Четверка в полном составе шла из отведенной им комнатушки к покоям своего сюзерена. Стук каблуков по полу длинного коридора отзывался эхом от каменных стен.

- Шомберг, ты вообще человек или нет? Взгляните только на него, даже ни разу не зевнул. Бодр и свеж, а мы здесь все готовы проспать ещё сутки. Ненавижу тебя.

После этой тирады локоть Келюса метким тычком заехал прямиком между ребер несносного немца. И тут же молодому человеку пришлось прикрыть ладонью рот, потому что он не сдержал очередной зевок, да ещё такой основательный, что явно рисковал вывихнуть челюсть.

- Ах, нет, ещё Сен-Сюльпис живчик. Но он вчера вел роскошную жизнь падишаха и не слишком умаялся, чего ему зевать?

Наследник рода де Леви булькнул от смеха и привычным для фехтовальщика движением увернулся от трости, которой мстительный товарищ едва не поставил ему подножку (Сен-Сюльпис после стычки всё ещё не выходил без трости).

Но тут молодые люди завернули за угол и Келюс кивнул всем своим, указывая вперед:

- Посмотрите-ка туда, господа. Ого. Ну и толпа. Мне кажется или весь дворец собрался поглазеть на вставание нового короля и докучать ему? Тогда их ждёт разочарование. Генрих вчера велел никого не пускать. Чтобы все было как можно проще. Так что дальше внешних дверей не пройдут, он выйдет к ним уже одетым. Представляю их лица.

Среди скопища придворных по французскому костюму и росту молодой де Леви тут же выцепил взглядом Бюсси. Тот ночевал в одной с ними комнате, но вышел раньше и, кажется, был еще бодрее Шомберга. Вот негодяй. Это уж совсем ни в какие ворота.

Однако это был тот случай, когда моментально и негласно объединяешься перед лицом общего неприятеля: ватагой озадаченных и нетерпеливых физиономий, совершенно не настроенных ждать. Поэтому Келюс отвесил Клермону очень любезный кивок и обменялся с ним говорящими взглядами.

Поднял руку, жестом призывая к тишине.

- Господа, господа, не шумите, привратники только исполняют свои обязанности, - возвысил он голос; говорил по-французски, латынь не лезла сейчас в голову. Кто не поймет, тому переведут остальные, - Это распоряжение государя. Король в первый день действительно пожелал побыть наедине первые полчаса после пробуждения. Вчера был сложный день. Он очень впечатлен встречей и очень поздно уснул. Имейте терпение, он совсем скоро выйдет.

- Шомберг, - шепнул он немцу, - мы к королю, а вы с Бюсси оставайтесь здесь. Проследите, чтобы ни одна мышь не проскочила, эти усачи еще снесут алебардщиков, с них станется.

Епископская резиденция от замка в нескольких шагах, на том же холме, так что, слава святому Николаю, покровителю путников, не пришлось тащиться никуда. Молодой литовец даже шубу не запахнул как следует, все равно снимать, и не стал надевать своей отороченной мехом шапки, оставил в руках семенящего за собою пажонка. Ну и, само собой, для пана Радзивилла ворота Вавельского дворца были всегда открыты. Шляхтичей таких фамилий не спрашивают ни о чем и пропускают с любезностями. И вот каблуки сапог пана Миколая уже споро стучат по ступеням дворцовой лестницы. В темных кудрявых волосах поблескивают снежинки, которые успели в них затеряться за эти пять минут, но пока ещё не успели растаять и превратиться в капли воды. В коридорах замка зябко.

- Ба, господин де Клермон! Мсье де Шомберг! Здравствуйте. Исполняете с утра пораньше роль архангелов при входе в Рай? - хмыкнул потомок Радзивиллов, кивая обоим молодым французам и приветствуя их на чистейшем парижском диалекте без славянского акцента. У пана Миколая были хорошие учителя.

- Не бойтесь, у нас народ хотя и пылкий, но штурмовать королевскую спальню не станут, поворчат и успокоятся, - Сиротка выдавил смешок и при этом заметил острым глазом, что у свитских нового короля вид хоть и любезный, но в качестве предосторожности рука у каждого лежит на эфесе, - но я вам все же пособлю, - понизив голос, шепнул он обоим стражам.

- Паньство, - зычно обратился он к соотечественникам, - да не усердствуйте же вы так. Король только-только после долгой дороги, ещё успеется. Потерпите на сей раз. Во всяком краю свой обычай, не хотим же мы, чтобы наше почтение приняли за грубость?

Что не послушают от чужаков, то звучит иначе от такого знатного шляхтича. Несколько недовольных голосов, конечно, прозвучали, но глухо и не слишком-то громко, как ворчание цепных псов, которые пятясь уползают обратно в будку. Придворные притихли.

- А вот мне как раз нужно бы перемолвиться парой слов с нашим государем, пока вокруг него нет множества народу. Есть у меня для него одно предложение, ему понравится и пойдет на пользу. Уж меня-то, надеюсь, вы пропустите, строгие стражи? - вкрадчиво мяукнул литовец, доверительно и мягко опуская одну ладонь на плечо молодого Клермона, а вторую - на плечо саксонца и зыркнул быстрыми, как стрижи глазами.

Склоненная чуть на бок кудрявая голова, невинный вид, давнее знакомство... Да и уверенная поза Радзивилла не заставляла сомневаться, что он ждет двух возможных вариантов ответа: «да» или... «да, разумеется».

Келюс как раз помогал своему государю умыться. Когда он наклонил кувшин и струя воды потекла в подставленные лодочкой ладони Генриха, несколько капель попало на его собственные руки и граф прямо-таки почувствовал, как кожа у него под манжетами и выше покрывается мурашками размером с небольшого терьера.

- Дьявольщина, да в этакой адской холодине не мудрено схватить воспаление легких, упаси Бог, - проворчал он, отчаянно чередуя чертыхание и имя Господа всуе. Кошмар духовника, но как быть, коли все остальное, что приходило на язык, ещё того крепче.

- Сен-Сюльпис, тугодум, да дайте же Его Высочеству меховую накидку! - воззвал он к сообразительности кузена, - Здесь ничуть не теплее, чем у нас в комнате. Как эти клятые поляки вообще тут выживают и не превращаются в ходячие сосульки?

Он порассуждал бы и дальше, но ровно на его последнем риторическом вопросе в покои вошли двое, которых совершенно не ожидали и от такого нахальства у него буквально отнялся дар речи.

- Месье де Бюсси, - сквозь сцепленные зубы прошипел наследник семейства Леви, - вы бросили там Шомберга в одиночестве?

Соблюдая вежливость, молодой француз отвесил приветственный кивок Радзивиллу, но настороженно-недовольный взгляд, который он при этом метнул, выдавал его истинные чувства с головой, а щеки зарозовели от возмущения. Он и здесь обронил бы что-нибудь ироничное, но не имел права говорить поперёк короля, так что поджал губы, ожидая, как отреагирует на вторжение Генрих.

Из ворот Вавельского замка вышла небольшая компания молодых людей. Они, может, и поймали на себе удивленные взгляды… Ещё бы: пешие, не верхом, да еще направляются прочь. Тогда как, совсем напротив, к замку со всего города стекались ручейки самого разношерстного народу.

Кто-то не успел вчера доехать по плохим зимним дорогам, подчистую пропустил всё самое интересное, ночевал в предместье, в Бог знает каком крестьянском сарае, и надеялся увидеть короля хоть сегодня, потому что точно слышал: тот поедет слушать утреннюю мессу в костел святого Андрея. Кто-то уверял всех вокруг, что двоюродный племянник его десятиюродной тетки служит на замковой кухне и достоверно знает: прямо с утра на Вавеле будут раздавать хлеб, мясо и вино в честь первого завтрака короля на новом месте. Кто-то был и вчера, продрог до костей и почти ничегошеньки не увидел за чужими головами, да потом ещё вовсе не спал, мешали помятые бока. Только признаваться в этом не собирался и громче всех вещал о подробностях ночного въезда в город.

... Итак, на небольшую компанию, пропуская, взглянули чуть удивлённо, тем более что одеты те были по-французски, так чего вдруг эти французы в первый день не при короле?

Беспечно переговариваясь, легкой походкой все направились вниз, прямиком по главной улице.

- Вам ещё понравится город, сир, - уверил Сиротка, поднимая воротник, - Он совсем не похож на Париж, чего тут спорить. Но в нем есть и свое обаяние. А еще уйма страшных легенд, которые приятно леденят кровь, все как мы любим. Многие, кто родился здесь, уверены, что нет места лучше Кракова и готовы перерезать глотку тому, кто примется оспаривать. Здесь есть и на что поглядеть и где подкрепиться, тем более, что я, преступная душа, выманил вас прежде завтрака. Будут вам сакральные хлеб и вино в изобилии, господа.

Обещание выполнить было несложно. Таверен в сердце города видимо-невидимо, к одной из таких, где сам он был завсегдатаем, молодой литвин и повел своего августейшего попутчика и его свитских.

Впереди уже виднелась знакомая вывеска, как вдруг он заметил, как откуда-то из ближайшей подворотни мелькнула в их сторону яркая, цветастая юбка и зазвенели мониста. Цыганка.

Сделав несколько шагов вперед, он сделал упреждающий жест.

- Иди-ка своей дорогой, нам недосуг. Ступай-ступай прочь.

Отредактировано Маргарита де Валуа (2024-04-23 22:21:37)

Дочь степей взяла изнеженную, мягкую  руку молодого принца своими смуглыми грубоватыми руками. Она не была ни молода, ни сколько-нибудь хороша собой, а ее пальцы с обломанными ногтями контрастировали с ухоженной дланью, по которой собиралась гадать, как тень контрастирует со светом. Но саму её это не смущало, а тот куда больше интересовался тем, что ему скажут.

Цыганка привычно мазнула взглядом по линиям ладони, готовая выдать давно привычный набор, и вдруг удивленно вскинула глаза на того, кто стоял перед ней. Какое-то время молчала, рассматривала руку. Наконец заговорила.

- Вижу, судьба тебя ждёт нелегкая. Ты получишь то, что всегда хотел, да и сейчас хочешь. Само придет тебе в руки. Только не здесь. А судьба никому за так подарков не делает. За всё надо платить. И ты тоже заплатишь, - она покачала головой, - Кто наверху, тот всегда одинок. Ты на вершине горы, а все там, - махнула цыганка рукой куда-то вдаль, неопределенно улыбнувшись, - внизу. Их унесет ветер судеб, так и знай, и не горюй, они тебе не чета, ты для другого рожден. А любовь, дружба - это для простых. Сердце твое занято, но пустое это всё, это в прошлом. Забудь. Не стоит думать о том, что унесла река времени. Забудь.

Обожгла потомка рода Валуа долгим взглядом. Ее черные глаза с почти неразличимыми зрачками смотрели, казалось, прямо в душу, а чуть простуженный, низкий, почти не женский голос произносил простые польские слова, как магические заклинания

- Ну - отпустила ладонь Генриха и прищурилась, - кто из вас, ясновельможные паны, ещё что услышать хочет? Про любовь, про карьеру?