Последний год добавил Мехмету-паше морщин на лице да и серебра на виски.

Осада киприотской Фамагусты, последнего оплота венецианцев на острове, далась османскому флоту откровенно тяжело, хоть и завершилась падением города. За пять крупных штурмов пятьдесят тысяч человек потерь. С такими цифрами неудивительно, что Лепанто завершилось как завершилось. Лала Мустафа - вспыльчивый идиот, не смог справиться с эмоциями при переговорах с Брагадином. Перегнул палку, расправившись с непокорным так круто и напоказ. Чучело из бедолаги, которому обещал сохранить жизнь - это было неумно. Вызвал у неверных взрыв возмущения. Спровоцировал давно назревавшую крупную битву. Не дал времени оправиться, как следует сомкнуть ряды. Вот и итог.

Но этого оказалось мало.

После Лепанто Мехмед-паша с уцелевшей частью флотилии направился патрулировать киприотские берега в соответствующем расположении духа. Пара недель дома показалась ему парой часов, если не минут. Привыкший, будто железный телом и духом, он вернулся на корабль как ни в чем не бывало, но понятное дело, отнюдь не благодушествовал все эти месяцы.

Так что неверные перегнули с дерзостью, когда буквально неделю назад к Кипру сунулась приличного размера флотилия под венецианскими флагами. Ну, им и пришлось пенять на себя. Мехмед не намеревался появляться на Бозджааде. Однако теперь, совершенно разъяренный, держал курс именно туда, прихватив с собой несколько захваченных галер и порядком пленных, чтобы предъявить наглядно этим лицемерным мерзавцам, как они соблюдают временный договор о ненападении на период переговоров.

И… вновь заковыка.

Его настигла внезапная весточка от старшего сына. И разворачивая бумажную небольшую трубку, запечатанную перстнем его Орхана, адмирал уже заранее хмурился, потому как уже лет тридцать не верил во внезапные благие вести.

Адмирал пробежал письмо глазами и достигнув середины… мы бы сказали «крякнул», но нет: издал звук, представлявший собой нечто среднее между кряканьем, рявканьем, бурканьем и ворчанием. То бишь искреннее изумление смешалось с досадой и озабоченностью, которая граничила с возмущением.

Он даже перечел записку повторно, что вовсе не было ему свойственно. Слава Аллаху, не потому, что не поверил глазам. Он юнцам по зоркости может дать фору. А потому что не мог вот так внезапно уложить в голове.

По письму выходило, что внезапно решается судьба его Ясмин.

Без. Его. Присутствия.

Для начала он испытал странное и не самое комфортное чувство: подобно человеку, который не заметил нечто, лежащее на виду. Он так привык видеть Махди при своем старом товарище Али вообще и в своем доме в частности, что как это часто бывает, ему бы и во сне не приснилось рассматривать того как потенциального кандидата.

Кроме этого обстоятельства, нужно было знать неуёмный нрав паши: он терпеть не мог делегировать что-то важное. И в уме у него не укладывалось: как Махди только осмелился запустить руку в сети раньше рыбака и сунуть лепешку в печь прежде пекаря, раз известно, что сам он на днях будет на острове? Он послал вперед себя весть. Будь Орхан там, на месте, хоть сотню раз. Укусит он его, Мехмет, что ли, за обычное сватовство, в конце-то концов, что он так рискнул и пошел к кому-то прежде отца? Что за странная спешка такая и что за дерзость? Что за этим кроется?

Особняком стояло еще и назначение. Махди хорош, у него есть задатки, хотя и молод. Что поделать: когда приходит мудрость, убывают силы. А пока силы есть, опыт подводит. Поглядим, что из этого выйдет. Но Али! Ни полсловом не обмолвиться о такой вероятности, хотя на Джербу были десятки претендентов! Ай, фокусник! Ай, скрытный старый лис!

Ну что ж, один Аллах управляет нашими планами. Тем более что Али берется в этом вопросе замещать отца для своей правой руки. Стало быть, Бозджаада подождет ещё денек: переговоры как таковые ещё не начались и продолжаются приветственные торжества. Придётся ненадолго задержаться.

Так и вышло, что адмирал отклонился от намеченного пути, чтобы посетить родительский дом.

Одна из вечных истин: даже закаленное сердце в городе юности начинает биться чаще. Начиная от самых городских ворот, когда можно уже рассмотреть вершину минарета мечети Заганос-паши. И запах цветущего сада из-за окружающих отцовский особняк старых стен - слаще, чем из других садов.

Отредактировано Мехмет-паша (2025-03-18 22:48:08)

- Анне, как вам удается месяц от месяца всё хорошеть?

Удивительно, сколько бережности может быть в жилистых руках, способных при необходимости свернуть шею быку. И сколько тихой нежности в голосе, который на судне рокочет подобно грому.

Поцеловал материнские щеки и руки. Склонился и поднес к губам полу ее платья.

- Вернулся. Были бы вы, главное, благополучны, а я… Да я, глядите-ка, здоровее всех здоровых, что мне станется? Может и загорел. Но только мне мнится, милая матушка, что это я забронзовел лицом, потому как долго не пробовал сладости, приготовленные вот этими чудесными руками. Угощусь халвой вашей и стану от счастья розовым, как наша Айдилек.

Отца обнять можно уже крепче, не опасаясь перестараться. Прямым взглядом глаза в глаза, улыбкой высказать всё, что хочешь сказать. Поднес отцовскую руку к губам, потом ко лбу. Обнял ещё раз, прижал отца к сердцу. Оно стучало гулко и радостно, как в юности. Пока родители здесь, ты всегда мальчишка.

- Здравствуйте, баба.

Теперь, когда самую первую почтительность и уважительную сдержанность можно было чуть отбросить, паша, высокий и широкогрудый, будто заполнил собой весь двор, как заполняет ветер. Своим голосом, смехом, жестами, разворотом плеч.

Машалла, когда у тебя самая обычная семья, то есть счет голов идет на десятки, приветствия по времени длятся не меньше азана. Самая приятная молитва. А двор отчего дома - лучшая мечеть.

- Айла, здравствуй, дочка.

Подхватил на руки младшую внучку, которая так отчаянно тянула к нему руки. Подбросил к небу. Поймал. Коснулся фактурным, с горбинкой носом той вздернутой пуговицы, что красовалась у нее покамест на том месте, где потом появится настоящий нос.

- Айдилек, моя красавица. Радость моего сердца. Ты так соскучилась по деду? Баязид мой! Львенок. Иди сюда, иди скорее. Руки две, плеча два, обоим хватит.

С остальными пришлось здороваться втроем, ибо две мартышки, маленькая и побольше, категорически отказались покидать адмираловы объятия и вцепились намертво, раз уж им выдался случай реализовать свои права на него.

Он перемолвился словом с каждым сыном, поцеловал в лоб каждую из дочерей. Как ни в чем не бывало. Все выяснения чуть позже. Потом, потом.

И наконец остановился перед той, которая имела прав больше многих, но ожидала так терпеливо.

Стояли вот так друг напротив друга и молчали: раскусывали, пробовали на вкус мгновение встречи. А паша насыщал свой взгляд этими чертами, которые делали самые тяжкие минуты его жизни куда более терпимыми, а радости его пути умножали многократно. Порой делали его руку ещё более безжалостной, но порой останавливали ее. Хорошо, когда есть, во имя кого миловать. Даже редко. Шагнул чуть ближе, вдохнул запах ее медовых волос. Прикрыл глаза веками. Коснулся губами ее виска. Сделал ещё один вдох. Всякий раз будто в первый.

- Здравствуй, Шехназ.

Отредактировано Мехмет-паша (2025-03-23 09:41:31)

Санджакбей Джафар-паша спокойно ждал, опираясь на посох, пока его первенец здоровался с матерью, внуками и женой. Машалла, сказал пророк: Рай под ногами наших матерей. Сперва надо поздороваться с матерью. Потом с женой и неважно, как это положено по этикету. Она столько ждет! Она все супружество провожает мужа в море и ждет его с моря. Как береговая ласточка, кружит она мыслями и сердцем вокруг мачты его флагмана, когда он приближается к родному берегу.
А внуки... что внуки...Они впереди всех, они нарушают все правила и виснут на любимом дедушке. Наши чада и чада ад наших.

В ноябре, в Балыкесире ещё теплом, пока море не укутали дожди и туманы, Джафар паша, сплетая руки в импровизированном  кресле с вторым по старшинству внуком Селимом, несли через двор Мехмета, Мемо, его жеребенка, его сыночка, вернувшегося героем из самой страшной битвы в мире при Инебахти, Асия хатун хлопотала вокруг, всплескивала руками, плакала и смеялась и что-то лепетала счастливое и бессмысленное. Нет, Кипр это спокойней, куда спокойней. Но поручиться за покой в неспокойной Морее невозможно. Уж хозяину второго по численности флота-бейлере  Османской Порты этого не знать.

Джафар-паша обнял своего старшего сына, от него пахло майским солнцем, соленым ветром и чем-то ещё, неуловимо родным, запахом его кожи и густых волос, санджакбей узнал бы сына с завязанными глазами.
- Ну здравствуй, здравствуй на все четыре ветра, Мемо...наш Мемо... А мы тебя ждали. Твои дочки сами делали сырную халву под руководством бабушки, она говорит, что не хуже чем у неё, твоя жена сама жарила рыбу -она же завела эту моду в нашем доме! И тебя приучила. Она даже сама её ловила! Ну, отчасти - санджакбей рассмеялся - говорит, что времени не было натаскать. Ну так...корзину наловила этой, мелкой коку (корюшки). Которую  греки по весу на серебро продавали. А твоя племянница Ширин прислала с утра казан плова с бараниной и зернами граната - вкусней её плова нет и в дворце султана. И халат из полушелка с узором по её эскизам и сама расшила серебром. Я распорядился накрыть в саду на лугу под шатровым навесом и запретил слугам приближаться. Твоя мама, жена и дочери сами похлопочут, подавая блюда. пошли, пошли, мой львенок.

Отредактировано Тень (2025-04-06 05:43:43)

Кому как не Орхану было знать нрав собственного батюшки. Старший пашазаде, конечно, разделял общую радость, но при этом благоразумие подсказывало оставаться начеку. Благостное адмиральское настроение вызывало легкое подозрение, но спустя какое-то время молодой человек расслабился и потерял бдительность. В конце концов, отец мог успеть спустить первый пар и землетрясение местного значения свершилось ещё тогда, когда он только-только получил письмо.

Размякший от приятной беседы и сытной трапезы, он почти запамятовал о том, какой такой повод внезапно собрал семейный совет за одним столом. Сложив пальцы верблюжьим копытцем, молодой османец потянулся было к блюду, где ещё золотились остатки пловной роскоши от кузины Ширин, ибо приглядел в нем недурной кусочек мягчейшей баранины, но отцовская рука, притом довольно тяжелая, быстро вернула его в грешный земной мир с райских подушек.

Ну вот. Теперь приходится отдуваться.

- Баба, - с видом невинного ягненка он устремил в лицо отца честный взгляд серых глаз, таких похожих на глаза самого Мехмета, - я всегда с радостью готов ответить на ваши вопросы, вы же прекрасно знаете. И ответил бы раньше, спроси вы. Мое письмо, может, и не было длинным, но помимо этого я и сам ничего не знаю. Наш новоиспеченный паша пришел ко мне, сообщил о своей новой должности. Сказал, что в связи с этим и с тем, что его годы весьма подходящие, пришла пора задуматься о женитьбе. И сказал, что хотел бы просить руки Ясмин. Разумеется, я не мог ответить ему ни да, ни нет без вашего участия. Потому от себя уверил его, что как можно скорее поставлю в известность вас. И дальше лишь вы будете решать, в чей дом войдёт моя сестра.

- Для меня это было неожиданно: я слишком давно привык, что он вхож в наш дом. А лицо, которое рядом, часто и не рассматриваешь в таких делах. Но, собственно, почему нет? Стать нашим зятем - хорошая перспектива. Вы, баба, один из влиятельных адмиралов, я скоро стану даматом, Селим у нашего повелителя на хорошем счету. Матушка вхожа к Нурбану-султан. Мы одна из влиятельнейших семей Стамбула, а Махди явно настроен сделать хорошую карьеру. Да что там - уже делает ее. Паша Джербы - хорошая должность. С другой стороны, Алжир - не ближний свет. Да и Джерба по сравнению со столицей… не для нашего цветка. Потому я и сказал ему лишь то, что мог: что считаю его достойным человеком и готов назвать своим братом, но решение в любом случае за вами, баба.

- Выглядел он искренним и даже взволнованным, так что, кажется, Ясмин ему нравится. Видимо, разглядел ее, пока лечил руку. И как только получил должность, так и побежал к нам, пока мы не сосватали нашу красавицу за другого.

С этими словами Орхан улыбнулся и мягко накрыл руку отца, которая все ещё находилась на прежнем месте, своей второй рукой.

Отредактировано Орхан-бей (2025-04-11 09:00:14)

- Как это нет женщин? А это кто? Самая главная женщина оставлена здесь соглядатаем и наблюдателем чтобы заложить нас с потрохами женской составляющей семьи. Да, Айдилек? Да, моя вишенка?
Айдилек, сидя на колене прадедушки от души стучала адмиральским жезлом деда Мехмета по бронзовому кувшину и так же от души что-то пела.

Что я тебе скажу на это, Мемо -усаживая правнучку поудобней заметил Джафар-паша -Во-первых, случай с ожогом не обсуждается -это была внезапная острая ситуация при которой женщине можно открыть аурат для медицинской помощи перед врачом в присутствии родственников махрам. Тут ничего  не нарушено из того, что  дозволено шариатом.

Что касается того, что между молодым человеком и девушкой возникло чувство в такой острой ситуации когда девушка обожглась, а молодой человек оказал ей помощь как врач, то тут виновных нет, ибо в чувствах человек не волен. Я не ученый и не богослов, но, думаю, ученый богослов ответил бы тоже так.

Теперь нам, как мужчинам родственникам, надо решить: достоин ли молодой человек быть мужем этой девушки и насколько серьёзны чувства нашей Ясмин, чтобы не сломать ей жизнь либо недостойным браком с недостойным человеком, либо отказом от достойного брака с достойным человеком.
Что касается Махди, я знаю только что он не беден, сын достойных родителей и  имеет чиновных стамбульских родственников, на хорошем счету у капудана-дерья и хорош собой. Остальное скажите вы, мальчики, вы его лучше знаете. Но на выходе товар не плох и наша семья с таким зятем в грязь лицом не бьет.

А вот Ясмин...О, Ясмин... Ну давайте по порядку. Она таки плюхнула соли с перцем в кофе достойнейшему жениху, сыну чауша-паши Кюршаду-бею и хвала Аллаху, что у вас, Мемо и Шехназ была вторая роза в рукаве - наша Нармин и все сладилось.

Теперь во-вторых. Ясмин бежала на Бозджааду, чтобы быть просватанной и сделать старшего брата своим вали.

Что, Айдилек, роза моя? Ай как красиво наша Айдилек поет! Как соловей в кустах жасмина. На тебе финик, отвлекись от пения, птичка. А то деду Джафару тебя не перекричать.

Так что думая, Мемо, думай. Твоя дочь совершила два отчаянных поступка. Назубиллах, чтобы она не совершила третий, если вы с Шехназ упрётесь.Подумай, Мемо, подумай. Спроси дочь. Она здесь рядом -вот и спроси. И, исходя из её ответа, принимайте решение с Шехназ.
-Ай, оса! Вон-вон она, кружит. Селим, отгони осу, а то она ужалит твою дочь!

Айдилек решила переключить внимание и попыталась поймать осу, затем потянулась к отцу
- Бабаба! Дяй! Липипи (как помним, на языке Айдилек липипи это огурец)

Отредактировано Тень (2025-04-24 20:11:33)

-Тух! -с досадой воскликнул Джафар-паша - Я вообще-то опасался, чтобы Ясмин не пополнила перечень трагических героинь нашей поэзии как Лейла и Меджнун. А впрочем, чего это я? Ты, Мехмет, глава своей семьи и тебе решать судьбу твоих детей. Я свое мнение сказал, как дед. Дальше дело твое. Выдавай дочку замуж хоть за старенького карасского кадия Идриса-эфенди, он уже три года вдовствует.
И Джафар занялся многослойным пирогом с сыром, курицей и зеленью -борек, отламывая маленькие кусочки и запивая их густым молочным напитком салепом. Отведав, пришел в хорошее настроение, окунул пальцы в чашу с розовой водой, вытер руки хлопковым полотенцем, расправил усы, крякнул и потребовал у второго внука:

- Дай сюда ребенка, Селим- джан. Иди, клок от сердца, Айдилек, к прадедушке, пока тебя замуж за какого ни будь золотаря не выдали! И дай Аллах не при моей жизни! Ах, ты же мое солнце!

Айдилек радостно залепетала, сморщив нос и показывая ы улыбке два нижних зубчика, прорезавшихся совсем недавно.

Женская составляющая семьи, под началом Асии хатун собралась в комнате третьего этажа с окнами выходящими в сад. Через щель в шторах женщины сквозь весеннюю листву наблюдали за происходящим на поляне под шатровым навесом.

- Джафар рассердился -сообщила Асия-хатун своему отряду. Бюрек ест. Значит, злится. Айдилек у Селима взял, подбрасывает. Усы расправил -отходит. Так, девушки, -обернулась Асия-хатун -сладости повременим подавать, пусть мужчины успокоятся и придут в хорошее настроение. Не волнуйся, Ясмин. Все будет хорошо, сделаем все как надо.

Джафар-паша, окончательно успокоившись покачивал Айдилек:

Спи, утёнок-лапушка!
Где же твоя бабушка?
У швеи, чтоб к пятнице,
Было внучке платьице!

Спи, утёнок-детушка!
Где же ходит дедушка?
Он в гончарне рыночной —
Внучке купит крыночку!

Айдилек склонила черноволосую головку на рукав прадеда и притихла.

- Мехмет, Орхан, мальчики. Мне докладывали мои капуданы, что между островов  разбойничают греческие и албанские пираты. Грабят, мерзавцы, наших торговцев! Мехмет, Орхан, детки, вы им хвосты прищемите, этим проклятым ускокам-бошнякам.

Отредактировано Тень (2025-04-24 20:06:26)

Селим улыбнулся, однако, видит Бог, мысленный его вздох был тяжким на вес, как целая мечеть с минаретом впридачу. Быть посредником между Килычем и Мурадом - задача из разряда невыполнимых поручений, какие дают герою в арабских или персидских сказках. А что так и будет, он не сомневался ни минуты. Что ж, чем сложнее, тем интереснее. Главное - не попасть обоим под горячую руку. Разминка с батюшкой это цветочки. Он небрежно и изящно промокнул губы тканевой салфеткой и омыл пальцы розовой водой.

- Дорогой отец, мне думается, вы слишком горячитесь. Нашла коса на камень, - промурлыкал молодой дипломат, - Как сын, я целиком на вашей стороне, иначе и быть не может. Однако с Мурадом-реисом куда выгоднее действовать сообща. Согласитесь, в каком-то смысле можно даже понять его поведение. Не для того, чтобы оправдать, только пояснить. Вы же знаете его характер. Он очень амбициозен. У него вспыльчивый и часто непредсказуемый нрав. Человек не выбирает свою природу, он может только обуздывать то, что дал ему Аллах. Кто-то уравновешен, рассудителен и терпелив, но неспособен на решительный поступок, а кто-то с рождения дели-безумец, и рискует всем, чтобы многое приобрести. Такая уж мурадова суть. Таким слеплен, не переделать. Но вместе с тем приходится признать, что человек он незаурядный. Именно эта дерзость и толкает его вперед. Назовите мне ещё капитана, который получил от самого Кануни такой аванс в восемнадцать лет? Тут любой нос задрал бы и возомнил. Даже если от него ждали решительного разгрома португальцев и повелителя не устроила патовая ситуация, выдержать с численным перевесом противника в такие юные годы - говорит о многом. И замены ему нет и не предвидится. Я, во всяком случае, не вижу. А письмо… Спора нет: оно было совершенно непозволительным. Он обязан был выбирать выражения. Такая непочтительность никуда не годится. И все же это лучше камня за пазухой. Он высказался в открытую. Это говорит о его намерениях решить дело, вместо того чтобы копить обиды и действовать исподтишка. Я действительно в недурных с ним отношениях и, уж конечно, сделаю что смогу, чтобы чуть охладить эту буйную голову. То есть, то, что в силах смертного, конечно.

Но если вы спрашиваете моего мнения, оно таково: вам втроем необходимо сесть за стол лицом к лицу и обговорить всё. Повелитель будет не в восторге, если его капуданы схватятся между собой. Больше потеряете. Вам бы, конечно, по океану на каждого, ибо моря явно тесноваты. Но что уж поделать.

И молодой человек провел ладонью по темноволосой кудрявой головенке дочери, которая так приуютилась на руках Джафера-паши и коснулся пальцем ее бархатистой щеки.

Отредактировано Селим-бей (2025-04-29 13:40:07)