Серафина и правда стояла как вкопанная, тише воды, ниже травы, совсем неподвижно, но даже не потому что ждала указаний. Большие, похожие на черешни глаза как мазнули беспокойным взглядом, когда капитан снял рубаху (жить-то хоть будет?), так и застыл этот взгляд на располосованной спине. Застыл ошарашенный, но не исполненный ужаса. Всё же как дочь своего времени она не отличалась особой чувствительностью к таким вещам и сталкивалась со многим. Скорее то было сопереживание. Как же так?..

Резкая отповедь обрубила эту минуту участливого потрясения.

Кровь сначала отхлынула от лица, потом прихлынула снова, щеки вспыхнули, нижняя губа дрогнула от обиды, но маленькая венецианка сдержалась. Не расплакалась. Такой уж характер.

- Я не в оранжерее при розах служу. Насмотрелась, - отрывисто выдохнула девушка, резко развернулась на пятках и выбежала, как ошпаренная.

Отредактировано Серафина (2021-09-27 18:50:18)

- Кто бы сомневался, – согласился Мигель, – вас, Эскулапов, медом не корми, дай поиздеваться над христианской душой. С таким интересом и удовольствием копаются в человеческом теле, как в собственной борсетке.

После чего послушно сел, склонил голову, уперся локтями в колени и сомкнул в замок ладони.

- Никаких оплеух никаким дамам я не закатывал, я воспитанный человек. А что она тут стоит и не подает звуковых сигналов о своем присутствии? Я бы морально подготовился. Ай, щиплет, – и капитан зашипел, сдерживая эмоции.

- Ссссс… Противно-то как. Хани, приношу вам мои сожаления за мой тон, позовите деву Панацею, я извинюсь. Раз уж терпеть, так от хорошеньких ручек хорошенькой девицы, совмещу приятное с полезным. Тем более все равно ножницы надо принести, волосы вокруг ссадины выстричь. Хотя вы обещали обрить наголо, – Мигель хмыкнул, – представляю, какой я буду красавчик. Позовите Серафину с ножницами и бритвой, правда, неловко вышло.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2021-10-04 01:13:40)

- Извиниться?..

На заплаканной мордашке вспыхнуло выражение настороженного удивления.

- Не пойду я, сеньор Алехандро. Господин капитан не хотел, чтобы я там была, значит, не просто так. Или причина за минуту вот так взяла да и испарилась?

Маленькая венецианка за свою жизнь видала грубость со стороны мужчин довольно часто, а уж с тех пор, как пришла служить к моне Веронике, тем более. Кто сильнее, тот и прав. Сейчас она понимала поведение герцогского капитана. Даже обида не вытеснила из ее сердца сочувствие, хотя оно боролось с задетым самолюбием, а сие - страшное дело. Битвы в подобных случаях там, за невидимым глазу покровом, помасштабнее Фермопил. Это одна из многочисленных тайн всех женщин от начала веков.

Из гордости Серафина, наверное, не вернулась бы в комнату, но она хотела своими ушами услышать, что ей скажет капитан. Не в качестве маленькой и, опять же, чисто женской сатисфакции, а из человеческого любопытства. И потому она послушно опустила мокрые ресницы.

- Простите. Я приду сейчас. Только  ополосну лицо и вытру щеки, - она  наскоро промокнула серебристый след от слезы своим чистым льняным передником, - А то стыдно. Конечно приду помочь. Вы идите, сеньор, - попросила девушка, - я за вами следом. Принести ещё что?

И правда - пришла, как и обещала. Пяти минут не прошло, как храбро заглянула с принадлежностями, какие попросил лекарь. Переступила порог, сделала несколько шагов и встала, потупив взгляд.

- Я ножницы и бритву принесла.

Белесая сеть шрамов по всей спине, которую Серафина теперь могла видеть целиком, заставила маленькое сердце сжаться. Сейчас она уже окончательно всё поняла и в ужасе подумала о том, какой ад, возможно, прошел этот человек. Да, имей она другой нрав, могла отомстить за небольшой промах как истинная женщина: долгий взгляд, полный жалости, и мужское самолюбие порвано в клочья. Однако маленькая венецианка никогда не была жестокой.

Только дрогнули мокрые ресницы. Она давно уже простила грубоватый тон. Мужчины уж таковы. Стала бы шустрая хохотушка лить по этой причине слезы. Нет, ей куда досаднее было, что ее сочли малым ребенком, хотя несколько подружек ее детства уже давно попросили стать крестной у их первенцев. В общем, в семнадцать лет не может быть большего оскорбления. Так что короткая обида мгновенно улетучилась, но в карих глазах серебристой рыбкой плеснулось сомнение. И в признание испанца - «понравилась» - она уже ни капли не поверила. Не зарделась, не вспыхнула. Просто пропустила мимо ушей. И после поцелуя мягко, но уверенно отняла руку. Не задержала.

- Ну вот. В медицинских целях пришлось склонить голову перед простой девушкой, сеньор капитан, - рассмеялась Серафина. На левой щеке заиграла ямочка.

- На первый раз считайте, что я не сержусь. Но только на первый. Я понимаю, - с губ сорвался затаенный вздох, - попала под горячую руку. И ещё вы ту несчастную спасли, поступили как герой, так что не могу я обижаться. Хоть, честно сказать, - девушка слегка надула хорошенькие розовые губки, - и стоило бы.

Прежде чем выстригать, голову нужно было помыть. Дело Серафина делала быстро. Пара минут и смоляные буйные кудри герцогского гвардейца целиком скрылись под белой мыльной пеной. Душистой, другого мыла в доме госпожи Франко и не держали.

- Примерно так сеньор будет выглядеть лет через тридцать, когда поседеет, - хихикнула проказница. Тонкие пальцы ловко скользили между мокрых прядей, будто гладили. Не тянули, не путали. А мягкие подушки и острые ногти помогали, но осторожно, тщательно обходя рану стороной. Чтобы не было больно.

- Густые какие... Я сносно умею управляться с волосами, - скромно призналась маленькая венецианка, - Только госпоже моей нужно три часа, чтобы вымыть, ополоснуть отварами, расчесать и высушить. Очень длинные. Мужчинам с короткими проще живётся.

И склонившись, шепнула прямо в ухо, так, чтобы слышал один только он.

- Никогда не признавайте себя жалким перед женщиной, и тогда это ей не придет в голову. А шрамов стоит стыдиться только тех, что получены по трусости. Ваши - не такие. Кто выжил, тот и прав, тот и победитель. А кому есть дело, что у вас под рубахой, пусть укоротит свой нос и посмотрит сперва на себя. Вот что я думаю.

Еще немного и пена окрасилась в розовый цвет. Как облака на закате заливает багрянец. Смытая кровь и немного свежей, которая всё ещё чуть сочилась. И сердце маленькой венецианки вновь встрепенулось сочувствием.