Раб османского адмирала Мехмета рейса испанец Мигель де Гарридо выполнял распоряжение адмиральского управляющего, развешивая для проветривания хозяйскую одежду на внутреннем дворе Турецкого подворья, когда к его хозяину прибыл курьер от герцога де Сома чтобы забрать выкупленного Его Сиятельством пленного соотечественника. Так на залитом солнцем дворе возле мраморного колодца, среди развешенных на веревках необъятных османских шаровар раздувавшихся на ветру как паруса турецких карамусалов капитан галиота "Роза Мариса" мадридский дворянин Мигель де Гарридо узнал что он стал снова свободным человеком. Собрав за минуту свои скудные пожитки и попрощавшись с товарищами по несчастью Мигель последовал за своим провожатым в ожидавшую их у причала гондолу.
Проследовав мимо Фондако Деи Турки (Турецкого подворья). причудливого творенья раннего романского зодчества с ажурной колоннадой, опрокинувшей отражение в воды Гранд-канала, капитан Гарридо встал во весь рост в гондоле и обратился с краткой прочувствованной речью адресованной к окнам в глубине изящных балконов турецкого палаццо:
- Мехмед-рейс, чтоб ты сдох, рыжебородый пес! Чтоб с тебя содрали шкуру и твою кровь лизали собаки! Чтоб тебя разнесло пушечным ядром в клочья! Ты трус, мерзавец, сын шлюхи, подлец и содомит! Это тебе говорю я, Мигель-Диего де Гарридо - Уольо, испанский дворянин. Я буду  искать  случай и при первой же возможности тебя найду, разрублю на куски и скормлю свиньям, клянусь моей матерью, я тебя буду помнить и не упущу возможность расквитаться, понял, трусливый ублюдок? Вот тебе! - и подкрепил речь жестикуляцией, направив к окнам палаццо фигу сложенную смуглым жилистым кулаком, жест куда более оскорбительный в османском мире  чем в христианском и равнозначный современному "факу".
После эмоционального обращения Мигель сел с невозмутимым видом и спокойно продолжил путь мимо дворца венецианских дожей, покоящийся на каменных кружевных сводах до палаццо снятого испанским вельможей на Гранд-канале, гондола причалила к мраморному   дворцу  с готическими стрельчатыми арками, прошел за своим спутником через внутренний двор где у двух мраморных фонтанов толпились женщины с кувшинами, сновала дворцовая челядь и канцеляристы, поднялись по мраморной лестнице и тут в приемной, инкрустированной розовым деревом и расписанной эмалью словно затейливая шкатулка, Гарридо было велено подождать аудиенции герцога де Сома и он остался один.
Парчовая портьера арочного окна была отдернута и был виден венецианский залив, настолько ярко голубой, что казалось окуни руку в воду и на руке останется голубизна. Плотным рядом  сидели на воде присадистые ганзейские корабли, деловито открыв трюмы команда выгружала товары, словно утки покачивались на воде португальские каравеллы, затем в один ряд выстроились длинные красавицы венецианские галеры, у причала разместились чумазые османские карамусалы с округлыми боками, и вот там, дальше на воде покачивались испанские галеасы с высоким рангоутом, крутыми бортами, стройные и пронзительные, словно затаившиеся хищники, тихие и вежливые до поры до времени, как будто они пришли не торговать в Венецианский порт, а что-то высматривать.
У Мигеля от вида испанских кораблей перехватило дыхание, сердце ухнуло, замерло на мгновенье и часто забилось о ребра. " В любом случае ты уже не раб, друг мой Мигель, а там видно будет. Может Его Светлость поможет вернуться домой, а нет, так наймусь матросом на испанский галеас и вот она, свобода".
Инкрустированная бронзой дубовая дверь распахнула одну створку, Мигель мысленно перекрестился, шагнул в кабинет, склонился в поклоне перед молодым грандом, затем поднял голову и встретился с проницательным взглядом агатово-черных глаз.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-09 18:34:29)

В  рубахе перехваченной кушаком и турецких шароварах из дешевого полотна окрашенных синей вайдой,  плетеных сандалиях и котомкой за плечами,  крепкий и  широкоплечий, загоревший под солнцем Карибов до оливковой смуглости Мигель-Диего де Гарридо - Уольо, испанский  дворянин стоял в причудливых венецианский покоях перед молодым грандом. Уж слишком неожиданным, внезапным и резким был переход из  действительности, подобной  горьковато-соленым пахнущим рыбой водорослям Карибского моря сальмагунди которые приходилось есть чертыхаясь и отплевываясь, чтобы не заболеть цингой. Очень резким был переход от пережитого к словам на родном испанском:
-Добро пожаловать домой, сеньор де Гарридо.
Мигель последовал приглашению, сел и с удивлением выслушал, кто перед ним. Встретившись на мгновение с испанской свитой во дворце дожей капитан Гарридо меньше всего был склонен интересоваться, кто эти люди. Записка мгновенно исчезла за узким кружевом манжета, на такой же краткий миг он встретился взглядом с черными внимательными глазами в которых мелькнула искра сочувствия, или может ему так показалось, и черноглазый молодой человек растворился среди кружевных мраморных арок.
- Не может быть, вы герцог де Сома? Дон Энрике де Кардона, вы? - почти прошептал Мигель всматриваясь и узнавая в своем собеседнике черты высокого темноволосого  мальчика, племянника герцога де Вельяэрмоса. Это было последнее беспечное лето в его жизни. Последнее. Осенью внезапно и скоропостижно умер отец, начальник охраны герцога, потом один молодой лейтенант гвардии отвергнутый поклонник сестры похвалился друзьям что добился успеха у Марисы и показал в качестве трофея ленту добытую у подкупленной служанки...потом была дуэль, смерь лейтенанта, срочный отъезд из Мадрида похожий на бегство и долгие годы корабельной службы. Ах, знать бы тогда что это последнее беспечное лето юности, с летним садом и  кружевной оградой в обрамлении вьющихся роз, с рыбалкой в море, со следами на песке от башмачков доньи  Анунсиасьон, кузины дона Энрике и сестры Алонсо,  которая играя с прибоем убегала от волн, а кружевная кромка пены так и норовила покорно поцеловать эти юные ножки с тонкими лодыжками. Последнее беспечное лето в котором он был наивно по детски влюблен, влюблен в донью Чониту как её называли дома, такую же беспечную и переменчивую как морская волна. И боже мой, все унесло время и неумолимая судьба, как волны смывали с прибрежного песка следы легких девичьих ножек.
- Мне не забыть, дон Энрике, как я забавляясь ножом вогнал нож в руку по самую рукоятку пригвоздив себя к дереву, ваш кузен побежал звать на помощь, а вы,  не теряя самообладания помогли раскачать нож в ране и освободили меня.
Это была забава пришедшая из Фракии. Игроку завязывали глаза, он клал руку с растопыренной пятерней на колоду и поочередно загонял нож между расставленными пальцами, все время убыстряя темп ппод ритмичные хлопки зрителей задававших ускоряющийся ритм.
Нож вонзился  в кисть между большим и указательным пальцем, деревянная колода залилась кровью. И пока один из кузенов бросился звать на помощь, второй закусив губу, сомкнув побелевшие ладони на рукоятке раскачивал нож в кровавой ране, повторяя через прерывистое дыхание:
- Потерпите Мигель...сейчас, уже сейчас...держитесь...вот...уже идет легче, потерпите...вот...вот! Слава  богу! Все!
- Сколько вам было тогда? Одиннадцать? Двенадцать лет? Но вы держались. Вы держались молодцом - голос внезапно охрип, во рту пересохло -  Потом вы помогли мне забинтовать кисть своим поясом, сомкнули руки у меня выше локтя и остановили кровотечение. Там мы и пошли домой, помните? Когда нас встретили испуганные слуги, вы не сразу разомкнули руки, так они затекли сжимая мое плечо. Вот.
Смуглая мускулистая кисть разомкнулась, открыв ладонь. Между большим и указательным пальцами белел узкой полоской шрам.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-08 14:45:32)

Рукопожатие было крепким и теплым, а ещё оно было надежным. Будто герцог нарушив все этикетные запреты и статусные различия протянул руку тонущему в море с борта спасительного корабельного шлюпа.
- Вы сегодня толком не завтракали.
"Ах герцог, Ваше Сиятельство капитан Мигель де Гарридо толком не завтракал уже два года" . Последний раз Мигель как следует завтракал когда его галиот "Роза Мариса" заходил за запасом воды и продовольствия в порт Малага, пройдя через Гибралтар и казалось вот уже, ты на испанской земле и до дома рукой подать. Вот тогда Мигель и завтракал как следует в шумном портовом трактире с закопченными стенами, запивая крепкой малагой с смолистым привкусом чернослива запеченную до хрустящей корочки свинину с пряностями.
И женщина у него была последний раз тогда же, красивая женщина,  словно крепкая сладкая малага опьяняющая южной ленивой красотой. Молодая хозяйка  трактира,  с глазами черными как спелые оливы,  выбивающимися из прически смоляными кудрями и ямочками на округлых локтях. У неё был ласковый смех и теплая кожа пахла парным молоком и медом.
- Не думай плохо про меня моряк. Я два года вдовствую и не было у меня после мужа никого, а перед тобой не устояла. После  мужа ты у меня первый.  Глаза у тебя такие серые бездонные, что посмотрела и пропала, прости меня господь, грешную.
  Ах, знать бы что это последняя женщина в его жизни. "Теперь, Мигель, тебе не купить даже продажное тело, теперь все".
В чеканном серебряном кубке с эмалевыми медальонами мерцал крепкий сухой херес, мавританское наследие, прозрачное жидкое золото родного края. И трудно было поверить что это не во сне, а наяву. Херес, благоухающий миндалем, о котором мечталось по палящим карибским солнцем в тавернах где подавали тягучий темный сладкий ямайский ром и в постылом рабстве исламского мира не знающего вина.
Мигель осторожно, словно кубок был сделан из хрупкого венецианского стекла, а не из прочного серебра поднял сосуд ответным приветственным жестом.
- За мое возвращение домой, Ваша Светлость. Я слишком ошеломлен, слишком взволнован и не могу подобрать слова благодарности, да и нет таких слов. Но я...я благодарю вас от всего сердца и чувствую себя признательным вам до конца своих дней. А ещё я очень счастлив и растерян. Аваст!
И Гарридо поднес кубок к губам. Херес пах горьковато-нежно  орехами и сладкими апельсинами. Крепкий и терпкий вкус, такой желанный как поцелуй женских губ обжег язык и нёбо.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-09 17:47:00)

Серебряные кубки с янтарно-прозрачным как жидкий мёд хересом поднялись и звонко соприкоснулись, так встретившиеся в море дружественные корабли выполняют озорной штурманский маневр: соприкасаются фок-мачтами и металлические блоки грузоподъемники звонко чокаются друг о друга: дзинь! Загорелые штурманы хохочут за штурвалами и команды с радостными криками приветственно машут шляпами.
Реальность была неожиданной и необычной, ещё утром невольник адмирала Мехмеда был разбужен на циновке пинком адмиральского управляющего, а сейчас он сидел в венецианском дворце похожем на мраморное кружево, пил терпкий благоухающий горьким миндалем херес и благородный испанский гранд по хозяйски гостеприимно пододвинул блюдо муранского стекла в золотой отделке. Было страшно представить что это сон из которого его вернет на пропахшую потом циновку хозяйский пинок.
Холодная говядина замаринованная в вине, натертая восточными специями и запеченная в тесте была пряной, сочной и нежной, крохотные пирожки таяли во рту, нет, сны не бывают настолько осязаемы.
- Что я услышал? У Марисы родился сын? Мариса снова замужем и стала матерью? После потери первенца и десяти лет бесплодного брака и вдовства она стала супругой у неё родился сын?  И мы с братом стали дядюшками, а сеньора Гарридо наконец стала бабушкой и для ребенка Марисы? Благодарю тебя господь, это божье чудо вместе с моим спасением и явление божьей милости к моей матери - и Мигель благоговейно перекрестился.
Старшая сестра Мирия Луиса, Мариса, одна из первых столичных красавиц вышла замуж и у неё были трагические преждевременные роды обернувшиеся годами бесплодного брака и тяжелой тоской, из последнего письма ожидавшего его в порту капитан "Розы Марисы" узнал о вдовстве сестры. А теперь она впервые стала матерью в возрасте тридцати одного года, дай боже ей и племяннику здоровья.
Мигель быстро пьянел, несмотря на многолетнюю закалку крепким ямайским ромом, уж очень неожиданно и быстро произошел поворот в судьбе, уж очень ошеломляюще радостными были новости.Терпкий пряный херес обжег спиртовым духом гортань и разнес теплый хмель по телу. Прошлое уходило...Нет, прошлое не уходило и не отпускало. Грубые рубцы от треххвостой плетки с железными наконечниками цеплялись за бедное полотно рабской рубахи, саднили тайным стыдом и позором,  непокорный невольник Мигель был не раз бит, и ещё одно...то что никогда не отпустит. То, что сделало ту женщину, ту, черноглазую и белозубую из порта Малага последней женщиной Мигеля де Гарридо. А ещё в прошлом был друг, Андрес-португалец, помощник капитана "Розы Марисы", надежный как скала и беспечный как прибой.
- Миге, мы когда состаримся купим вдвоем дом недалеко от порта. Наши жены будут ссорится, а мы будем с террасы смотреть на вечерний закат в заливе и пить вино. Но это будет нескоро, а пока поживем, да, Миге?.
Андреса увел с рынка турецкий капитан, а перед этим они с португальцем выкликали свою цену подстегиваемые плеткой перекупщика-работорговца чтобы выкрикивали цену громче. "Ну Мемхмет-рейс, шлюхин сын, ублюдок,  не думай, что я тебя забыл. Я буду искать случай чтоб сквитаться. Найду и не упущу. Мне бы тебя дали на час, нет, лучше на два. И я буду искать Андреса, обращусь к братьям миссионерам, буду копить на выкуп, буду всех расспрашивать и искать, вернусь в Тунис на рынок. Я это не оставлю".
- Ваша Светлость, а какие новости о моем брате лейтенанте Рамиро де Гарридо? Он благополучен? А его жена и дети? А супруг Марисы, дон де Тенорьо, он хороший человек? Мариса с ним счастлива? Простите меня, я пьянею...я два года не пил вина, да и не ел как следует...Я нарушаю все правила, Ваша Светлость, но я так счастлив...и у меня путаются мысли...Благодарю вас за все, и за вас, Ваша Светлость! За то что вы спасли меня и вернули сеньоре Гарридо сына!
И Мигель наполнил кубок вином и поднял в приветственном жесте.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-10 16:20:30)

- Ну а донна Тереса ушла в монастырь. Вскоре после вашего исчезновения, как утверждала ваша матушка...
Приветливый спокойный голос ошеломил как удар кулаком в грудь, на миг перехватило дыхание и сердце ухнуло. Мигель аккуратно поставил кубок с хересом на низкий мавританский столик, сомкнул руки и поднес их к губам как будто хотел остановить удивленный возглас.
Тереса Де Херерра, дочь семейных друзей и подруга Марисы, Тереса, Теса, Терзита, его Теса ушла в монастырь считая его умершим, о господи, только не это.
Это было два  года назад когда капитан Мигель де Гарридо вернувшись в Испанию из рейса приехал в Мадрид навестить семью, вызвав в родительском двухэтажном особняке с мавританскими колоннами и стенами с расписной штукатуркой веселый переполох. Сестра и матушка выбежав на кыльцо что-то щебетали наперебой, целуя, тормоша, плача и смеясь.
- А у нас гостья. Донна Тереза де Херерра, дочь капитана Луисинтеса, друга отца, помнишь? Родители прочили вас в супруги, да не сложилось. Я до сих пор жалею.
И вдруг...как всегда все неожиданное случается вдруг. И тут вдруг повернув голову на точеной длинной тонкой шее, в ореоле темно-русых пушистых локонов обрамленных черным гипюром мантильи на капитана Мигеля де Гарридо взглянула прозрачными зелеными как вода на отмели глазами его любовь. Почти ничего в ней не осталось, в этой молодой донне с тоненькой фигурой и тонкими стройными чертами   лица с таким очаровательным овалом, что художник взял бы его за образец для Мадонны, почти ничего не осталось от прелестной девочки, дочери семейных друзей которую Мигель едва помнил. Он склонился почтительно целуя кончики дрогнувших пальцев тонкой кисти, рука, маленькая и сильная пахла миндалем и мускусом и от мысли как вероятно она нежна и опьяняюща под этим белым батистовым вдовьим платьем блаженно и страшно замерло сердце.
Они оба потеряли голову и у них было мало времени. Он никогда не был дамским угодником, она никогда не была легкомысленной, но чувство их застало внезапно и врасплох как солнечный удар в знойный полдень и они забыли обо всем. И да, у них действительно было мало времени. Капитан Гарридо продлил свой отпуск на два месяца, что-то соврал матери и сестре про визит к другу сослуживцу и они укрылись в её маленьком доме за городом, под сенью апельсиновых деревьев и вьющихся плетей роз и вьюнка опутавших веранду и белые каменные стены.
Эти ночи в доме с белой штукатуркой за поворотом дороги с тремя кипарисами были те из немногих ночей которые помнишь до конца дней, ночи пахнущие лавром и лимоном, с южным бархатным небом в раскрытом окне и женщина нагая и беспечная как античная богиня  потянувшаяся в оконном проеме:
- Ну что скажешь Миге? Ты не сможешь меня забыть там, в море? Я будут тебе сниться и ты не забудешь меня, как бы ты не старался. Иди ко мне.
До окончания траура по покойному мужу оставалось четыре месяца и она обещала ждать, а он обещал вернуться. Они планировали вложить накопленное им за годы корабельного труда и её унаследованное от родителей в совместную семейную жизнь. Он возвращался к ней, она его ждала. И вот берберийский галеас разрушил все.
Магель старался не думать о Тересе: какой смысл, она уже наверное замужем. Известие что Тереса де Херерра ушла в монастырь опрокинул сознание. Она ушла в монастырь узнав о его мнимой смерти. Значит любила. Значит приняла бы таким как он стал: с спиной изуродованной плетьми и знаками вероотступничества. А теперь все, теперь ничего не будет.
Во рту пересохло, сердце забилось гулко и часто.
- Я все потерял -сказал  внезапно  охрипшим голосом - она меня ждала, мы планировали обвенчаться, я возвращался к ней. И вот теперь все. Теперь я знаю точно, она меня любила. И я её потерял.
И закусил белой ровной полоской зубов указательные пальцы сомкнутых в замок  кистей чтобы удержать стон отчаяния.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-11 16:36:59)

Мигель пил терпкий херес с бархатным привкусом чернослива и горького миндаля и быстро и мрачно пьянел.  Казалось бы, что для моряка привыкшего на Антильских островах к местному тростниковому густому сладкому рому, чья крепость в те времена достигала пятидесяти градусов. Что для карибского корсара херес, вино хотя бы и крепленое! Но год  османского рабства в безалкогольном мире усилил опьянение и ошеломившая новость прожгла изнутри бессильным гневом к тому кто с ним все это сделал. К тому кто мучил и истязал его этот год, кто изуродовал его тело,  кто обесценил его жизнь, кто унизил его гордость, коротая берет начало под плюмажем трона, а кончается под навершьем шлема на самом захудалом дворянине. И наконец, тот кто лишил его самой простой и  естественной радости: наслаждения обладать женщиной, наслаждения доступного последнему виллану, а Мигелю де Гарридо теперь не купить и доступную плоть, потому что для Мигеля де Гарридо теперь обладать женщиной значит вверить ей свой позор, и это возможно только с той, которая любит и не предаст. Ах ты же негодяй и изувер, Мехмед-рейс, важный надутый  индюк с таким взглядом, будто он вас готов ломом ткнуть.
Серебряный чеканный кубок блестя и переливаясь эмалью перламутровых медальонов начал вращение вокруг оси приводимый в движение смуглой мускулистой кистью.
- Ваше Сиятельство, дало в том что... - эмалевые рисунки медальонном слились от вращения в разноцветные полосы - дело в том, Ваше Сиятельство... Мое имя получило некоторую известность среди османского флота, особенно когда после нападения османской флотилии  на испанскую колонию я один раненный в горло  закрывал отступление нашего арьергарда. Да и абордажные бои принесли мне кое-какую известность и турки мне дали прозвище Джабраил. Кто-то из команды предал меня и мой хозяин Мехмед рейс не помнил себя от радости, узнав что его рабом стал ужас абордажного боя испанцев сам Джабраил. Мой хозяин убеждал меня принять ислам и стать его помощником и вице-адмиралом флотилии, Мехмеду рейсу не дает покоя слава Мурада Великого с которым он соперничает за популярность в османском флоте. Сначала меня убеждали и сулили блага. Я отказывался. Я не самый лучший христианин и католик, но изменить вере для меня было непереносимой мыслью. Когда уговоры не подействовали, адмирал быстро перешел к побоям. Хотя религия и запрещает адмиралу пытки, но подгонять галерных гребцов плеткой вера адмиралу не запрещала, так что моя спина изведала на себе всю силу карьерных амбиций Мехмеда-рейса, а поскольку я был упрям и упорствовал, то меня напоили настойкой опиума и насильно провели обряд сюннета (обрезания) -по спине пробежал липкий холод ужаса от воспоминания жуткой боли в паху и залитых кровью штанов - мой хозяин был уверен что теперь у меня нет выбора и я соглашусь принять ислам и стать капитаном османского флота. Выбор у меня был и я отказался. С этого момента адмирал отправил меня прислугой в свой дом и потерял ко мне интерес.
Мигель поставил кубок на стол и взглянул на молодого герцога де Сома. Смуглые сильные руки с тонкими запястьями упали на колени крыльями подбитой птицы.
- Ваша Светлость, я понимаю что я обременил вас своими бедами и моя просьба обременит ещё больше, но я обращаюсь к вам с мольбой: будьте мои поручителем перед матушкой аббатисой донной де Мельгара через её брата графа де Мельгара с которым вы хорошо знакомы. Ваша Светлость, вы знаете мою семью. Прошу поручиться за честность моих слов и порядочность моих намерений.  Я просил руки донны де Херерра и получил её согласие. Наши семьи дружны и это была воля наших покойных отцов, моя мать и мой брат дали согласие на брак, донна де Херерра была принята в нашем доме как моя невеста.
Руки сомкнулись умоляющим жестом, голос понизился до шепота:
- Ваше Сиятельство, Тереса любит меня и мы с ней близки как могут быть близки мужчина и женщина. После того что с мной произошло только она может видеть то...то что со мной сделали и не предаст. Поэтому прошу вас быть моим поручителем и рекомендателем.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-13 10:16:53)

- Благодарю вас, Ваша Светлость - Мигель благоговейно перекрестился.
Во всяком случае оставалась надежда  что Тереса ещё не приняла постриг, а надежда всегда лучше чем отчаяние.  Ну а если уже поздно и донна Херерра приняла монашеский обет, то надо за то время пока ты ждешь и надеешься собраться с духом и принять ситуацию. "В конце концов ещё сегодня утром ты не надеялся что будешь свободен, и вот, ты свободен. Ещё сегодня утром ты не сомневался что Тереса замужем, а она свободна от брачных уз и есть шанс что она свободна и от монашеских обетов. Быть свободным и иметь надежду что твоя женщина к тебе вернется из монастыря это лучше чем быть рабом османского адмирала без всяких надежд. Не так ли, Миге?".
Вопрос о том, хотел бы он вернуться во флот застал Мигеля врасплох. Он просто не успел ещё ничего решить. Перемены в его судьбе обрушились на него внезапно как ледяная колодезная  вода выплеснутая какой нибудь шалуньей с балкона на прохожего. Вернуться во флот? А собственно что он ещё умел делать? Все что было накоплено за годы службы, каперства и пиратства, все что собиралось тяжким трудом на просоленной палубе, в походах, кровавой рубке абордажными саблями под пушечные залпы и град жалящих пуль, все что было обращено в полновесные золотые дублоны и хранилось у ростовщика в Картахене, все было отнято и зашито в широкие пояса берберийских корсаров, а рулоны китайского шелка и индийской золотой парчи, нити бус антильского жемчуга, одним словом все что Гарридо вез с намерением бросить эту завоеванную и купленную на Тортуге роскошь к женским ногам с тонкими лодыжками и маленькими ступнями в парчовых туфельках с атласными бантами закрывающими подъем, все это было продано на Тунисском рынке загорелыми до бронзовой смуглости берберами.
- Хотел бы я вернуться во флот? Я не успел ни о чем подумать, у меня есть маленькое поместье в Мансанарес-эль-Реаль, моя доля наследства, это скромно, но это все что у меня есть. Все мои сбережения накопленные за годы службы на флоте были отняты берберами. Да, я буду искать место офицера береговой артиллерии. На корабль мне путь закрыт, там человек на виду, а поскольку я неплохой артиллерист и на эту работу хороший спрос, пригожусь во флотской береговой службе. Это не то о чем я мечтал, но все-таки близко к тому что я умею. Как говорится: кто ни на что не годен, может ещё сгодиться на флоте.

Отредактировано Мигель де Гарридо (2019-02-15 11:28:44)

Мигель де Гарридо  вскинул брови, его серо-карие подобно золотистому топазу глаза удивленно округлились:
- Как? Я не ослышался? Капитан охраны Вашей Светлости? Это правда? Я не сплю и не сошел с ума?
Капитан безвестно сгинувшей среди алжирской флотилии "Розы Марисы" откинулся на спинку кресла и взъерошил темные вьющиеся волосы.
- Ну если вы это серьезно, то я конечно всей душой за. Это почетная и достойная должность с хорошим доходом. И да, это оградит меня от ненужного в моем положении любопытства. Я пока ещё не могу все осмыслить, за один час моя жизнь так изменилась, но я одно могу сказать: я рад. Нет, я счастлив, как может быть счастлив человек вернувшийся из плена и унижений к своим соотечественникам, да ещё и получивший такое лестное предложение. Мой отец был тремя годами старше меня сегодняшнего когда получил эту должность у Его Светлости герцога де Вельяэрмоса.

В самом деле, лишившись сбережений, получив позорящие и опасные отметины на теле где было искать место в недобром мире капитану пропавшего галиота и отставному военному моряку Мигелю де Гарридо? В то время как герцогский подбитый горностаем плащ укрывал от нескромного интереса вездесущей инквизиции надежно, как ночной туман прячет притаившуюся в бухте Тортуги пиратскую флотилию, ибо если герцог и не всемогущ, то достаточно могущественный.
- Ваша Светлость, если я могу иметь дерзость ещё о чем либо просить вас, то единственное мое желание это увидеть брата Рамиро де Гарридо лейтенанта королевской гвардии, поскольку я буду лишен возможности в ближайшее время увидеть матушку, сестру и брата и успокоить их. А поэтому я прошу Вашу Светлость ходатайствовать о поручении лейтенанту Рамиро доставки королевской почты в Париж, чтобы мы с ним могли встретиться и он передал мне благословение нашей матушки донны Гарридо и привез бы ей добрые вести и утешение увидев меня лично живым и невредимым для тех кто не посвящен в мою тайну.  Что касается всего остального - и Мигель де Гарридо встал, поправил турецкий кушак стягивающий широкую синюю полотняную рубаху - что касается всего остального, то я от души благодарю вас, ваше Сиятельство за проявленное участие и сострадание и даю вам слово дворянина и офицера что мое служение вам будет преданным и верным.
И встав на одно колено кастильский дворянин почтительно дотронулся до узкой в запястье кисти молодого герцога благодарным поцелуем.