Тонкие белые пальцы на черном дереве. Они бегали по струнам так быстро и ловко, словно паучьи лапки по паутине. На такой лютне играть одно наслаждение. Корпус и изящен и крепок. Розетка под рукой мастера расцвела диковинным цветком, таким тонким и витиеватым, что пока не коснешься ее пальцами, трудно поверить, что это все же дерево, а не кружево. Дека удобная и легкая. Восемь струн, которые маленькая женская рука может успешно зажать.
Маргарита удобно сидела на кушетке, поджав под себя ноги и аккомпанируя себе, мурлыкала какую-то балладу - из тех, которые в прежние времена разносили по дворам менестрели. Как это часто бывает, минувшее вновь становится модным и наряду с новыми творениями старинные легенды и сказания оставались в большом ходу.
Дамы собрались подле, рассевшись прямо на подушках на восточный манер. В общем, картина была самая что ни на есть идиллическая, а благородный рыцарь в балладе как раз намеревался спасти дочь местного правителя от живущего в глубоком озере чудища, которое бесстыдно пожирало молодых юношей и невинных дев, которых готовили ему в жертву. Этот новый Персей, новый Георгий, разумеется, был прекрасен лицом и не ведал страха.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Генрих обладал одним очень неприятным свойством - он умел ходить по-кошачьи бесшумно. Еще в детстве от него было весьма сложно скрыться где-либо, он мог возникнуть из воздуха и застать в самый неожиданный момент. У других по ковру-то так не получится. А сейчас Маргарита была так погружена в музыку и болтовню со своими дамами, что появление короля оказалось для нее тем более внезапным.
Стоило королеве повернуть голову и встретиться с ним взглядом, как по ее спине пробежал холодок, потому как от христианнейшего монарха буквально фонтанировали ледяные искры. И чем неприятнее был этот холодок, чем тем более мягкими становились черты Наваррской государыни. Неосознанный рефлекс, идущий откуда-то изнутри. Насколько похожи они были с братом, настолько сейчас воплощали собой противоположности, как масло и камень. Сейчас супруга Беарнца первым делом попыталась оценить масштаб катастрофы по виду короля. И судя по позе Генриха и плотно сжатым губам, всё было очень и очень плохо. Вывод о причине напрашивался сам собой. Проклятье! А по прибытии из Польши был такой недурной расклад. Конечно, было бы наивно рассчитывать, что так будет вечно, но от менее масштабных сроков Маргарита все-таки не отказалась бы. И вот теперь такие неприятные повороты. Дю Гаст... Мерзкое ничтожество! Прытко он. Успел. Что ж. Поглядим, кто кого. Перевела взгляд на камеристку, которая, верно с перепугу или же по приказу самого короля, не объявила громко его прибытие. Та была ни жива ни мертва
- Сир! - она мягко спрыгнула с постели, точно Фриппе, присела в реверансе, утонув босыми ступнями в ковре, - Как приятно, что Вы зашли за этим великим множеством дел. Вы не слышали эту балладу? Она премилая.
Приказ отпустить дам заставил воцариться в покоях пугающую тишину. Но эту тишину прервал совершенно беззаботный щебет королевы:
- Дамы, прошу вас. Мой брат желает со мной поговорить. Не будем заставлять короля ждать. Я вас позову.
Вот покои опустели за исключением двоих, причем на удивление быстро. Впрочем, это понятно. Кому хочется попасть под горячую руку.
- Вы желали побеседовать со мной, Ваше Величество, - затененные ресницами бархатистые карие глаза смотрели прямо в глаза собеседника, а на красивом лице Маргариты не было ни малейшего признака испуга, как у ручной лани перед набредшим на нее охотником. Напротив, оно буквально дышало спокойствием.  Как мы уже сказали, королева подозревала, о чем пойдет речь и знала кошка, чье мясо съела. Только, благо, когда не чувствуешь никаких угрызений совести, не так трудно выглядеть спокойным.
- Присядем? - она гостеприимным жестом указала на кушетку, где сидела только что.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Маргарита слушала отповедь брата терпеливо и молча, не прерывая. Да, после того, как она обошлась с королевским фаворитом, как насмеялась и унизила его, она, конечно, ждала визита государя и этот визит не мог обещать ничего хорошего. Тысячу раз супруга Беарнца прокручивала в своей голове, как именно она будет разбивать подозрения на свой счет.
Сказать по правде, она даже сочувствовала властителю всея Франции. После медных труб, после того, как здесь он почивал на лаврах Жарнака и Монконтура, оказаться в злосчастной Польше... Он лишь полгода как взошел на престол, но от французского трона явно ждал другого. Генрих попал из... нет, не из огня, из снега в такое полымя, что позавидовать ему мог разве что Франсуа. Тот самый Франсуа, из-за которого она сейчас в таком положении.
Учитывая все обстоятельства, королева Наваррская чувствовала мурашки на своей спине, потому что она хорошо знала, каков Генрих бывает в гневе. О, как хорошо она его знала! Она предпочла бы, чтобы он с самого порога принялся кричать. Она была готова к грозе, была готова ко всему, что мог ей наговорить Его Величество, загнанный в угол восстанием Алансона. Она готова была к урагану упреков, бурным обвинениям в предательстве; в таких случаях, выплеснув раздражение, он, как все импульсивные люди, скоро выдыхался и остывал. Она полагала, что разговор будет намного жестче и оказалась не готова к столь мягкому тону, к намекам и осторожничанью. Сейчас он явно выбрал иную тактику и тактика эта была в разы опаснее, ибо невозможно было узнать, что у него на уме. Эта неожиданная вкрадчивость насторожила Маргариту в разы больше, ибо свидетельствовала о еще худшем расположении духа, чем она предполагала. "Я Вас люблю" - именно эти слова она обычно слышала от брата перед тем, как получить от него нож в спину. Разве не так он говорил, когда еще в юношестве просил защищать его интересы перед матерью во время военного похода? И разве сам не посоветовал потом Екатерине оборвать установившуюся близость с дочерью и отогнать ее от себя? Разве он не заключал в объятия Гиза со словами "я хотел бы тебя видеть своим братом", а потом не выдал их матери и Карлу?! До сих пор несколько отметин на ее белой коже напоминали молодой женщине об этом. О, она знала цену словам о любви в устах Генриха! Именно так кошка играет с мышью. Прячет когти в мягких лапах.
- Я догадываюсь, о чем Вы говорите, сир, - ответствовала Маргарита, - и я даже знаю, чьи имена Вы не хотите сейчас называть. Вы говорите намеками, но я хорошо поняла Вас и, если позволите, сказала бы прямо. Этот пожар, о котором Вы говорите, произошел в особняке господина де Беранже, не так ли? Так значит, это правда. Я слышала нечто подобное сегодня утром на мессе, но не была уверена, а теперь по Вашим словам точно знаю, что дом принадлежит ему. Я столько раз Вам говорила, что это дурной человек, что он не заслуживает Вашей благосклонности... но Вы сердились и осекали меня. Вы говорили, что это Ваше дело, что я не могу Вам указывать, что я оговариваю Беранже из личной неприязни, хотя и нашей матушке он тоже не нравится. Однако Вы по-прежнему прислушиваетесь к нему и доверяете ему. Сейчас я думаю, что это знак и что Всевышний покарал его огнем, отняв часть имущества. Я только не понимаю, почему так мало. Ведь он, пользуясь Вашим расположением, получит в разы больше. Но кто я такая, чтобы оспаривать меру Господа?
Ее Величество коснулась маленьких четок из опала, которые опоясывали ее пальчик и выглядели скорее как кольцо.
- Вы просите меня поведать подоплеку. Если Вы хотите правды, то я могу Вам ее открыть, хотя предупреждаю: эта правда Вам не понравится. Я скажу, хотя мой язык не повинуется мне от стыда, и я очень рискую вызвать Ваш гнев. Действительно, этот человек, который злоупотребляет Вашим расположением, мне никогда не нравился. Это Вам известно. Это всем известно и я этого никогда не скрывала. Не секрет, что я не раз осекала его высокомерие, а в нем не было ни капли почтительности. Но все еще хуже. Он позволяет себе смотреть на меня, Вашу сестру, на меня, королеву Наваррскую, совершенно недвусмысленным взглядом. Взглядом грязным. А давеча он дошел в своей наглости, безнаказанности и бесстыдстве до того, что...
Маргарита запнулась, в ее глазах, которые сверкнули гордыми искрами при упоминании ее высокого положения, сейчас сверкнули слезы. Нежные щеки вспыхнули румянцем. Воплощение оскорбленной невинности. Однако эти слезы не были искусством актрисы: все, что она до сих пор говорила, было чистейшей правдой. Разве только орудием вышеупомянутой кары Господней послужила она сама. Но вот уж о чем знать брату совершенно необязательно!.. А дю Гаст не расскажет, что они оказались в одном доме и на одной постели. Не посмеет, если он не самоубийца. За покушение на честь принцессы крови, за попытку чернить ее репутацию и ее имя полагается плаха. Маргарита же была не только принцессой французского дома, но еще и супругой Наваррского короля, что, разумеется, отягчало преступление, да еще со стороны такой мелкой сошки, как месье де Беранже.
- ... что позволил себе меня шантажировать. Он сказал так: "если Вы, Мадам, будете ко мне благосклонны, я обеспечу Вам добрые отношения с Вашим венценосным братом на всё то время, пока я нахожусь подле него. Вы знаете, в каком я фаворе. Король всегда поступает так, как я ему посоветую". Я возмутилась и велела ему немедленно убираться прочь. Однако он продолжил свои мерзкие речи: "Учтите, что в противном случае я настрою против Вас государя, да так, что Вы вовек не вернете его доверия". "Это невозможно", - воскликнула на это я, - "я родная сестра Его Величества, мы вышли из одной утробы и я расскажу ему правду. Он послушает меня, а не Вас!" "Увидите", - с этой короткой, но веской угрозой он ушел. И, видимо, начал исполнять свое слово, - Маргарита улыбнулась улыбкой великомученицы, - раз Вы пришли ко мне с такой беседой. Что он приписал мне, скажите, брат мой? Что приписал мне этот, как Вы сказали, соглядатай, наушник и шпион с грязными руками и грязной душой? Государственную измену?..
У дю Гаста не было доказательств того, что она поддержала Франсуа. Не было! Доказательства превратились в пепел. Пусть теперь предъявляет этот пепел королю. И этот главный козырь молодая государыня была намерена разыграть до конца. Она умолчала только о том, что всё-таки поддалась на указанный шантаж с намерением обернуть в свою пользу и что ей это удалось. Теперь осталось лишь отбиться на словах. Это в разы проще, чем отрицать доказанное.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Воистину, затишье перед бурей оказалось кратким, однако не даром эти двое были детьми одной матери. Оба имели одинаково пылкий нрав. Сейчас, кажется, весь Лувр слышал и крики короля и звонкий голос его сестрицы.
- Угадать было не трудно! - парировала Маргарита, тряхнув головой, так что тяжелая темная прядь  упала ей на лицо и молодая женщина вынуждена была поправить ее, - самые темные мысли Вам внушает именно он! Всегда внушал. Il fine giustifica i mezzi*, говорите Вы? Его средства столь омерзительны, что их не оправдывают никакие цели, даже Макиавелли поморщился бы! И Вы так спокойно говорите об этом, государь! Вы не там ищете верность! Он верен только своим интересам! Гвардия, солдаты, капитан? - тут холодок всё же прошел по позвоночнику дочери Медичи, не станем лукавить, - Так Вы, значит, не отрицаете, что он добивался от Вас мер в мою сторону, будто бы я преступница? Я говорю Вам, этот человек помнит о прежней нашей душевной близости и видя, что после Польши отношения наши стали намного лучше прежнего, пытается вновь нас рассорить и пойдет на любой оговор. Я говорю Вам, что он не хочет видеть никого подле Вас, кроме себя самого. Первая цель - семейный круг. И сейчас он как никогда близок к этой цели. Прозрейте же, наконец, Генрих!
Молодая женщина закусила губу и замолчала, чтобы отдышаться. Она позволила себе лишнего. Она не смогла сдержать свою запальчивость и возможно, ей придется за это расплатиться. Теперь нужно было взять себя в руки любым способом. Небольшая пауза помогла Маргарите выровнять дыхание и она продолжила уже совершенно спокойно и с достоинством.
- Этот, как Вы выражаетесь, анекдот, Ваше Величество, чистая правда. А донести первой? Увы, я прекрасно знала, каков будет Ваш ответ, поэтому я молчала. Я считала ниже своего достоинства опускаться и оскорблять Ваш слух такими вещами, когда с момента, как Вы заняли трон, у Вас не было ни одной спокойной минуты. Ваша коронация, Ваш брак, волнение провинций, которые до сих пор не могут смириться с Сен-Жерменским миром... В конце концов, никто не может нас запятнать до тех пор, пока мы не воспринимаем эту грязь, - так подумала я. Однако Вы видите, что есть люди, которые воспринимают молчание как слабость и наносят удар первыми. И да, у меня также нет доказательств... Кроме, пожалуй, свидетельств моих дам, но их вряд ли примут в расчет. В этом мы с месье де Беранже сейчас равны. Его слово против моего. Он ничего не предъявит Вам, у него нет против меня ничего, кроме существующих в его воображении писем. Разве только умельцы подделают мой почерк. Увы, Вам не на что будет опереться в своем выборе, кроме собственного сердца и разума. Только Вам решать, кому из нас верить, Ваше Величество. Если Вы поверите ему, это о многом будет говорить и мне будет очень жаль, что Вы поставите этого дворянина выше собственной крови, - благороднейшее слово "дворянин" из уст королевы сейчас прозвучало тяжким оскорблением, а ее лицо было таким, словно она коснулась жабы. Всем своим видом она показывала, что фаворит не достоин называться жантийомом.
Слова короля относительно ее целомудрия истинным хлыстом прошлись по самолюбию молодой женщины. Маргарита буквально захлебнулась негодованием, а ее лицо стало алебастровым.
- Вашими устами говорит гнев, государь, и я готова сделать вид, что не слышала этого несправедливого оскорбления, но задумайтесь, ради кого Вы так унижаете меня, - супруга наваррского короля вскинула подбородок.
Однако упоминание о медальоне окончательно выбило почву у нее из-под ног. Маргарита прекрасно поняла, о чем речь. Как? Откуда он узнал про эту вещицу? В прошлый раз, помнится, дю Гаст соблазнил камеристку верной мадемуазель де ла Мирандоль и несчастная девица была его приспешницей, покамест ее не обнаружили мертвой в одном из луврских коридоров. Видимо, и теперь нечто подобное. Боже, кому можно здесь верить?!
- Ка...какой медальон? Я Вас не понимаю, сир, - помертвевшим, глухим голосом ответила Маргарита, отшатнувшись от протянутой к ее лицу ладони, как от пощечины и вцепилась одной рукой в кисточку подушки, так что побелели пальцы. Свободной рукой она отвела волосы, взялась за цепочку на шее: то была небольшая изящная подвеска-ладанка, украшенная гранатом, одно из любимых украшений. Сняла, положила в ладонь брата, отображая лицом искреннее удивление:
- Зачем это Вам?

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Маргарита прекрасно знала, что это не пустая угроза. Она еще не забыла, как полураздетой и в царапинах ее вели из кабинета Карла, а мать потом наспех стягивала порванное платье стежками и наносила на ее лицо толстый слой пудры. Подобрав под себя ноги, она вжалась в спинку тахты и как у испуганного зверька ее круглые, большие темные глаза оттуда поблескивали на брата. О, Беранже, это тебе с рук не сойдет.
- Так вот в чем дело, - короткий нервный смешок сорвался с побледневших губ, - хорошо. Я не хочу стоять перед Вами обнаженной и обыска в моих комнатах тоже не хочу. Здесь и вправду все перевернут вверх дном, изломают и испортят, а я не люблю беспорядка в вещах.
Разумеется, как у всякой доброй католички, у нее на груди находился еще и крест. А вот помимо креста на почти незаметной тонкой золотой цепочке висел тот самый медальон, который требовал сейчас король. Маргарита запустила пальцы за корсаж, осторожно вытянула закрытую вещицу, еще хранящую тепло ее тела. Маленький овальный медальон искусной работы, закрытый на защелку.
- Возьмите. Только в таком случае объясните мне, что в этом такого увидел месье дю Гаст, что особенно обратил Ваше внимание.
Бальзамирование голов? Несчастный Ла Моль! Даже после смерти его душе не дают покоя, то и дело поминая то как пример коварства Франсуа, то как ее фаворита. Боже милосердный, да ведь всё это было совершенно невинно! Этот блестящий, изящный кавалер из свиты Франсуа был намного старше и всего лишь помог Маргарите не забыть, что она женщина после того, как грубо было растоптано ее первое чувство. Помог слегка оттаять, не сойти с ума от пустоты. Замужество, потом ужас Варфоломеевской ночи и долгая агония Карла... Король умирал, в Лувре пахло кровью, страхом, мрачной неизвестностью. Отношения Маргариты с супругом желали много лучшего, а ей просто необходимо было как-то жить. Флирт, смех, стихосложение экспромтом, конные прогулки, танцы или просто неспешный разговор. Он жонглировал фигурами речи как актер мячами. Он был вдвое старше, в конце концов, и с ним было интересно вести беседу. Неужто это так преступно, в то время, как Анрио делил свое время между госпожой де Сов и выжившими гугенотами? Неужели человек, который пошел на плаху, но не оскорбил ее имени, недостоин был того, что она сделала после казни? Ей хватало взглядов месье д'Обинье, которому, право, стоило бы пристыдить своего господина, а не его королеву. Теперь еще и Генрих не преминул ее уколоть! Но пригрозить той же участью Бюсси... О, как это было жестоко!

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Если сражаться, то до конца. Не имей Маргарита половины своего самолюбия, она бы не имела и половины своих бед. Впрочем, тогда она не была бы и собой. Укоротить язык, научиться склонять голову... Ее мать, Екатерина, вынужденно училась смирению больше половины своей жизни, покамест не набрала силу и в один миг не продемонстрировала своим врагам, кто она такая. В дочери говорила молодость и ее собственная живость нрава.
- Вы обвиняете меня на основании портрета, Ваше Величество? Я не ослышалась? - королева склонила темноволосую голову набок, - да у каждой второй дамы двора Вы найдете сонеты графа! И написаны - представьте - его рукой. Его часто просят переписать свои стихи и он не отказывает. Их декламирует весь Париж. Что ж, теперь каждую из них ославить его любовницей? Согласитесь, несправедливо, государь. У кого-то стихи, у меня вот красивый медальон, а в нем красивый портрет красивого мужчины. Это предмет роскоши, произведение искусства. Мне нравится и я ношу. Луи де Клермон нравится мне. Я этого и не отрицаю. Вы в свою очередь не любите ли красивые лица? Это у нас с Вами общее. Если это преступление... Или я должна была растоптать симпатичную вещицу, когда Клермон последовал за своим господином? Но делать из картинки вывод о связи и называть это очевидным явно несколько преждевременно, это мягко говоря, - молодая женщина пожала плечами. - Чтобы это утверждать, необходимы письма обеих сторон, а их нет. Сгорели? И впрямь, как вовремя! Если бы они существовали, эти бесспорные доказательства, не сомневайтесь, Ваш фаворит тут же прибежал бы с ними к Вам и продемонстрировал их, а не стал держать в каком-то сомнительном доме. Чего он выжидал? Вам не кажется это странным? Кстати, выяснили ли Вы, сир, что это за дом? Почему никто про этот дом не знал? Месье Беранже - темная лошадка. Может статься, в доме находилось что-то еще, что он прячет? Может, поджог устроил он сам и приплел свои фантазии о написанных мною бумагах? Вам не приходило такое в голову? Кроме того, мне очень странно слышать обвинения от Вас, когда в ящике Вашего стола, сир, в верхнем ящике, лежит портрет. И на нем изображена отнюдь не королева, а покойная принцесса де Конде. Мне тоже дорога была несчастная Мария, Вам это известно. Ее смерть это трагедия. Но бедная Луиза, бедное дитя! Ее подняли до таких высот, она влюблена в Вас как щенок, слепо, беззаветно, но места для нее в Вашем сердце нет и никогда не будет. Корона Франции должна была украшать совсем другую белокурую голову, верно? Горе до сих пор не отпустило Вас и этот рубец на сердце никогда не изгладится. А от меня Вы требуете, чтобы я носила портрет моего мужа? Очень странно, сир.
Женщины бывают безжалостны. Генрих столько раз прошелся по больным местам сестры, что сейчас, по-кошачьи прищурив глаза, она платила той же монетой и не чувствовала никаких угрызений совести.
- Нет, я не считаю, что весы поколебались. Я сказала Вам столько правды, что шпионские изыскания месье де Беранже по сравнению с этим ничтожны. А Франсуа... - продолжала Наваррская государыня, - Причина его побега в том, что он желает обрести подобающее место, государь, и добиться уважения. Я далека от того, чтобы его оправдывать. Я лишь отвечаю на Ваш вопрос и объясняю, почему от Вас бегут. Так вот: его мятеж это отчаянная мера. Одна из серьезных причин это постоянные унижения, которым его подвергали Ваши фавориты. Когда месье дю Гаст, который представляет Вас и является Вашей правой рукой, позволяет себе пройти мимо первого принца крови, дофина Франции, второго человека в королевстве, Вашего брата и демонстративно не поприветствовать его, это о чем-то говорит. Спросите-ка матушку. Она скажет Вам то же самое. До тех пор, пока королева Луиза не родит Вам сына, Ваш наследник именно Франсуа. Ваши люди же постоянно указывали ему на то, что он ничтожество, пустое место. Какое самолюбие это выдержит? Да. Этой Вашей беде виной тоже месье де Беранже. Я уже сказала Вам: в нем нет верности ни на йоту, помимо собственных интересов. И нет, я не признаю себя виновной без веских доказательств! Я не участвовала в заговоре, я не виновна, Ваше Величество, я не писала в ставку Франсуа! Можете карать меня за несуществующее преступление, но Вы совершите ошибку, - голос Маргариты звучал твердо и уверенно.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Неблагодарный! Вздрогнув от грохота кресла, видя исказившиеся черты брата, Маргарита зажмурилась. Ждала удара. Однако пощечины не последовало. Впрочем, лицо ее и без того пылало гневом и стыдом. Не она ли помогала в тайных свиданиях, тронутая этой историей? Конечно! Юная фея в плену у гугенотского гнома и ее прекрасный принц. Кого не тронет? Не она ли выслушивала излияния влюбленного Генриха? Не она ли осушала слезы несчастной, когда та рыдала у нее на плече, до полусмерти перепуганная приступами ярости мужа? Не она ли обещала, что всё непременно наладится, что будет развод и блестящее будущее, что нужно лишь немного обождать? Не она ли, пока король Польский развлекался в Италии и опустошал венецианские лавочки, навещала Марию в особняке Конде и наблюдая ее округляющийся стан, натягивала улыбку и всё еще оставляла место для надежды, правда, надежды безумной? Но нет, смерть не разбирает, куда приходить. Еще одна смерть, с которой столкнулась королева. Маленькая сирота осталась жить, но мир при этом обеднел на одну молодую жизнь, которая так толком и не успела начаться.
Мужской мир! Мужской несправедливый мир! Генрих купался во внимании матушкиных фрейлин с самого детства. Его победы над прелестницами можно занести в длинный список, в начале которого будут красоваться Шатонеф и Рюэ, и сейчас он, в полном сознании правоты, нещадно клеймил сестру всеми мужскими именами, которые только приходили ему на ум и которые разносили злые языки. Разумеется, ведь когда мужчина галантный кавалер, то женщина всегда шлюха. Кого же еще ей приписывают? Мерзкие шашни?.. Из темных глаз брызнули слезы, дышать было почти невозможно.
- Я забываюсь? Вы сломали мне жизнь, - глухо прошептала она изменившимся голосом, - Матушка, Карл и Вы, Генрих. Вы сделали меня несчастной. Вы сделали меня разменной монетой в своих играх. Как я просила отказаться от наваррского брака! Я ведь на коленях умоляла. Кто прислушался ко мне? Только вы проиграли, потому что ситуации не исправили, а, напротив, это привело к катастрофе. Сколько я помню себя, как только на моем горизонте возникала хоть малейшая тень любви, хоть облачко счастья, вы тут же отгоняли их и я опять погружалась в одиночество. Не удивляйтесь, что сами Вы несчастны. Это только следствие. Пеняете на интриги Алансона, обвиняете его в предательстве и считаете дурным братом? Не обольщайтесь: в действительности как брат Вы не стоите и мизинца Франсуа. Как раз он единственный из всей семьи и способен на братское чувство. Во всяком случае, меня он никогда не предавал.
Маргарита с трудом держалась на ногах, в глазах у нее потемнело. Проклятая женская слабость! Борясь с накатывающей дурнотой, молодая государыня покачнулась, попятилась и оперлась спиной о стену.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

На счастье Жийона не успела убрать чашу для полоскания и та стояла как раз рядом, на небольшом столике, только руку протяни. Маргарита опустила в чистую воду ладонь. Собственной холодной рукой немного остудила пылающий лоб. Стало немного легче. Во всяком случае, в глазах уже не было темно, а стена была надежной опорой.
Долг? Так вот как, оказывается, называется то, что сподвигло тебя со свистом сбежать в ночи из вверенного тебе государства ради крупного сладкого куска вместе с коронационными драгоценностями, солгать полякам, что ты вернешься, чуть не посадить на французский престол рядом с собой чужую жену? В польском договоре было прописано, что ты должен жениться на принцессе Анне. Почему ты не там? Ах, нет. Ведь еще раньше матушка сватала тебя с Англией и я должна была называть английскую королеву своей сестрой! Почему же ты сейчас здесь, на французском троне, братец, а не обеспечиваешь продление рода английской короне? Рыжей белолицей сорокалетней короне, у которой во рту, говорят, не хватает половины зубов, а на ногах больные вены, хоть и она пытается это скрыть и пляшет до упаду напоказ? Ведь все так прекрасно складывалось! Европа выла бы от досады и грызла локти: Франция и Англия в крепком союзе. Куда там остальным альянсам! С английским флотом мы дотянулись бы до небес. Конечно, протестантам пришлось бы дать свободы, ну так это не такая большая цена за усиление могущества. Дай-ка вспомнить, какими эпитетами ты тогда громко награждал Елизавету. И вот этот образец жертвенности напоминает мне о долге крови! Кто же из нас всё-таки прилюдно переступил через себя и держится приличий, а кто не имеет никакого стыда и границ, когда речь идет о желании или даже капризе, мой любящий брат, твое лицемерное, исполненное ханжества величество?
Маргарита не желала закончить жизнь немой. Она молчала, зато в своих мыслях ответила с упоением.
Тоскливым взглядом проводила молодая государыня дорогую сердцу вещь. Она не смогла сберечь это малое утешение, а Маргарита так любила украдкой, когда никто ее не тревожил, смотреть на эту миниатюру и вызывать в памяти нежные минуты. Однако в конце концов, это лишь вещь. Главное, что тот, кто изображен на портрете, жив и здоров. Этого довольно. Скоро она увидит его лицо вживую.
Екатерина бывала с дочерью ласкова в двух случаях. Во-первых, когда ей было что-то нужно, а во-вторых, когда находилась в благостном настроении. Последнее бывало редко. Соответственно, в любых других обстоятельствах Маргарита и не ждала от матери поблажек или благосклонности. Однако сейчас угроза была сильная и так легко могла воплотиться в жизнь, что у молодой женщины сердце ухнуло в пятки. Бастилия с крысами и каплями с потолка вряд ли могла ее ожидать, не той тяжести проступок, не доказаный да и не хватит у Генриха духа, как бы он ни был зол. Притом главное последнее, ибо ясно, что стоит королю действительно пожелать и найти повод можно даже на мушиной лапке. А вот монастырь с жестким уставом это намного проще. Передвигаться на его территории, конечно, можно свободнее, чем по камере, только для молодой женщины это было бы равнозначно настоящей тюрьме. Бывали у Маргариты часы, когда на душе становилось невыносимо и ей хотелось уехать отсюда прочь, в Наварру. Деревня? Ну и пусть. Она соберет там такой двор, что это крошечное королевство засияет, как алмаз после огранки. Она объединит вокруг себя самых талантливых людей, привлечет меценатов. Но монастырь! Ее добрая матушка знала, куда бить. Да она же успеет умереть там, за этими каменными стенами, пока ее вернут! Нет-нет.
Супруга Беарнца спрятала испуганные глаза.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.