Маргарита положила узкую кожаную полоску между страниц книги и бережно закрыла большой и толстый фолиант, обтянутый бордовым бархатом. Во многих вопросах молодая королева относилась к книгам бережнее, чем к людям и не всегда роль играла цена. Зачастую текст был куда ценнее, как в этом случае. На бархате виднелись небольшие золотистые буквы "Эразм Роттердамский «Способ писать письма»".
- По сравнению с Польшей я вообще почти дома. Хотя Памплона дыра не хуже Кракова и Варшавы. - Марго сидела на мягком диване, поджав ноги, скрытые под бархатом зеленого платья и смотрела на брата, снизу вверх, как она умела это делать - выжидающе и чуть насмешливо. - Кроме того, что там говорят по-французски, хотя и с диким горским акцентом. Два месяца назад мне представляли одного английского капитана. Он был с Хокинсом в Вест-Индии и просил денег для снаряжения новой экспедиции. Среди них были французы, так что не прибедняйся. Так вот он рассказывал и показывал вещи несомненно забавные. Исходя из его рассказов даже твоя Польша цивилизованное и близкое место.
Маргарита провела пальцами по бархату закрытой книги.
- Шарль денег не дал. Да и откуда у него такие суммы? А там золото. И испанцы. Вот скажи, будь ты на месте Шарля, дал бы денег, людей и корабли? - Как всегда Марго интересовали вещи далекие от настоящих нужд Французского королевства - войн, религии и всего остального. - Говорят, там очень красиво. А еще говорят, что местные жители не носят одежду и едят друг друга. А еще говорят, что там страна Вечной Молодости.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

- Я тебя умоляю. Никуда ты не уплывешь. Для этого нужно быть или очень смелым, или очень глупым. Ни тем ни тем ты не являешься. Ты и в Краков не поехал бы, будь твоя воля. Но тут воля не твоя, да и не только тут. - Маргарита говорила достаточно резко и чуть поморщилась, словно от физической боли. Жалеть Анри ей совершенно не хотелось. - Ты едешь в страну, о которой даже представления не имеешь. Кроме схиматиков и католиков там есть и столь любезные твоему зятю гугеноты. Забыл письмо от сеймика?
Маргарита попробовала вспомнить, присутствовал ли брат на чтении послания от польского малого сеймика полтора года назад. Письмо было наглое, злое и изложено латынью с непривычными оборотами. Содержание, в двух словах, отражало сильное недовольство части польских магнатов-протестантов событиями ночи Святого Варфоломея. Только из этого послания Маргарита, за свою жизнь прочитавшая больше книг, чем все ее братья и их миньоны, с удивлением узнала, что и в Польском королевстве предостаточно гугенотов, и то, что они там не на последних ролях.
- Не сломить? Брось, Анри, ломают мужчин. Я тут при чем? - Королева снова провела пальцами по бархату книги.  Смотреть в спину стоящего у окна брата ей не хотелось. Недовольство руслом разговора медленно накапливалось в молодой королеве. Анри хочет жалости? Бедный мальчик выброшенный из дома в далекую дикую страну? К черту. Если ему хочется жалости, то он не по адресу. Если кого-то в этой комнате и нужно было жалеть, то это точно был не король Речи Посполитой. - Женщин насилуют, а не ломают. Хотя кому я это рассказываю, ты ведь принимал самое деятельное участие в моей свадьбе.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Маргарита второй раз недовольно наморщила светлый высокий лоб. Ее брови чуть сошлись, а в глазах появились те самые искорки, которые так нравились тем, кого она любила и которые предвещали крайне неприятные моменты тем, кого она недолюбливала. Впрочем Генрих не относился ни к той, ни к другой категории, или, если быть совсем честными, частично принадлежал обеим, в зависимости от своего поведения. Как и всегда в жизни, отношения между людьми чуть сложнее, чем Вселенная, как ни пробуй упрощать.
- Я ничего не забыла. - Голос Маргариты подтверждал  - она действительно ничего не забыла и при этом далеко не в восторге от этих своих воспоминаний. Хотя нужно отдать ей должное, обычное свое раздражение, связанное с ночью Святого Варфоломея и свадьбой, королева постаралась в себе подавить. И хотя политика ее мало занимала, Маргарита всегда интересовалась теми вопросами, которые представляли угрозу для ее близких. Польская корона была одной из таких угроз. - Анри. Польша... Польша не край света и не склеп, оттуда возвращаются. И ты прекрасно это знаешь. Тем более, что Монлюк подписал такие вещи, которые Франция может выполнить только на бумаге самого Монлюка. Все будет не просто.
Маргарита помнила ярость Анри, когда тот подписывал бумаги польской делегации. Там и правда было от чего прийти в ярость, но он подписал. Матушка мечтала видеть его королем и не делала тайны из этой своей мечты. А что касается методов, то тут любые методы хороши. Взять хотя бы ее собственную свадьбу. Маргарита снова помрачнела.
- Ягеллонка куда неприятнее, чем Наваррский. Даже если не учитывать, что она старше его в два раза. Все будет не просто. Шарль не даст денег на ежегодные выплаты. И флот не даст для Балтийского моря. - Маргарита опустила ноги на пол, подошла к брату и положила руку на его плечо. Ей не нравилась эта ужасная авантюра. Одно было хорошо - Анри остановил осаду Ла-Рошели и вернулся в Париж живым. - Послушай меня. Все, что я от тебя прошу - вернись оттуда живой. Это не так уж и мало.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

Маргарита приняла бокал, обвила холеными белыми пальцами ножку, прищурила на Анжу пресловутые темные глаза. Даже теперь, несмотря на значимость минуты, она не намерена была отвечать на столь прямой вопрос - тем более, чем больше желания получить положительный ответ она видела во взоре братца. Была ли то маленькая месть за то, что он переспросил после ее столь ясных слов, всё-таки нуждаясь в подтверждении? Отдавала ли она дань извечной женской привычке  - действовать вопреки? Или так и не смогла сейчас, хотя бы на время, избавиться от выработавшегося за долгое время их противоречий инстинкта, именно относительно Генриха?.. Что бы это ни было, но баланс на лезвии между приличествующей "последнему" разговору откровенностью и понятной в свете их отношений легкой отстраненностью устраивал ее полностью. Чтобы окончательно стереть холодок, явно нужно было нечто большее, чем прямой вопрос перед долгой и возможно опасной разлукой с прикосновением к руке, этаким честно-проникновенным взглядом и завершающим  поэтически-ностальгическим аккордом. Вряд ли Генрих всерьез рассчитывает, что ему это полностью удастся, даже теперь. И всё же он пытается это сделать. Да, так смотреть умеет лишь ее братец. Что и говорить: в этом умении пользоваться щедрым даром природы - выразительностью глаз и подвижностью лица - ему равных еще поискать.
- Что-то плохое? Можно ли назвать действительно дурным то, что всё же поможет тебе вернуться из этой - как ты, Анри, выражаешься - дикой варварской Польши? - она пригубила вино, - а письмо... Ну что ж - пусть фон будет жалким. Главное, чтобы оно дошло, и его содержимое. Не так ли?  Я вспоминала нашу бабку, - скривила в мрачноватой усмешке яркие свежие губы Маргарита, - мою тезку. Она даже крошечный дикий Нерак смогла превратить в почти культурную гуманную столицу... Забавная коллизия, верно?.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

- Не переживай, братец. Какой бы ни нашел - хуже-то уж вряд ли будет. Я думала, ты это уже понял под Ла-Рошелью, - отвечала молодая королева.
Гражданские войны были самым тяжелым испытанием несчастной Франции, которая всё еще оправлялась от событий двухлетней давности. Маргарита с самого начала не верила в необходимость произошедшей бойни. Многие считают, что раз она была образованнейшей женщиной ее времени и дочерью Медичи, то она настоящий политик, хладнокровный и расчетливый. На самом же деле достаточно посмотреть на факты ее жизни, чтобы убедиться: эмоции постоянно играли с ней злую шутку, однако она не считала нужным их обуздывать. Она и посейчас помнила эту смесь животной ярости и животного страха, которые раскалили пахнущий кровью воздух августовской ночи и последующих за ней ночей. Помнила собственную рубаху в кровавых пятнах. Ей еще долго казалось, что ее одежда пахнет кровью. Молодая королева не желала разбираться в том, кто был больше виновен. Однако то, что цель не была достигнута, было очевидно. Протестантов стало меньше, однако их не истребили. Вдохновленные, озлившиеся, они лишь еще сильнее укрепились в своей вере и Анжуйский недавно своими глазами убедился в этом, меся грязь у стен основного их форпоста. Пока же Франция не выберется из пучины этих войн...
А вот о Наваррском одновременно с Гизом несчастному польскому королю было лучше не вспоминать.
- Заслуживаю лучшего? Дай-ка я тебе напомню, любезный братец, - мурлыкнула с сияющей улыбкой Маргарита, а ее темные глаза потемнели еще сильнее, приобретя цвет тутовника, - каких-то несчастных два года назад ты так не считал. Ну да, да, я понимаю. Обстоятельства после известных событий изменились и французская принцесса крови вдруг резко стала не парой горному корольку, верно? Мезальянс! Но мы, кажется, это уже проходили, Анри, нет? Да и не единожды. Считаешь, я передумала?
Она еще не знала, что через короткое время и с этой стороны ее ожидает предательство, что ее вольнолюбивый муж, не выдержав заключения в золотой клетке со змеями и спасая собственную жизнь, вернется на родину. Бросит ее без защиты и поддержки заложницей, на которой хорошенько отыграются за бегство "королька".  Этого она Наваррскому до конца жизни не простит и сочтет себя избавленной от каких-либо обязательств перед ним. Наложенная на рану рана рубцуется еще грубее. История с Гизом, хотя чувства к этому нордическому красавцу давно изменились, надолго выбила ее из колеи. Однако вдобавок к этому еще  и доверие к мужу, которого она сочла было настоящим другом и которого с яростью львицы защищала тем августом, будет безнадежно подорвано.
Но всё это будет потом.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

На самом кончике языка вертелся ядовитый ответ. Как сладко поет! Генрих предлагал сейчас всё забыть. Но как? Память услужливо подсказывала моменты, которые жгли, как жжет кожу воск оплавившийся свечи.
Жила и живет на востоке такая пляска, которая именовалась "укусом осы" - своеобразная родоначальница великого искусства восточного танца. В течение всего танца плясунья отгоняет от себя воображаемую осу, которая всё норовит залететь под ее покровы. В завершение танца плясунья остается либо в одном-единственном покрове, а то и вовсе без него, а оса достигает-таки своей цели. Нечто подобное происходило и здесь, однако судорога была душевной, а не телесной, и настоящей, а не воображаемой.
Оооо, Марго отлично помнила минуты в Плесси-ле-Тур. И помнила ту наивную дурочку, которая восприняла поручение брата, словно манну небесную. Как она тогда гордилась. Как же! От нее зависит положение уезжавшего в войска Генриха, когда тот вернется. И не его ли возвращения она так ждала? "Будь рядом с матушкой, будь вхожа в ее покои, только ты можешь сохранить то, что я имею"... Она и перед матушкой тогда благоговела. Сколько всего произошло с тех пор - ей больше не хочется ни уважения, ни защиты матери. От щенячьего выражения в глазах ровно ничего не осталось. А Генрих...
"Потому что люблю". Да нет. Не поэтому. Любить-то ты любишь, братец, пусть и весьма по-своему. А только спасовал тогда перед собственными внутренними демонами. Растерялся, сам не понимал, что делать. И однако всё-таки сделал. Ради высоких целей и на благо Марго, как до сих пор уговариваешь себя? Воистину ли во избежание непредсказуемых последствий? Или из самой черной ревности к тому, кто по семь раз на дню бывал то лучшим другом и чуть не наперсником, то злейшим соперником в католическом лагере, в зависимости от крена политической ладьи? Это было неважно теперь. Да и не бывает любовь разрушающей. Разрушающей бывает лишь страсть.
Хуже было другое. Маргарита, кажется, слишком еще любила брата, чтобы простить. Или?
Королева закрыла глаза. Генрих касался ее лица, волос, шеи, и она никак не могла понять - чего хочется больше, резко отстраниться или потянуть эту минуту - воспоминание о прошлом?
С губ Маргариты невольно сорвался всхлип, но она сразу же овладела собой и нашла силы заговорить.
- Ты хочешь, чтобы я простила тебя? Я тебя простила, Анри. У нас одна кровь в жилах течет. Ты семья мне. Но вот забыть. Тут уж я не властна. Память - она ведь сама по себе существует. Хочешь - и не можешь. Такими, как мы были, нам уже не быть. Ушла невинность. Ушло время, когда мы могли друг другу поверять всё. Ушло. Такое не возвращается, как утекшая речная вода.
Нежные веки вновь поднялись, взметнув ресницы и открыв глубокую темноту по-ночному бархатистого пристального взгляда. Углы губ горько кривились.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

- Не оглядываться? Если бы это было так просто. Я буду говорить с тобой прямо: совершенно необходимо надеяться на лучшее в жизни, Анри. Иначе она тебя раздавит и можно повредиться рассудком. Но надеясь, не стоит позволять себе быть слишком уверенным в том, что так всё и будет. Иначе тебя раздавит разочарование, - тихо заметила Маргарита, чуть качнув темнокудрой головой и глядя прямо в глаза Генриха. Ее брат, попавший из-под медных труб и матушкиного крыла прямиком в дикую Польшу, всегда был мечтателем. И теперь она всерьез опасалась, что его крылья будут грубо смяты. Слушая восторженные и по-юношески пылкие речи польского короля, молодая королева крошечной Наварры думала -  неужто он и в самом деле так уверен в том, что будущее сможет разрубить этот гордиев узел? Неужто не понимает, что с течением времени всё всегда становится лишь сложнее?
Марго никогда не страдала грехом уныния - уж чего-чего, а именно этого греха за дочерью Медичи почти никогда не водилось. Однако она успела пережить за свою еще пока короткую жизнь достаточно, чтобы понять - липкая паутина трудностей и неоднозначностей после того, как минует нежная юность, становится куда плотнее. Становится невозможно отмахиваться от них легким движением руки - ибо не успеешь расправиться с одной,  уже назревает вторая, за ней спешит третья. Такова жизнь.
Когда Марго успела повзрослеть? Во время своей болезни, когда чудом выжила и когда - удивительное дело - вся семья сидела у ее постели, несмотря на заразность той лихорадки? Бедняга Анри тогда, как говорили, винил в ее состоянии себя и едва головой о стены не бился... Даже Гиза привел к ней в комнату сам.
А может, не тогда, а ночью в доме епископа, перед тем, как окончательно стать в главном соборе Парижа красиво упакованной разменной монетой?  То была длинная ночь. Опухших покрасневших глаз "счастливая" невеста не сомкнула, так что подумать времени было вдоволь.
Или же не тогда, а во время Варфоломеевской мессы?..
Много чего миновало и ничто не прошло бесследно. Неоднократно обжегшись на молоке, теперь Маргарита старательно дула на воду. Но и слишком резко заземлять брата она не желала. Очень уж любила его, несмотря ни на что.
- Увидим, Анри, увидим, - заключила молодая королева, - не будем смешить Создателя планами. Живи покамест сегодняшним днем - мой тебе совет. Езжай с Богом, делай то, что должен и возвращайся во Францию. Ты сам понимаешь, что это будет не сегодня и не завтра - времени и обстоятельств наверняка будет достаточно для нас обоих, чтобы измениться. Не уверена, что ты меня застанешь в Париже,  я ведь не завишу от себя, но я буду ждать от тебя писем и буду отвечать на них.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.

- Разумеется, я буду находиться подле нее, пока я здесь, -  искренне пообещала Маргарита, - но если ей и понадобится чья-то поддержка, братец, то это уж явно буду не я, -  молодая королева допила остатки вина из своего бокала и усмехнулась. Вернула бокал на стол, серебряная ножка звонко поцеловала столешницу, соприкоснувшись с нею.
Генрих, как ей показалось, касательно матушки говорил искренне. Ну нет уж  - слишком не в характере их матушки было изливать на других свои волнения. Скорее, она будет громко смеяться и шутить - однако не допустит никого до неизведанных даже собственными детьми недр души. Свои переживания она будет хранить и никому не позволит их с нею разделить. А особенно Маргарите, к которой она в последнее время не пылала благосклонностью. История с Гизом, потом противление Марго запланированному браку и категорический отказ рассечь ставшие ненужными узы, воспринятый как упрямство озлившейся своенравной девицы. Катерина, хотя и видела, сколь горяча кровь дочери, привыкла ее видеть покорной и довольно спокойной - той хватало ума ластиться, кивать и скромно опускать ресницы, когда ее примеряли то эксцентричному Себастьяну Португальскому, то инфанту, несостоявшемуся супругу несчастной покойной Елизаветы, о котором ходили самые неоднозначные слухи... А уж после того, как Маргарита сперва не на шутку взбунтовалась против замужества с Наваррцем, а теперь явственно показала, что намерена предпочесть союз с ним интересам собственной семьи, Екатерина, кажется, и вовсе стала с нею холоднее прежнего. Это были совершенно насущные факты.
- А встретить... Будь уверен, встречу, - глядя в лицо брата, который как раз касался ее щеки, прищурила глубокие темные глаза. Пусть хоть горы рушатся и небо свивается в свиток. Наварра так Наварра, Памплона так Памплона, а может, и Париж... Только тот, кто полностью лишен был нюха, или кому лень было повести носом, не чувствовал приближения грядущих перемен в воздухе. А воздух, несмотря на зимнее время, казалось, не остывал... Но она выстоит. Выживет, приспособится, и даже найдет в жизни светлые стороны. В дерзком шепоте брата она не видела причин для угрызений совести. Маргарита никогда не была жестокосердной и черствой. Однако Карл умирал... И независимо от того, какие отношения связывали его с каждым членом семейства... И это было очевидно.

Подпись автора

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.