь (2025-06-16 23:30:12)

+1

16

- Варится-фарится, томится-фомится*… - протянул турок, - Во имя Аллаха, хатун, ты так серьезно меня просвещаешь в пловном искусстве… - Юсуф цокнул языком и расхохотался, - Да я же подначиваю тебя, а ты принимаешь за чистую монету, как Дина. Ай-я, да не придись мне по вкусу твой печеночный плов, с чего бы мне идти на плов с бараниной, а? - продолжал он поддразнивать еврейку.

К слову сказать, куда проще было представить лошадь с двумя головами, рыбу, которая ходит по суше или луну зеленого цвета, чем супругу нашего портийца, Хафсу, на кухне. Чтобы она резала мясо и курдюк, взбивала фарш для кёфте или катала тонкое тесто для баклавы своими холеными ручками с подкрашенными кармином ногтями? Кажется, сладости на смотринах - единственный раз, когда она вынесла что-то собственного приготовления… ну, или, вернее сказать, приготовления повара их дома. А придраться к плову Эсфири мог разве что султанский пловачи (так на певучем турецком наречии именуют мастеров рисово-мясного искусства), да и то, разве если что встал не с той ноги и очень надо к кому-то прицепиться. Всё же есть что-то первобытно-дикое, инстинктивное и природное в том, когда трепещущими ноздрями жадно вдыхаешь пряный запах стряпни, вышедшей из-под тех же пальцев, которые так жарко и сладко ласкают тебя ночами… или не ночами. Во всяком случае, это приятное ощущение. И, кажется, по выражению лица паши тогда было понятно, что кушанье он оценил.

- Не сойти мне с этого места: без акциза, уж не сомневайся, - хищно оскалился Юсуф, - шельмец! Положением пользуется от души. Я Орхана-бея слишком хорошо знаю. Строит из себя прямого парня без камня за пазухой, а на деле - тот еще пройдоха. Чем богаче семья, тем меньше охоты платить лишнее. Тем более, говорят, Ширин-хатун в тягости: муж ее трепал в мейхане направо и налево, что вскорости рассчитывает на первенца-сына и лил бузу и вино за свой счет целыми фонтанами и морями. На одни только обязательные праздники и пожертвования по этому случаю уйдет кругленькая сумма. Чего бы и не возместить, раз брат предоставляет возможность? Ситец - идея недурная, и я не исключаю, что с твоей хваткой ты поднимешься не хуже Ширин. Когда решишься, скажи. Я окажу помощь с начальными вложениями и связями.

- Почти, - хмыкнул он в ответ на вопрос касаемо бороды, и ответил на ласку поцелуем в губы, требовательным и больше похожим на укус, долгим, до перехвата дыхания, - Удовое дерево, горький апельсин и розовый перец.

Во время болтовни манисский румели лениво накручивал длинные пряди плотных и густых женских волос на ладонь и запястье, развлекаясь: длинные и плотные, они обвивали подобно кольцам и браслету. Он потянул руку вниз и изящно посаженная голова еврейки чуть откинулась, открывая шею.

- Простыни ее, так что да, опробуем. Пеняй на себя, - проурчал Юсуф в маленькое розовое ухо с качающейся в нем новой серьгой, тем более что в его теле с новой силой разливалось желание: жадное, жаркое и темное, как земные недра. И поддаваясь этому обоюдному желанию, оба вновь схватились, как двое молодых животных.

Скрытый текст

*Турецкий язык богат на игру слов и звуков, приговорки, присказки и каламбуры и туркам нравится вот так удваивать слова, меняя одну букву.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-06-24 15:51:34)

+1

17

- Дело в том, что ты очень вкусно ешь, Юсуф- Эсфирь хрустнула яблоком -  уж на что яблоки не самый мой любимый плод,  мягко говоря, а с тобой ничего, ем с удовольствием. Ты очень аппетитно хрустишь. Погоди, я тебе попой колени отсижу - и переместила свою пятую точку с колен паши на простынь и скрестила ножки. Вай мэй! Если женщина без одежды, при этом молода и миловидна, это не худшая позиция.

- Я люблю смотреть как ты ешь и люблю тебя кормить, мой паша. Вот готовила бы и кормила, готовила и кормила тебя и Дину. Вы похоже едите. Быстро, но при этом очень аккуратно А порой, если вам очень нравится, смакуете медленно и бережно. Что касается Орхана, то какой же он простой? Он очень даже хитровыкрученный. Корсар - он кто? Он торговец. Кто пополняет наш рынок рабов? Корсары. А наш рынок рабов в Балыкесире? Орхан и Хасан Венециано. Так что этот парень очень хорошо мыслит в торговле. По поводу Ширин-хатун, то Кудрет-паша мог бы и не хвалится. У Ширин верхняя губка припухла и крылья носика. Носик стал уточкой, походка плавная, мы   с Фейзой хатун заметили за неделю до того, как её супруг похвалился в мейхане. Мы, женщины, в этом вопро... - и щебечущий женский рот был зажат жадным поцелуем, мужская рука перехватила кисть, отняла и отбросила яблоко, в следующее мгновение другая рука властно толкнула женщину в подушки, в скользкую прохладу шелков и два тела сплелись в объятьях и впились друг в друга словно в поцелуе.

Через несколько минут любовники разомкнули объятия и откинулись на подушки, тяжело дыша. Через некоторое время действительность стала возвращаться, предметы снова обретать четкие очертания и Эсфирь, чьи смутные подозрения не оставляли её в покое, прильнула к возлюбленному и промурлыкала:
- Любимый мой паша, скажи, а почему у тебя старый Джафар в кулаке? Ты обольстил кого-то из женщин его дома? Госпожу или служанку? Кого, милый? Ну скажи, я не буду ревновать.

Отредактировано Эсфирь (2025-06-26 17:21:16)

+2

18

В других обстоятельствах у Эсфири имелся большой шанс заработать несколько звонких шлепков по красивому, округлому заду. Ровно так, как получают непослушные дети. Но сейчас все смугловатое тело Юсуфа - сухое, сильное, с резкими очертаниями мышц, покрытое сейчас легкой испариной, - было полно такой истомы, как после одного из его любимых развлечений, броситься в море прямиком с корабля, доплыть до скал и обратно. В общем, предпринимать решительные действия не было ни малейшего желания, а хитрая мордашка Эсфири и ее ласки склонили весы в сторону милости.

- Тебя стоило бы проучить, женщина, - резко заметил турок, - упорно суешь нос не в свое дело да ещё и не признаёшь отказ с первого раза. Ты же знаешь, я этого не люблю. Но так уж и быть… Хорошо, я поделюсь с тобой, раз ты столь разумна, чтобы не ревновать. Помнишь несчастный случай, когда погиб топчи-баши балыкесирского флота, Айдын-бей? Тогда слушай, как было всё на самом деле. Потому что я сам был на том корабле и я видел всё своими глазами. Курс держали на Родос, у меня были там дела. Капуданствовал на судне Бурхан, санджакбеев внучок. Так вот, этот зеленый щенок, может, и не бесталанный, и хватка есть, только взялся капуданствовать, когда у самого ещё молоко на губах не обсохло, а мальчишеское высокомерие ему не позволяет слушать дельных советов. Ветер был свежий, начало прилично качать. Топчи-баши, с его опытом и интуицией, настаивал, чтобы пушки закрепили лучше и еще добавили мешков с песком для лучшей устойчивости орудий. А этот - ни в какую. Приказал, напротив, сбросить мешки, чтобы уменьшить осадку судна. Четверти часа не прошло: волна, крен на левый борт, трос не выдержал и зарбзан сорвался. Знаешь ли ты, женщина, что такое, когда в море на полном ходу срывается пушка? Это… Это страшно, - глухим голосом сказал он и замолчал, явно погрузившись в мрачное воспоминание, - Это был тяжелый зарбзан, калибром на два окка. Весу в таком тридцать кантар бронзы, к тому же он на колесах. Неуправляемая гора металла. Как вырвавшийся из ада шайтан, мечется из стороны в сторону и скачет в адской пляске. Это таран, только непредсказуемый. И управляет им одно море. Ветер, волны, качка, скачок. И так по кругу. Разносит в щепки борта, вёсла, подскакивая, проламывает нижнюю палубу до серьезных пробоин, сносит на своем пути всё. Это был настоящий хаос. Катастрофа. Справиться тут можно только одним способом: железный брус в колеса, чтоб остановилась, и потом сразу петля. Закрепить. Айдын-бей пытался ее укротить, как взбесившегося зверя. Иначе капудана и с десяток человек из команды размазало бы по палубе, как кёфте. Он вел себя совершенно бесстрашно, только живая плоть уязвима, а бронза - нет. В очередную попытку топчи-баши получил удар стволом в грудь, мне удалось бросить под колеса тюк достаточно увесистый, чтоб выиграть несколько секунд. Он успел вставить рычаг и перевернуть пушку, удар оказался смертельный. Горлом хлынула кровь и он умер у меня на руках. Аллах его руками и мне сохранил жизнь. Но дорогой ценой. Такая досадная, глупая нелепица.

Юсуф потемнел лицом, его туркменские скулы, казалось, выделились ещё сильнее. Пальцы судорожно царапнули простынь.

- Похоронили Айдын-бея с почестями. Команда дала показания: несчастный случай. Да и разговор был на верхней палубе, в шуме волн с нижней его не расслышать. Но вот во мне Бурхан вовсе не был уверен, тем более что я тоже тогда пытался его образумить, тщетно. Так вот, у меня в надежном месте лежит письмо от этого дурня, его собственной рукой. Запаниковал. Паша, не выдавайте, - передразнил он и фыркнул, - Просто представь, внук санджакбея - прямой виновник смерти такого ценного служащего империи. Подобных людей, с многолетним опытом, помноженным на способности, трудно заменить, это большой урон. А тут такая оказия на месте службы, куда, разумеется, капудана протежировал Джафер. Безупречный Джафер посадил внучка на должность, с которой тот не справляется, и оставил служить дальше, замяв происшествие. Каково? - в черных глазах паши сверкнули темные искры торжества.

- Империя лишилась важного бея, его семейство осталось без кормильца. Да, ещё несколько гребцов остались калеками. Конечно, семье была назначена пенсия от санджабея, также им помогает из общей кубышки флот, сам горе-капудан тоже оказывает помощь. Я в долгу не остаюсь: вдове, Севен-хатун, помогаю также деньгами и протекцией, сыновья учатся в медресе от вакфа Фейзы и получат хорошее будущее, я займусь. А дочерям обеспечу достойный свадебный махр.

- Но кажется, ты хотела пить? - прервал он, - И я не откажусь, теперь можно и вина.

Отредактировано Юсуф-паша (2025-07-05 10:14:34)

+2

19

Эсфирь, приподнявшись на локте внимательно слушала своего возлюбленного, она стала серьезной, её черные глаза ещё больше потемнели, словно грозовое небо. Айдын-бей, главный артиллерист обоих морей - Мраморного и Эгейского был известен и уважаем всем Балыкесиром. Статный, степенный, седобородый, при этом по молодому подвижный, энергичный и ловкий, он был по отечески заботлив к матросам, всегда подавал списанным на берег старым боцманам на выпивку и назад деньги не брал, говорил что это честь для него. Они с супругой были активными благотворителями для семей погибших моряков и являли миру дружную многодетную энергичную пару, сохранившую любовь и нежность, которые традиции и обычай запрещали показывать на людях, но по тому, как Айдын-бей отнимал у жены корзину с покупками на рынке, ворча:" Что я не мужчина, что моя жена будет тяжести таскать", а она все время беспокоилась, чтобы ему было удобно, тепло, вкусно, сытно, и в их отношениях и взглядах была видна не угасшая с годами нежность. Он был  опытный и бывалый моряк "спина в ракушках" знавший бури, штормы и рифы.

Хоронили старого пушкаря всем Балыкесиром, Севен-хатун, ещё красивая и стройная, потемнела и закаменела лицом, закрывая лицо темно-синим траурным яшмаком, не плакала, пока младший сын, семилетный Рустем, с отцовскими серыми глазами, заглянув в пустую могилу сказал:

- Ой, мамочка, там лягушки. Их закопают?

Тогда вдова вздрогнула:

- Горан-ага, спасите лягушек. Негоже невинным божьим творениям гибнуть из -за нашего горя.

И зарыдала, всхлипывая и поскуливая, прижимая к себе сына, а маленький Рустем утешал:

- Мамочка, хорошо что папа успел меня научить на матраках сражаться и ставить паруса. Так что мы не пропадем. Я на флот пойду служить, мама.

Фира села, скрестив ножки и закрыла рот рукой, сдерживая горестное восклицание:

- Ой вей! Какое горе! Айдын-бей жил как герой и погиб как герой. Ой-ой-ой... Он спас столько жизней и твою, Юсуф...Что натворил Бурхан-бей...ой, какой он глупый! Чуть не погубил корабль и команду и погубил такого достойного человека, лучшего офицера флота, отца семейства. Ой, вей! Что делается, что делается... - и тут же, с присущим ей прагматизмом, тряхнула головой - так, я как вернусь, навещу Севен-хатун, подарю ей три рулона шелка, батман пшеничной муки, десять окк меда и баранью тушу - помогать лучше едой. Старшую дочь у неё сватает главный пороховщик флота Бехруз-бей, хороший человек. Будет кстати. И подарю венецианский бисер. Как раз Чилек на свадебное платье.

И, закрыв для себя трудный вопрос: помогла человеку, тебе спокойней: что ему будет хорошо, встала,  подошла к столу и разлила янтарное кипрское вино по армудам:

- Давай выпьем, мусульманин. Вино такое вкусное, мммм. С привкусом и ароматом изюма, сладкое, как наш с тобой грех. Пусть будет хорошо в раю Айдын-бею, он достойный человек, пусть будет хорошо его семье. Вон, дочка его замуж так удачно выходит, и, поговаривают, ещё и по любви. Ну я-то знаю, что по любви. Я, когда рано утром в паланкине от тебя добиралась из нашего домика, видела как молодой пороховщик передавал для кухни топчи-баши  его дочери корзину омаров  в подарок, это было предлогом сорвать с губ его дочери Чилек пару быстрых поцелуев на рассвете. Так что пусть женятся. А нам с тобой на руку, мой любимый, что джафаров внучек тебе в кулак попался. Держи его, мой дорогой, крепко! Сами виноваты, не надо детей баловать!

Отредактировано Эсфирь (2025-07-08 16:44:13)

+1

20

Роковое воспоминание повисло в комнате как черная туча. Отпечаталось на лицах, в складках скорбно поджатых губ, в потемневших глазах и намеке на морщину между бровями, там, где у молодых людей ее ещё не было. Будто ангел смерти дунул холодом.

Вино приятно обожгло пересохшие от неприятных мыслей язык и гортань. Турок сделал добрый глоток, облизал сухие губы.

- Печальная и злая судьба, - сказал он, - Землю коптят множество ничтожеств, которые не стоят ногтя Айдына. Это мне непонятно и несправедливо. Однако судьба. Кадар.

Раздумчиво, сумрачно провел пальцем по прозрачному стеклу сосуда.

- Ислам говорит, что Аллаху лучше знать и не одобряет скорбь по ушедшим. Дети вырастут и станут достойным продолжением своего отца. Доделают здесь на земле то, чего он не успел. Но море это не купальня в хаммаме и не нагретая мраморная лежанка. Любой моряк всегда знает, что рискует не вернуться. А Айдын-бей, уж конечно, в раю пьет вино послаще нашего, - подытожил он со свойственным ему жизнелюбием и волевым решением практично заслонил делами земными холодный могильный камень. Живые - к живым.

- Письмо Бурхана покамест ждёт своего часа. Этот козырь я достану из рукава тогда, когда санджакбею придется принимать… какое-нибудь важное решение и ему понадобится мой совет, - полноватые губы турка изогнулись в тонкой усмешке, а в глазах мелькнул зарницей алчный огонь.

- И уж будь уверена, сладость моя, я своего не упущу.

+1


Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » 1570-1578 » L'est » Мусульманин и иудейка. Тенедос, май 1571 года