В клубах банного пара в помещение хаммама юрким горностаем вошёл легконогий чухадар. В его руках был чеканный серебряный кувшин с изящным носиком. В кувшине были заварены травы - мята, шалфей, мелисса, базилик.  Аккуратно плеснув травяной отвар на камни жаровни, Стефан улыбнулся и посмотрел через плечо на своего господина:

- Айла узнав, что вы вернулись, эфенди, рвалась к вам как безумная! Еле удержал, спасибо присутствию Орхан-бея, лишь этим смог ее остановить, - тонко улыбнулся молодой человек.

Конечно, общаться с наложницами пашазаде мог лишь евнух, но Селим, безгранично доверяя своему чухадару, позволял в своем доме некоторые вольности. Тем более, что серба женщины волновали не больше, чем лошадь может взволновать окорок. Черные очи Айлы не могли зажечь его сердце.

И наложницы, пользуясь тем, что среди челяди не было у пашазаде человека ближе чухадара, так и норовили прорваться к сыну Мехмет-паши через смышленого парня.

- Сейчас она в своих покоях, но видит небо, сколько мне пришлось приложить усилий, чтоб она не ворвалась сюда... - шаловливо хихикнул молодой серб.

Отредактировано Стефан (2021-04-14 23:06:07)

- Непременно напомню, эфенди, - тонко улыбнулся чухадар.

- Что ж - это научит эту девчонку быть посдержанее, - подумал Стефан.  Серб старался всегда быть в центре событий происходивших в доме его господина. Причем событий любых. Как известно кто владеет секретами человека, тот крепко держит его в своих руках. Да и положение чухадара заставляло знать все и обо всех. В этом Стефан уступал, пожалуй, одному Мустафе. Но с тем юноше было бесполезно тягаться и за шахматной доской, и за стопкой ракэ, и в море интриг. В этом море сам Мустафа был дельфином, а чухадар лишь чайкой. Дельфин живёт в морской стихии, а чайка только парит над ней, иногда садясь на водную гладь. Знал Стефан и что творится в гареме его бея.

Там воду мутила волоокая Айла. Стоило ее крошечной ножке ступить на венецианскую землю, как юная прелестница вообразила себя хозяйкой дома пашазаде. Решила, что жена эфенди осталась в Стамбуле, а здесь хозяйка она. Отсюда брали истоки все капризы молодой венгерки.

А тут ещё и Селим как назло неделю был занят и Айла, словно предчувствуя что-то, стала ревнивой и подозрительной. 

- Может, она в тягости? - предполагал серб.

- Сеньор Ромберти прислал письмо в ответ на вашу записку. Оно у вас в кабинете, - живо ответил молодой серб, заправляя за аккуратное ухо золотистую прядь.

- Ни я, ни Озгюр-ага не посмели открыть это письмо.

Озгюр, как звали секретаря молодого османца, всегда оставлял всю почту, пришедшую на имя Селим-бея, на серебряном подносе в его кабинете.

Отредактировано Стефан (2021-04-18 22:57:14)

Орхан с наслаждением растянулся на оттоманке, одобрительно глядя на хлопоты чухадара:

- Ты хорошо устроился, - лукаво подмигнул пашазаде брату. Закутанный в простыню, свежий, распаренный после хаммама, чуть уловимо пахнущий луговыми травами, старший сын Мехмет-паши сейчас был удивительно похож на фавна. Вот только ноги моряка украшали не козлиные копыта, а дорогие, вышитые золотом, бархатные туфли без задников с загнутыми, похожими на дельфиньи, носами. Выпростав из складок мускулистую руку Орхан с наслаждением сжал пальцами льдисто холодный  стакан с гранатовым щербетом.

- Чувствую себя словно в родном Стамбуле, - коснулся мужчина чувственными губами мундштука кальяна.
Что может быть лучше, чем пропарившись вволю, лежать на мягких, как облака в раю, подушках и курить настоящий турецкий кальян. Мысли становятся лёгкими, а язык болтливым.

Довольно жмурясь Орхан чередовал два удовольствия  - то пил мелкими глотками божественно вкусный шербет из гранатов растущих на побережье Эгейского моря, то вдыхал дурманящий дым кальяна. Уюта добавлял дождь, монотонно барабанящий в окно.

Орхан слушал брата и изумление его все росло. Казалось бы Селим уже не сможет уже удивить брата, знавшего его с детства, но каждое слово Селима заставляло брови собеседника подниматься все выше, а глаза округляться. Орхан слишком хорошо знал сына своего отца, чтобы поверить во влюбленность младшего в таинственную незнакомку. Селим имел доступ к прекраснейшим женщинам, коих обильно свозили в Османскую Империю, однако никогда не отдавал своего сердца этим прелестницам. Нет, он любил галантные игры и куртуазные ухаживания, он писал прекрасные газели и его Мустафа клал на музыку эти тексты, но эти женщины не коснулись души пашазаде. В этом Орхан давно убедился лично. Не раз наблюдал, как легко тот мог поменять любовное свидание на дружескую попойку или соколиную охоту. И вот, кажется, в сети озорника Амура попал и его непоколебимый брат.

- Ты всерьез? - мягко переспросил старший сын османского адмирала, - Не хочешь же ты сказать, что имея выбор из прекраснейших гурий со всех концов света, ты попал под влияние чар женщины, которую знал пару часов и которая сама тебя зазвала к себе? И теперь ждёшь с нетерпением, когда она пожелает снова позвать тебя? Я воистину не узнаю нашего Селима, ты всегда был благоразумен и осторожен. И кто ещё из нас двоих авантюрист? - расслабленно усмехнулся осман, выпуская из чувственного рта колечко ароматного дыма, -  Это я в Алжире вынужден был довольствоваться местными мейхане. Не теми, куда ходили мои матросы, но все же... Хотя к незнакомой красотке и я бы не рискнул вот так прогуляться на чужбине. К тому же чужбине враждебной. Но ты! Ты всегда был благоразумен и легко мог отказаться от интриги с женщиной, будь она прекраснее полной луны над Босфором. Помню, как ты сам говорил нашему отцу, что у Империи много врагов, а ты в своем посольском статусе здесь представляешь Порту. И все гяуры, даже те, с кем ты пьешь вино или играешь в кости, в любой момент могут снять свою светскую маску и обнажить кинжал. Возьмём тех же испанцев, коих здесь как нута в похлебке. Твоя прекрасная гурия может оказаться шпионкой. Знаешь, как эти женщины умеют нас разговорить в определенные моменты? А может все сложиться и опаснее - позовёт во второй раз, а там полна спальня вооруженных до зубов головорезов. И пойдешь на корм тунцам ради прекрасных глаз вероломной прелестницы, тем более, что ты даже не в Египте или Алжире, а в Венеции, считай во вражеском стане.

Ответ Селима, то ехидный, то горделивый, только укрепил уверенность Орхана что его брат безумен... или влюблен. Впрочем, по мнению старшего из пашазаде, в данной ситуации это было почти одно и тоже.

- Я моряк, - парировал Орхан. Серые глаза чуть прищурились: он изучал сына своего отца, словно впервые увидел. Давно старший сын Мехмет-паши не наблюдал младшего брата настолько взволнованным из-за такого пустяка как любовное приключение. Да ещё и с иноземкой - женщиной, дорога судьбы которой не могла пересечься с судьбой османца.

- Вся моя жизнь - цепь случайностей и приключений, - заметил турок, поднося к ярким губам лесного сатира янтарный мундштук.

-  И клянусь Аллахом, но жена Мурата-паши, которую ты вспомнил, была мне хорошо известна ещё до свадьбы с пашой. Она была дочерью муфтия. И если я рисковал быть убитым Муратом, то уж во всяком случае при этом я был уверен в чистоте ее помыслов. Да и застань меня муж в ее доме, я ни секунды не сомневался, что Фариде спрячет  меня. Пусть даже под рукой у нее будет лишь пара кувшинов... В конце концов живут же в них джинны, - обнажил Орхан ровную полоску зубов.

- А гяурские чаровницы, ищущие приключений, могут привести прямиком в засаду, - моряк пожал обнаженными, прикрытыми лишь простыней плечами. Он не собирался поучать Селима словно старый муэдзин.

- Но ты, я погляжу, все свое благоразумие оставил в алькове своей пери  - покачал головой старший пашазаде , - что ж, по крайней мере, покажи этой красотке, что ты достоин удачи в охоте и достаточно безумен, чтобы творить историю, - насмешливо улыбнулся Орхан брату.

Страстность, с которой тот произнес свою речь, все больше и больше удивляла моряка. Это ли был их невозмутимый Селим, равнодушный к чарам лунноликих красавиц?

Но тут в буйную голову морехода пришла мысль, заставившая того сменить тон. Ни для кого не секрет, что женщины великие обманщицы. И обещая найти любовника, они порой лишь путают следы.

- А скажи, что ты станешь делать если твоя пери не даст о себе знать? - спросил Орхан брата, - я бы непременно пошел искать. Да что там, и сам ходил, - моряк приподнялся на локте и азартно блеснул глазами.

- В Каире одна такая лисица хотела меня обвести вокруг пальца. Взять подарки и исчезнуть. Но ее прекрасные очи так взволновали меня, что я нашел ее отца, договорился с ним о сигэ* и все мое пребывание в Каире превратилось в один медовый месяц, - похотливо подмигнул моряк брату, с наслаждением вспоминая блестящие черные косы и покатые плечи милейшей Гюль, нежно шепчущей ему по-арабски свои наивные признания. Но это был не тот академический арабский, к которому они привыкли в Стамбуле. И как кружил голову моряку чуть гортанный египетский говор юной женщины, пахнущей словно жасминовый сад по весне...

- Провалиться мне на этом месте, если не отправится на поиски. По-хорошему его не вразумить, так по крайней мере я узнаю его планы, - думал пашазаде, пуская из чувственных, сочных губ колечки ароматного дыма.

Отредактировано Орхан-бей (2021-06-09 21:30:06)