УМ В БУТЫЛКЕ
Ютилась некогда на склоне горы малюсенькая деревушка. Жители ее то ли от воды, то ли от ветра, но уродились набитыми дураками. Соседи говорили, что ослы и те умнее жителей этой деревни. Однако глупость не мешала им три раза в день исправно есть суп и придерживаться трёх добродетелей. Так что назло завистникам они жили долго — до самой смерти.
Но вот избрали они однажды нового мэра. И решил мэр: не дело это, что его подопечных всюду считают глупцами! В один прекрасный вечер собрал он в трактире самых умных своих односельчан и выступил с речью:
— Говорят, что ныне в моде люди умные. Мы, правда, тоже умом не обижены, но всё же призанять ума-разума где-нибудь ещё нам бы не помешало. Наоборот, от этого вышла бы для нас великая польза! Судите сами: мы бы сразу стали понимать, о чём толкуют люди но дороге на ярмарку, уразумели бы, что означают все эти шуточки, которые отпускают насмешники в наш адрес.
— Да! — прервал речь мэра один из умников. — Всё правильно. Надо нам раздобыть немного ума.
— Но как это сделать? Где его взять? — спросил другой.
— Давайте разопьём по стаканчику, и тогда всё станет ясно, — ответил мэр.
Трактирщица принесла им кувшин вина. Началось чоканье, питьё, разговоры. Разговоры и питьё. Питьё и разговоры. Но из всего этого не получилось никакого толку. Трактирщица долго прислушивалась к их спорам, наконец не выдержала, подошла к ним и сказала:
— Послушайте, господа хорошие, я дам вам добрый совет. Чтобы иметь ум, надо его взять. А чтобы его взять, надо его найти. А чтобы его найти, надо его искать...
— Совершенно справедливо, — подхватил мэр. — Мы как раз и собираемся это сделать.
— А искать, — продолжала трактирщица, — это значит надо спрашивать, где им запасаются. В городе продают всё. Уж я-то знаю! Там можно купить что угодно. Хоть на базаре, хоть у торговца аптекарскими товарами, хоть в бакалейной лавке. В бутылках и флаконах продаются лаки, политура, мазь для блеска башмаков, чайников и кастрюлек. И я жестоко ошибусь, если скажу, что в городе нельзя купить для людей ум в бутылках.
— Золотые слова! — согласился мэр. — Теперь мне всё ясно. Принеси-ка ещё вина, хозяюшка.
И они снова принялись пить. Теперь у них был такой довольный вид, какой бывает только у сытой кошки.
Уже ночью, выйдя из трактира, при свете луны мэр прямиком направился к местному торговцу, человеку, который выполнял всевозможные поручения своих односельчан в городе.
— Ты собираешься в город? — спросил мэр.
— Как всегда: в субботу, — ответил тот.
— Тогда вот что, даю тебе поручение от всего общества: купи там бутылку ума. Бутылку бери побольше, чтобы хватило на всех.
— Я возьму самую большую.
— Да поищи лавку, которая получше. Это уж по твоей части.
— Не извольте беспокоиться, господин мэр, — ответил торговец и рядом с четырьмя булавками, служившими ему для памяти вместо узелков, приколол на рукав ещё одну.
— Вот тебе целый экю, — продолжал мэр. — Если ум будет стоить дороже, делать нечего — заплати сколько спросят. Община возместит тебе все расходы и доставку. А я лично выдам тебе официальную бумагу, как я есть лицо, исполняющее, гм... обязанности... гм...
Дальше мэр не смог продолжить, ибо запутался в словах столь высокого стиля. Торговец же был простым малым, как и все в этой деревушке, одним из тех, что сморкаются в рукав, разумеется, когда в нем нет булавок.
— Я всё понял, — заверил он мэра. — Я привезу всё: и ум и доставку!
В субботу он запряг в тележку осла, стегнул его, как положено, и поехал в город. Всю дорогу он думал о возложенной на него важной миссии. «Перво-наперво, — решил он, — выполню поручение и заодно буду расспрашивать всех встречных и поперечных, где можно купить ум».
Надо полагать, что в то утро он встал в счастливый час.
Только успел он въехать в предместье, как тут же за мостом увидел вывеску, на которой красной и чёрной краской были выведены слова:
«ВСЕГДА В ПРОДАЖЕ СВЕЖИЕ МОЗГИ!»
«Мне повезло! — решил он. — Это-то мне и нужно!» Он остановил осла, спрыгнул на мостовую и, подтянув штаны, вошёл в лавку.
— Доброго здоровьечка! Меня прислал к вам мэр и вся община. Не найдётся ли у вас в продаже ум в бутылке?
Мясник так уставился на говорившего, что, казалось, его глаза вот-вот вылезут на лоб. Перед ним стоял обыкновенный деревенский парень. На его лице цвета свиного окорока выделялись, как трюфеля в студне, маленькие чёрные глазки.
— Вам ума в бутылке? — переспросил мясник. — Что ж, можно продать.
— Только самого лучшего! Если мои односельчане останутся довольны, у вас не будет отбоя от покупателей.
Всё ещё удивляясь дурню, мясник влез на табуретку, снял с полки пустую бутыль, покрытую пылью, и подал её парню:
— Вот, пожалуйста.
— Сколько это стоит? — осведомился покупатель.
— Ровно один экю.
— Надо бы скинуть двадцать су...
— Не могу. На этот товар сейчас большой спрос. В наши дни все нуждаются в уме. А в продаже он не всегда бывает: сегодня есть, а завтра нету.
— Тогда уступите хотя бы двенадцать су, — продолжал торговаться приезжий.
— Ну, уж ладно. Ради почина — так и быть, пусть будет по-вашему.
— А как пользоваться этой бутылкой? — спросил повеселевший покупатель.
— Это несложно, — ответил мясник. — Соберите на площади всех толстых и тощих, длинных и коротких, молодых и старых — словом, всех. Пусть они возьмутся за руки и станут в круг, вплотную друг к другу. А в середину круга поставьте мэра с бутылью. Остальные должны держать наготове свои носы. Как только мэр развяжет верёвку, откупорит пробку, ум побежит из бутылки, словно кипящее молоко из кастрюли. Тут уж никто не должен зевать! Каждый должен носом втягивать в себя ум. Кто не успеет нанюхаться ума — так и останется глупым, а тот, кто попроворнее, поумнеет на всю жизнь. Ясно?
— Ясно. Благодарю вас. До новой встречи!
Выйдя из лавки мясника, торговец положил в повозку бутыль и довольный, что так ловко сумел выполнить поручение общины, отправился по остальным делам.
На обратном пути мысль о бутылке не оставляла его. Он то и дело поглядывал на неё: не упала ли? Потом взял бутыль в руки.
«И на что этим чудакам понадобился ум? — размышлял он. — Уж не для того ли, чтобы три раза в день есть суп? Для этого им хватит и того, что у них есть. Вот мне ум действительно необходим. Для разных торговых переговоров. И что же? Того и гляди, они расхватают весь ум из-под самого моего носа! Ум, который я же для них и раздобыл! Столпятся вокруг мэра, что и не протолкнуться, всё вынюхают, а мне — шиш?»
До самой вершины горы не мог он отделаться от этих мыслей. Добравшись же до макушки, он остановил осла, огляделся и с опаской начал развязывать верёвку на бутылке. На беду, его огрубевшие руки делали это не очень ловко, да и пальцы окоченели от ветра. Совершенно неожиданно послышался лёгкий шум, выскочила пробка, ум вырвался на свободу и растворился в воздухе. Торговец сначала растерялся, а потом начал рвать и метать, посылая бутыль, мясника, мэра и всех прочих к чертям, дьяволу и прочей нечисти. Как же теперь вручить бутыль общине? А снизу уже слышался шум бегущих людей, детский плач, лай собак, кудахтанье кур. Вся деревня бежала ему навстречу, потому что мэр приказал бить в барабан, как только осёл торговца покажется на вершине склона. Вот дозорный, посланный на колокольню, и закричал как оглашенный:
— Везут! Ум везут!
А теперь они и бежали все ему навстречу. Вскоре и мэр собственной персоной оказался на вершине.
Растерянный торговец со смущённым видом вылез из тележки и подошёл к мэру. В руках он держал пустую бутыль. Не будучи великим мастером на выдумки, он объяснил мэру, что в дороге бутыль развязалась и в этом не его вина.
Мэр побагровел.
— Не по твоей вине, говоришь!.. А где ум? Исчез? И община может теперь за свои сто су намазать этим умом свои носы?
И все жители деревни, ждавшие минуты, чтобы набраться ума-разума, тоже, представьте себе, начали ворчать. Мужчины размахивали руками, выражая своё недовольство, а женщины делали такие страшные глаза, что бедный торговец понял: вот-вот они накинутся на него, на тележку, на осла и разнесут всё на мелкие кусочки. Неожиданно для себя самого торговец заговорил. (Очевидно, он всё же нюхнул немного ума из бутылки.)
— Послушайте, — начал он, — послушайте! Теперь я знаю, что за птица этот ум-разум. Клянусь, что нам, здешним, он ни к чему. Без ума мы проживём дольше и спокойнее. И да будет вам известно, что тот, кто пытается быть слишком умным, в один прекрасный день ломает себе шею.
А кому хочется ломать себе шею? Разумеется, никому. Как ни глупы были жители горной деревни, но это они поняли сразу и не стали больше упрекать торговца. Уж лучше жить по-прежнему: без ума, но со здоровой шеей.
ТАЙНА
Знаете вы такое насекомое — жужелицу? Ну так знайте, что в Оверне жужелицу ещё называют «портным». И с этим её вторым именем связана одна занятная история.
Жил да был в Оверне некто по имени Жак. И решил он однажды проверить: сможет ли его жена что-либо держать в тайне? Приходит он домой и говорит:
— Вот что случилось, жёнушка: я убил портного и похоронил в лесу под валежником. Но ты смотри, об этом никому ни слова! А то меня арестуют.
Жена поклялась, что ни одна душа об этом не узнает. Но, как вы понимаете, долго терпеть она не смогла и рассказала всё своей соседке. Та рассказала другой соседке, и вскоре вся деревня знала, что Жак убил портного и закопал в лесу под валежником.
В одно прекрасное утро в деревню нагрянули жандармы и арестовали Жака.
— Эх ты, болтушка! — сказал он жене.
— Ничего подобного! —закричала она. — Ты сам, наверное, рассказал кому-нибудь, что убил портного, а я твоего секрета не выдавала.
Жак повёл жандармов в лес, разгрёб валежник и достал из-под него убитую жужелицу.
— Только и всего? — удивились жандармы. — Что же ты нам сразу-то не сказал, что речь идёт об этом «портном»?
— Так ведь я хотел жену испытать.
Посмеялись жандармы и отпустили Жака с миром.
ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН
Беда приходит нежданно-негаданно. Так случилось и с одним крестьянином.
Его единственная корова шла на горное пастбище впереди всех своих подружек. А навстречу — стадо сеньора. И надо же такому случиться: передрались два стада! В суматохе бык сеньора насмерть забодал корову крестьянина.
Пошёл хозяин в замок искать у сеньора правду. Хотя и знал он, что от такого важного господина трудно ждать честного суда, но всё же пошёл.
В тот час сеньор сидел под вязом и судил своих подданных по самым разным делам.
Снял крестьянин шапку, поклонился и смиренным голосом обратился к господину:
— Сеньор, в горах случилась беда: моя корова убила вашего быка.
— Вот как! — насторожился сеньор. — Плохо твоё дело. Закон в этих случаях считает, что животное, которое убило, должно перейти в собственность пострадавшего хозяина. Следовательно, корова теперь моя.
Крестьянин грустно вздохнул и спросил:
— А если бы ваш бык убил мою корову, закон сказал бы то же самое?
— Закон есть закон! — важно заявил сеньор. — И нечего тут мудрить.
Тут крестьянин покачал головой, надел свою шапку и только собрался что-то сказать, как сеньор перебил его:
— Помолчи, любезный! К чему возражать против закона? У тебя на голове два уха. Может, ты плохо слышал? Так я тебе повторю: животное, которое нанесло ущерб, становится собственностью пострадавшего. Понял?
— Понял, — ответил крестьянин. — Закон-то я понял, только вот перепутал я... Не моя корова убила быка, а ваш бык убил мою корову.
Что оставалось делать сеньору? Только отдать быка. Не мог же он дважды громогласно в присутствии всей общины объявить закон, а потом его отменить!
О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ ЛОВКО СЕБЯ ЗАЩИТИЛ
В одной деревне жил старый холостяк по имени Жан. Понадобился ему однажды горшок, чтобы растопить сало. Конечно, лучше бы ему отправиться в город на гончарную улицу да и купить себе горшок. Но ведь город-то далеко, а сосед близко. Вот и решил Жан занять горшок у соседа.
И в этом тоже нет ничего плохого: ну занял и занял! Да, на беду, услышала запах растопленного сала кошка — и к горшку. Хозяин — за ней. Кошка — от него! Побежала, опрокинула горшок, а дальше вы и сами знаете, что бывает в таких случаях: горшок упал и разбился.
К счастью, разбился горшок не совсем: просто раскололся на две половинки. Жан приложил половинки одну к другой, крепко сжал горшок руками, да и понёс хозяину, ни словом не обмолвившись о том, что случилось.
Только у соседа был верный глаз. Он сразу заметил, что горшок-то расколот. И, как говорится в пословице: «кто разбил стаканы, тот за них и платит» — решил, что правило это относится и к горшкам.
Вы, может быть, думаете, что Жан согласился с соседом? Ничего подобного! Он и слышать не хотел о возмещении убытка!
— Ну что ж, — сказал хозяин горшка, — пусть тогда нас рассудит суд.
На сей раз, хочешь не хочешь, а пришлось Жану отправиться в город. Надо было посоветоваться с адвокатом.
Тот заставил Жана рассказать, как было дело, и спросил:
— А были ли свидетели при том, когда вы брали горшок или когда возвращали его?
— Нет, ваша милость, — ответил Жан, — свидетелей не было.
— В таком случае, — сказал адвокат, — у вас есть три способа защиты. Во-первых, вы можете сказать, что горшок был уже битый, когда вы брали его у соседа. Во-вторых, вы можете сказать, что, когда вы возвращали горшок, он был целым, а разбили его уже потом, после того, как вы отдали его владельцу. Кто может доказать, что это не так? Ну, а в-третьих, и это всего проще, вы можете сказать, что и не думали брать горшок у соседа. И если вы будете стоять твёрдо на своём, то никто не признает вас виновным за неимением свидетелей.
— Да, ваша милость, — повеселел Жан. — Я всё понял. Очень благодарен вам за науку.
— С вас за совет один экю, — заметил адвокат.
Купить новый горшок было бы куда дешевле! Но Жан так обрадовался, что сумеет легко доказать свою правоту! Выложил он на стол монету, вернулся к себе в деревню и стал ждать вызова в суд.
Наконец день суда наступил. Собрались жители всей деревни, пришёл сосед. Вызвали Жана на допрос. Тот, уверенный в исходе дела, с важным видом подошёл к судье.
— Господин судья, — начал он, — вот что я могу сказать в своё оправдание. И пусть мне докажут, что я не прав!
— Я вас слушаю, — отозвался судья, — говорите.
— Во-первых, — начал Жан, — горшок был уже битый, когда я его брал. Во-вторых, когда я его вернул, он был целёхонек. А в-третьих, чтобы покончить с этим раз и навсегда, я сроду не занимал никакого горшка у своего соседа!
Тут все рассмеялись. Даже судья не выдержал. Но тут же и решил:
— Плати соседу за разбитый горшок!
Видели бы вы, каким раздосадованным вернулся Жан к себе домой!
До самой смерти бранил он на чём свет стоит всех адвокатов. Впрочем, и судьям доставалось не меньше...
ГУСИ И СЕНЬОР
Одно местечко славилось своими жирными гусями. Как оно называлось – я вам не скажу. Достаточно и того, что жители этого местечка считались поумнее своих гусей, но не намного.
Раз в году эти славные люди обязаны были приносить своему сеньору пару откормленных белых гусей. Делали это они скрепя сердце.
Один раз, явившись к сеньору с очередным приношением, признались по простоте душевной, что очень уж не по нраву им эта повинность.
— А при чём тут вы?! — возмутился сеньор. — Гуси, я думаю, заинтересованы в этом деле поболее вас, вот их и спросим.
С этими словами он положил гусям на головы свои руки, словно бы собираясь погладить их, а сам незаметно так стиснул пальцами шеи птиц, что бедняги чуть не задохнулись.
— Эй, гуси, — провозгласил сеньор, — ответьте-ка: разве вы против того, чтобы каждый год приходить ко мне в замок?
Гуси со сжатыми глотками, разумеется, не издали ни звука.
— Вот видите, — торжественно обратился сеньор к крестьянам,— гуси рады посещать меня ежегодно. Так что все остаётся по-прежнему.
«Ничего не поделаешь, — вздохнули крестьяне. — Гуси сами согласились. Наверное, даже они боятся нашего сеньора». И, понурив головы, поплелись домой, затаив обиду и на гусей и на сеньора.
Но год спустя они явились в замок без гусей.
— Где же ваши гуси? — строго спросил сеньор.
— Ах, господин, — чуть не плача ответили его подданные, — несчастный выдался нынче год. Все гуси погибли. Пусть кто хочет обыскивает наши дворы — не найдёт он даже жалкого гусёнка во всей деревне. Поверьте, ваша милость.
Сеньор, для виду погоревав вместе с ними, выпроводил их, а сам будто бы отправился на прогулку, подышать чистым воздухом. Но конечно, не в воздухе тут было дело!
На деревенской площади он остановился и стал громко звать своего слугу:
— Жан, Жан, где ты? Куда ты запропастился?
Но на этот громкий зов откликнулся не слуга, стоявший рядом с сеньором, а запрятанные в общинную печь гуси. Загоготали они ещё громче сеньора.
— Вот вы где, мои любезные! — воскликнул довольный своей выдумкой господин. Выбрав самую жирную пару гусей, он тут же велел слуге отнести их в замок.
С той поры о человеке, который некстати молчит и так же некстати вмешивается в разговор, говорят, что он похож на гусей из Пуайе-Валентен (ай-я-яй, я ведь вовсе не хотел называть это местечко!), на тех гусей, которые молчали, когда надо было гоготать, и не жалели своих глоток, когда надо было молчать.
ЖЕРЕБЬЁВКА
В небольшую деревушку пришёл указ: отправить одного из парней на королевскую службу. А таких, которых можно было отдать в солдаты, было в деревне только двое: Жак и толстяк Пьер. Оба они были не женаты, у обоих матери не были вдовами.
Но всё дело в том, что Жак был простым крестьянином, а вот Пьер-толстяк состоял в лакеях у самого сеньора.
Понял Жак, что солдатчины ему не миновать, опечалился. И не то что очень уж пугала его солдатская служба. Беда была в другом: полюбилась ему одна пастушка, собирался он жениться на ней.
«Сеньор, конечно, подстроит так, — рассуждал сам с собой Жак, — что жребий идти в солдаты выпадет мне. Повадки-то его всем известны!»
Так бы и случилось, если бы не пришёл к нему на помощь старый дядюшка. Как-то под вечер отозвал он Жака в сторонку и говорит:
— Послушай, парень, ты попадёшь в ловушку, если не остережёшься.
— А что я могу сделать? — горестно вздохнул Жак.
— Сделать нужно то, что я тебе скажу, и тогда всё будет в порядке. При жеребьёвке сеньор берёт два боба, только два.
— Один белый, другой чёрный, — подхватил Жак, — я это знаю.
— Правильно. Во всяком случае, так полагается, чтобы их было только два: белый и чёрный. Сеньор прикажет тебе тащить первому, и тебе придётся подчиниться. Ты вытащишь чёрный боб,
— Тогда я пропал! — воскликнул Жак.
— Погоди, погоди, может быть, ещё и нет. Вот что тебе надо будет сделать дальше...
Наступил день жеребьёвки. После торжественной мессы всё село собралось у церковной ограды. Улыбающийся сеньор обратился к толпе с речью:
— Послушайте, люди, сейчас Жак и Пьер будут тянуть жребий: кому из них идти в солдаты. Пусть кто-нибудь из собравшихся даст мне пустой кошелёк. Я положу туда два боба: один чёрный, другой белый. Тот, кому достанется чёрный, и пойдёт служить королю.
С этими словами сеньор достал из кармана два боба и сунул их в кошелёк. Да так быстро, что никто эти бобы и разглядеть не успел.
— Ну, Жак, ты моложе, тебе и тащить первому, — объявил сеньор.
— Пусть первым тащит Пьер, — отозвался Жак. — Он постарше, ему и честь.
— Не возражай! — нахмурился сеньор. — Первым тащит самый молодой.
— Я парень бедный, незаметный, — продолжает своё Жак, — а Пьер ваш слуга, я не смею лезть вперёд него.
Тут сеньор совсем рассердился и приказал Жаку тащить жребий не медля.
Что оставалось делать бедному парню? Жак полез в кошелёк, достал оттуда боб и, прежде чем кто-либо успел разглядеть, какого он цвета, тут же проглотил его.
— Что ты сделал, несчастный! Как ты посмел его съесть? — закричал сеньор.
— Сударь, — ответил Жак, — я сделал это только для того, чтобы оказать Пьеру честь. И не всё ли равно? Ведь ничего не изменилось. Если боб, который вытащит Пьер, окажется белым — я пойду в солдаты, если же ему достанется чёрный — пойдёт он.
Сеньор очень рассердился, но что ему оставалось делать? Не мог же он перед всеми признаться в том, что оба боба в кошельке были чёрными. Пришлось ему согласиться.
Так и остался сеньор без своего лакея. Вышло толстому Пьеру идти в солдаты.
В ГОРУ И ПОД ГОРУ
Три овернца-лудильщика, нагруженные котлами, кастрюлями и прочими железными и медными вещами, поднимались на высокую гору Ля Пустерль. Да не как-нибудь поднимались, а галопом!
Когда они, потные, раскрасневшиеся, пыхтя, как барсуки, наконец добрались до вершины, то немало удивились: другие люди поднимались сюда без особого труда и чувствовали себя бодрыми, свежими.
— Как вы это делаете? — поинтересовались овернцы.
— А мы делаем это полегоньку, не спеша, — ответствовали им.
Очень понравился этот ответ трём лудильщикам.
— А нам куда спешить? — улыбнулись они. И медленно, не спеша начали спускаться с вершины, чтобы снова подняться, как все.
)
